Живность Полину не боялась, подходила близко, тыкалась в руку, съедая угощение – то ломоть хлеба, посыпанный солью, то морковку или яблоко, – но стоило шевельнуться кому-то из охраны, как звери заполошно бросались прочь. – Почему они вас боятся, а меня нет? – спросила она у подполковника Свенсена, который в один из дней выехал вместе с королевой, чтобы лично проверить место, где она гуляет. – Вы супруга сына Хозяина лесов, ваше величество, – добродушно пояснил комендант замка Бермонт, цыкая на наглую белку, примеряющуюся, как бы прыгнуть с сосны на королеву. – Ему подчиняются все звери. Они чувствуют это и идут к вам, несмотря на то что и вы, и Демьян пахнете хищниками, как и мы. Полине скоро надоели снежки, и она поднялась, решив пройтись и подумать, чем заняться завтра. Все эти дни она исправно писала письма мужу, принимала просителей, даже участвовала в нескольких выездах по военным частям Ренсинфорса, где произнесла зажигательные речи о том, что спокойствие мирных граждан столицы зависит от бравых солдат и она лично, королева, глядя на них, тоже спокойна. На ее столе лежала целая стопка с просьбами посетить важные мероприятия, так что выбор был. Но ей ничего не хотелось. Ей хотелось к Демьяну. Однако Полина точно знала, что сейчас не время мешать ему. Она может только помочь, занявшись его делами здесь. Поэтому – да, и посетит открывшийся завод и раненых бойцов, и выпьет чаю с женами линдморов… и много чего еще сделает, только бы он гордился ею. Она шагала по скрипящему, кое-где оплавленному весенним солнцем снегу, а охрана, рассыпавшись, неслышно закрывала ее от возможных злоумышленников. Было тихо. Тронутый только звериными следами снежный покров сверкал белизной, и Поля снова погрузилась в ощущения того, как течет к ней первородная энергия, свежая, чистая… – Королева! Раздалось рычание, глухие ругательства. Полина с удивлением подняла голову, щурясь на ярком солнце, – гвардейцы шагах в двадцати сбоку от нее крутили руки голому обросшему мужику. – Королева! – снова позвал он яростно. Его швырнули на колени. Она еще сощурилась, приставила ладонь козырьком к глазам и шагнула вперед. И с удивлением узнала в скрученном дикаре главаря заговорщиков Ольрена Ровента. Сейчас он скалился и утробно ворчал, стоя с заведенными за спину руками, но вырваться не пытался и, кажется, совсем не чувствовал холода. – Мне нужно поговорить с тобой! – рычаще рявкнул он. – Ваше величество, не подходите к нему, – предупредил командир группы охраны. Гвардейцы окружили королеву, защелкали затворы автоматов. Часть бойцов прочесывала лес. Им и так попадет от Свенсена, что не заметили Ровента, подпустили близко. Будь у него оружие – вполне мог бы выстрелить или метнуть нож. – Я один, – сообщил он громко и презрительно оглядел напряженных гвардейцев. – Я не нападу, клянусь. Мне надо, чтобы ты послушала меня! Пол сжала зубы и, отвернувшись, пошла к опушке, где ждали машины. Этот берман хотел убить ее Демьяна. Позади раздались раздраженное рычание, звуки возни, быстрых шагов и ударов. Пол, не оборачиваясь, ускоряла шаг, хотя внутри все сжималось. – Прошу! – крикнул он сдавленно. – Ваше величество! Вышло у него это так, будто он через силу выталкивал из себя слова. Снова раздались звуки борьбы. Полина еще ускорилась. – Моя королева! – прокричал Ровент со злостью, сквозь которую пробивалось отчаяние. – Ты моя королева! Я прошу! Прошу тебя о милости! Пол поморщилась, потерла ладонью замерзшие нос и щеки и со вздохом остановилась. «Твое слово – милосердие», – прозвучал у нее в голове тонкий и скрипучий голос доброго Тайкахе, мудрого Тайкахе. И Полина обернулась. Линдмор, отбиваясь от охраны, рвался за ней, но его отшвыривали, пытались вязать, он ревел и бился в руках гвардейцев, и в чертах Ровента проступало все больше медвежьего. – Уберите его скорее! – резко скомандовал командир группы. Полина снова вздохнула. – Стойте, – звонко приказала она и подняла руку. – Он просил о милости, и я не откажу. Только, пожалуйста, дайте ему во что-нибудь одеться. – Чего ты хочешь, Ольрен Ровент? – спросила она, когда бермана, уже одевшегося, подвели к ней. Глава клана одичал, зарос, и глаза его были звериными. А еще – тоскливыми. – Король наказал нас, – сказал он глухо. – По праву своему наказал, я не оспариваю его право. Он связал нас с тобой своим словом, и, когда мы стали оборачиваться после полудня, поняли, что ты возвращаешься. – Возвращаюсь, – согласилась Полина. – Благодаря Демьяну. Так чего же ты хочешь, Ровент? Отменить наказание? Считаешь, что оно сурово, после того как вы предали и его, и меня? – Нет. Будь моя воля, я бы не оставил в живых нарушивших слово и пошедших против Хозяина лесов, – рычаще проговорил Ольрен. – Наказание мягко, и король проявил слабость. – Чушь какая! – резко ответила Полина. – Только глупые люди принимают милосердие за слабость! – Ты чужачка! – рыкнул Ровент, оскалившись, но Пол, выпрямившись, выдержала его дикий взгляд, и он моргнул удивленно – медвежьи черты снова пропали – и опустил голову. – Ты многого еще не понимаешь, потому что чужая Бермонту, – продолжил он тише. – Но ты смела и верна, и я клянусь, что больше не пойду против тебя. – Я уже не чужая, – сердито возразила Пол. – Посмотри на меня, Ольрен Ровент! Я люблю эту землю и вашего короля. И эта земля приняла меня, и Великий Бер принял, и его сын назвал меня женой. Что с того, что я не родилась в Бермонте, если мое сердце здесь? И третий раз я тебя спрашиваю: чего ты хочешь? Ты пришел извиниться передо мной? – Нет, – буркнул линдмор и замолчал. Пол вздохнула и развернулась, чтобы уйти. Иначе она так до оборота ни о чем проговорит. – Подожди, – сказал он ей в спину. – Попроси его принять нас в действующую армию. И на время войны вернуть нам возможность свободного оборота. Тебя он послушает. – А вас – нет? – скептически уточнила Полина, поворачиваясь. Ольрен Ровент Ровент качнул головой. – Не станет слушать, разорвет. Сын мой, как началась война, пытался просить его за нас и получил отказ. Поэтому я начал искать встречи с тобой и пришел к столице. Берманы моего клана, живущие в городе, сказали, что твой кортеж каждый день ездит по одному маршруту к лесу. – Он сжал кулаки. – Поговори с мужем. Тебя он не тронет, иначе не стал бы я через женщину своего добиваться. Сама посуди: нас восемьдесят сильнейших берманов. Мы встанем за его спиной, станем его опорой. И наши войска приучены служить нам. – Откуда мне знать, что ты не предашь повторно? – спросила королева. – Как я могу уговаривать Демьяна, зная, что ты можешь ударить в спину? Берман зарычал, глаза его пожелтели. Гвардейцы придвинулись ближе, но Полина остановила их жестом. – Я говорю, что ты многого не понимаешь! – рычал Ровент. – Это и моя страна, и моя земля! Демьян – мальчишка, но на нем благословение праотца нашего. Не знаю, как ты победила его болезнь, но, пока он жив, я не пойду против него. И никто не пойдет. Но и стоять в стороне, пока наши люди там бьются, – это позор. Не помочь ему – позор. Только он не хочет нашей помощи! Даже слышать о нас не хочет! А ведь если он не выстоит, беда придет в каждый дом. И в мой тоже. Там воюют мои люди. Мои дети. А я здесь, в шкуре, на зайцев охочусь! – он зло сплюнул. – Поговори с ним, королева. Моя королева! Попроси его. – Он не согласится, – хмуро сказала Пол. – Это и так понятно. Ее начало клонить в сон, как всегда бывало перед оборотом. И сквозь туман донеслось рычащее: – Поговори. Прошу. Поговори. И у тебя не будет вернее бермана. Поговор-р-ри-и-и… * * * «Демьян, здравствуй, любимый мой муж. Ответ на мое прошлое письмо еще не пришел, но я решила написать тебе, не дожидаясь его. Я буду просить тебя об одной важной вещи. Мне трудно это делать, но, наверное, каждому нужно давать возможность искупить свой проступок. Пожалуйста, только не отказывайся сразу, подумай…» Король Бермонта читал письмо от Полины, поглядывая из палатки на горы, окрашенные рассветным солнцем. Долина, ставшая непроходимой после озерного цунами, вот-вот должна была застыть окончательно, и тогда враги наверняка снова предпримут массированную попытку прорыва. Они и так не дремали – войска Бермонта и ближайшие к долине города постоянно подвергались нападениям с воздуха, и потери были серьезные. Пока собьешь одну «стрекозу», остальные уже тут, налетают как саранча, жрут солдат, повреждают орудия и укрепления. В соседних городах иномиряне налетами грабили магазины, пополняя свои запасы. Конечно, и артиллерия Бермонта постоянно «гладила» склон, на котором находился проход, но и незваные гости из Нижнего мира уже перебрались на другую сторону горы, а подкрепление к ним выходило по ночам, спешно пробираясь к своим в промежутках между обстрелами. Демьян тоже ждал замерзания разлившегося озера, заполненного жидкой грязью, обломками строений и деревьев. К лагерю подтягивались последние части с отдаленных линдов Бермонта, враги были взяты в полукольцо, и король с военными командирами разрабатывали план прорыва к переходу. По горам армия не пройдет, обойти, чтобы напасть с тыла, – значит потерять несколько недель, а то и месяцев. Так что, как только лед станет крепко, нужно будет сразу начинать битву – иначе и враг накопит силы, и потерь будет куда больше. Перед палаткой его величества остановился адъютант, отдал честь. Бермонт неохотно отвел взгляд от письма Полины, проглядел второе – доклад Свенсена об инциденте в лесу – и хмуро спросил: – Какие-то новости? – Да, ваше величество, – бодро сообщил берман. – Опять нашли в стороне от лагеря троих связанных иномирян. Сейчас начинаем допрос. Судя по всему, они из аристократов, богато одеты. По-бермонтски не говорят. Вокруг медвежьи следы, уходят в лощину. Прикажете пройти по следам и привести сюда помощников? – Нет, – рычаще ответил Бермонт, – я знаю, кто это. И видеть их не желаю. Иди, Ненсан. Сообщишь, когда закончите допрос. Из записки Демьяна Бермонта коменданту замка Бермонт Хилю Свенсену: «Увеличить количество охранников моей супруги, но оберегать ее без навязчивости. Старшего охраны, подпустившего к Полине Ровента, отстранить от должности, бойцов перевести на патрулирование на месяц без увольнительных. Ровента вывезти к его землям и выпустить, раз он пришел просить милости у моей жены как у королевы, а не угрожать или мстить. Подобного больше не должно повториться. Я очень недоволен, Хиль». Из письма Демьяна Бермонта Полине Бермонт: «Полюшка, жена моя, целую твои руки. Рад, что срок твоего бодрствования увеличивается и ты находишь время и на прогулки, и на дела. Посетить раненых, как ты желаешь, – благое дело. Но помни, что главное твое дело – восстанавливаться. И ждать меня. По поводу твоей просьбы: ты знаешь, что я не могу отказать тебе и никогда не смогу. Поэтому, прошу, всегда хорошо обдумывай свои просьбы. Обещаю, хотя это и тяжело мне: если мятежники докажут, что достойны прощения, я сниму с них наказание. Но не ты должна печалиться об их искуплении, а они. И полно об этом. Здесь все так же холодно и серо, мы периодически переходим в атаки и отвечаем на атаки врагов, но это все незначительные стычки в ожидании главного боя.