– Ты просишь прощения? – это прозвучало без малейшего удовольствия. – Прости, что я пришел тебя убить. – Ах, ну да. Ну, стало быть, теперь все в порядке. – Меня… обманули. Но это объяснение, а не оправдание. Простите меня – ты и все остальные. – Не принимается, – сурово ответила она. – Твои извинения – просто сотрясение воздуха. Погибли люди. И погибнут еще, – у нее почти перехватило горло. – Что вообще значит твое «прости»? – Ничего, – согласился Малкольм, – пока я все не исправлю. – И как же ты намерен это сделать? – Остановлю ее. А потом найду способ помочь Нельсону. – Кто, к бесам, такой Нельсон? – поинтересовалась женщина. – А кто такие бесы? – заинтересовался Казимир. – А затем, – продолжал Малкольм, обращаясь исключительно к Саре, – если пожелаешь, ты сможешь вернуться со мной в тот мир. Вот так я все и исправлю. – Ты не можешь знать, что в состоянии сделать хоть что-то из этого. – Меня учили, – очень ровным, спокойным тоном ответил Малкольм, – что я могу сделать что угодно, если направлю туда свою волю. К несчастью, до сих пор это так и получалось. О, хоть бы она почувствовала искренность этого обещания! Ради выполнения священного долга Верящим дозволялось лгать – он и сам делал это много раз, выезжая на безупречно честной репутации. Но в фундаментальную истину клятв они верили. Драконы считали их священными и презирали людей, которые так не думали. Он свое обещание сдержит. Пока непонятно как, но это Малкольма сейчас не волновало. Он найдет способ. Одновременно с этим он молча, про себя, повторил обещание Нельсону. И дал еще одно, выполнить которое будет, наверное, тяжелее всего… – но он выполнит. Выполнит. Мужчина встал с ружьем наперевес. – В общем, – сказал он, – лично я никакого дракона не видел и не стану дальше сидеть тут и слушать всякий вздор. Дарлин, если ты себя чувствуешь в безопасности с этими людьми, я уйду и оставлю вас. Но мой тебе совет – дай я выведу их всех вон. Что бы она ни собиралась ему ответить, сделать этого не удалось – в дверь постучали, да так крепко, что все в комнате подскочили. Не успела она дойти до дверей, как постучали снова – крайне нетерпеливо. На пороге стоял мужчина в полицейской форме. Кто он, Малкольм не знал, но возненавидел его с первого взгляда. – Шериф Келби, – женщине удалось сказать это сразу и зло, и напуганно. Сара побледнела как мел. – Шериф Келби?! – Так-так, – сказал новоприбывший (слишком громко, слишком притворно-дружелюбно). – У вас тут молитвенное собрание, как я погляжу? Он обвел взглядом комнату – задержался на Малкольме с Казимиром… и вытаращился на Сару, которая уже была положительно цвета пепла. Рожа шерифа Келби сделалась кислой – вернее, еще более кислой, чем была. – Ты сейчас объяснишь мне, что здесь происходит, Дарлин. Сара уже открыла рот, но женщина успела первой: – Моя племянница. И нет, я не обязана отчитываться в том, что происходит в моем собственном доме. Это частная территория, шериф. – Я что-то в этом не уверен, Дарлин, – оскалился гость. – Особенно когда вижу старика Хсао с заряженным дробовиком. Вот так он и произнес это имя – и вышло на редкость гадко. – Что вам тут надо, шериф? – женщина явно нервничала, но и мириться с его присутствием особым желанием не горела. – Чего мне надо, Дарлин, – шерифа ее отношение к делу не обрадовало, – так это чтобы кто-нибудь объяснил мне, какого черта на меня сыплются сообщения про какую-то зверюгу, что вылетела с вашей фермы и усвистала в горы. – Мы тоже не в курсе, что это было, Келби, – сказал Хисао, не опуская ружья. – Вот именно это мы сейчас и обсуждаем. – А еще я хочу знать, Дарлин, – продолжал, подчеркнуто игнорируя его, шериф, – и прямо сейчас – что это за чужаки, – он ленивым жестом начал отстегивать с ремня мерзкого вида дубинку. – И свои ответы я получу, можешь мне поверить. 18 Она была голодна… хотя это еще слабо сказано. Вдобавок к самому настоящему пламени, горевшему у нее в животе, и куче яиц, которые быстро – подозрительно быстро! – созревали, у нее был еще и пустой желудок. Она знала, чем питаются драконы: почти чем угодно. Для созданий столь потрясающего величия они были не слишком разборчивы по поводу того, что загружали к себе в утробу. Еще дома, в Канадских пустошах, ей случалось видеть, как они пожирают живых лосей, деревья – как-то раз даже стоячий камень. Понятно, что такие совершенные создания просто-напросто выше всех этих низменных потребностей… но теперь, когда это стало делом, так сказать, сугубо личным, она невольно задумывалась: может, драконы просто все время настолько голодны, что им все равно, что жрать? Даже Канадские пустоши не всегда были пустошами. Она уже съела достаточно снега, чтобы не чувствовать жажды (драконам по очевидным причинам нужно очень много воды), но ее незнакомая пасть буквально истекала слюнями при мысли… да почти о чем угодно. Она принюхалась. Где-то были олени… и еще олени, другой породы. Ага, вапити. Не особенно близко, но она вообще-то сидела сейчас на вершине горы. Ближе мелькал мускусный запах горных коз, не такой симпатичный, конечно… но ей почему-то было почти все равно. Она снова снялась со своего пика, все еще дрожа от счастья, что может отрываться от земли – это при таком-то размере и весе! Она воспарила над облаками, кружила, поворачивала, проверяла крылья – ни одно из них больше не болело. Сломанная лапа еще ныла, но срасталась на такой скорости, что мозги сворачивались… отсюда, возможно, и голод. Она спикировала вниз, сквозь покров туч: нос вел ее к утесам и пещерам, где обитали горные козы. Зрение, кстати, тоже стало острее. Вот сейчас она с расстояния в три тысячи футов (почти полмили!) ясно различала горную козу на уступе: стоит, моргает, белая шерсть развевается на ветру. Интересно, у них тут вообще хищники есть? Если западный Вашингтон хоть в чем-то похож на западную же Канаду, тут должны водиться медведи… и пумы. Но с воздуха-то коза точно никого не ждет! На самом деле это был козел – крупный самец. Рога – просто приз для любого охотника! Вверх он не смотрел до последней секунды, бедняга. Один испуганный взвизг – и вот он уже у нее в пасти: зубы пронзают плоть насквозь, кровь хлещет в глотку. Она оттолкнулась от камня и взмыла обратно в небо, проглотив добычу целиком. Так-так… Интересно. Дело не только во вкусе – он коснулся языка лишь мельком… хотя кровь все еще омывала десны и еда была жива, когда ее глотали, – но главное не это. Главное, что она ударила в желудок острым, но кратким блаженством, которое тут же сожрала, испепелила ненасытная топка организма. Да! Еще. Она чуяла поблизости еще коз, но, где бы они ни были, теперь еда улепетывала во все лопатки перед лицом этой новой угрозы с воздуха. «А, неважно. У нас еще есть целый лес у подножья». И она отправилась на охоту. С оленями все оказалось предельно просто. Как и козы, они не завели привычки смотреть вверх, так что она с легкостью изловила лань – просто взяла ее зубами с земли, пока ни о чем не подозревающее копытное мирно паслось на опушке. Остальное стадо немедленно ринулось под защиту деревьев, но она просто прошла сверху, выглядела прогалину, нырнула и взлетела с молодым самцом, а потом с еще одной оленухой, которые тупо метались туда и сюда. О да! Вот теперь отлично. Она немного отдохнула в поле… хотя «отдохнула» – снова не то слово. По жилам бежало столько энергии, что сидеть неподвижно было положительно невыносимо. Некоторое время она резвилась в снегу, прорывая глубокие борозды тремя рабочими лапами (левую переднюю все еще приходилось держать на весу). Хотя с чего бы это? Она вытянула лапу вперед. Та чувствовала себя хорошо. Даже более чем хорошо. Гудящая внутри сила гудела и в лапе – до самых кончиков когтей. Она поставила лапу на землю, медленно перенесла на нее вес – кости выдержали. Даже не больно! Всего каких-то несколько часов – и она здорова! Драконы даже еще круче, чем она думала. Она вгрызлась когтями в мерзлую землю, зачерпнула порядочный ком, подняла, отшвырнула: он с легкостью улетел футов на сто. Она задрала свою длинную шею и выдохнула струю огня – просто так, от радости! – хорошенько взревела и послушала, как по ущельям скачет перепуганное эхо. Потом она вновь подняла свое гигантское тело в воздух – наперекор потоку снежинок, – туда, где ветры ярились сильнее, хлестали кнутами вдоль ледника, но она ориентировалась в них с легкостью, заставляла стихию принять себя, приспособиться, а не наоборот. Хижину она обнаружила внезапно. Нет, людей она и раньше чуяла – вдалеке, изолированных, одиноких, а еще городишко, в нескольких милях дальше по склону: пара сотен человек прянула ей прямо в ноздри лакомым запахом, застала врасплох. Но хижина просто возникла перед ней откуда ни возьмись – посреди луговины, промеж деревьев. Прямо перед ней она и приземлилась. Внутри был человек. Мужчина. Один. Раньше ветер, видимо, уносил запах в другую сторону – другого объяснения она не нашла, – потому что сейчас он вдруг оказался весь здесь, потек ей в нос живым благовонием. Изменился… стал терпким, металлическим – страх, вот что это такое, осознала она. Человек ее увидел, разглядел через нелепые крошечные окошки по обеим сторонам двери. Он, наверное, сам только что пришел – вон еще даже огня не разложил. Ну да, вон и следы на снегу, совсем свежие. Явился поохотиться на оленей, которыми она славно попировала – а кого не съела, тех разогнала. Бедняжка. Почти жалко его. Собрался по одну дичь, а тут, гляди-ка, – другая… Она приблизилась к двери, еще не очень уверенная, что собирается делать… а потом, сама себе дивясь, протянула четырехпалую лапу и – просто постучала. Человек распахнул дверь, рванулся наружу, вскидывая ружье, крича на нее, целясь на бегу. Она проглотила его в один присест, вместе с ружьем – которое разрядилось у нее в пищеводе… по ощущению это было как царапинка от недожеванного чипса. Она захлопала своими огромными крыльями, наполнила огромные легкие и дохнула на домик огнем, горячее вулканной лавы. Он даже не то чтобы загорелся – скорее, распался, разлетелся облаком пламенеющих щепок, улетел, сдутый, в лес. Там занялись несколько деревьев, но в основном все просто потухло в снегу. «Я только что съела человека», – подумала она про себя, так и не найдя способа выразить мысль по-другому, не настолько грязно… – и рассмеялась, бездумно, легко. Знать о себе такое, так ломать табу… Ясное дело, она убивала и раньше… но никогда еще не пожирала, – от этого кружило голову. Почему драконы не правят той землей, откуда она пришла? Почему они поколение за поколением мирятся с изгнанием в пустоши? Как вообще можно жить день за днем с таким могуществом, такой властью – и никогда ими не пользоваться? А все потому, что люди и драконы договорились. Скверно договорились – ее этот пакт несказанно злил даже сейчас. Она обернулась туда, где вдалеке лежал во мраке город. Ее увидел ребенок. Ребенку вообще-то полагалось спать, но ему – ей, девочке – уже насмерть наскучили долгие холодные ночи, которые еще только-только начали укорачиваться. Папа ребенка имел весьма однозначное мнение на тот счет, в котором часу восьмилеткам уже пора баиньки. А вот по поводу книг под одеялом при свете старого армейского фонарика – его же собственного, еще с войны – он был не так строг. Девочка читала «Маленький домик в большом лесу». – С ним сразу почувствуешь себя как дома, – сказал папа, ероша ей волосы, когда она открывала подарки на Рождество.