Воцарилась тишина. Вольна никак не ожидала такого ответа. Предмет беседы – не какие-то потехи скоморохов. Она думала, они говорят серьезно, и он ответит утвердительно. А позже она вернется к теме наследования. И в итоге он поступит так, как она хочет, ведь он виноват, что не женился на ней до сих. Вот такой вот простой, но надежный план, основанный на чувстве долга действующего лица. – Негодяй…– прошептала Вольна, постигая услышанное. – Ты мерзавец и негодяй! – на сей раз Вольна заорала во весь голос. Размахнулась и ударила Рёрика в грудь. Затем еще раз. И следом снова. Она только сейчас поняла, что этот его ответ – самое унизительное, что она слышала в своей жизни. – Подлец! Подонок! – вопила Вольна, ослепленная гордыней. Ее зычный голос вырывался из окон на улицу, но ее это не смущало. Она продолжала кричать и ударять Рёрика, зная, что он все вытерпит от нее, как и делал прежде. Не отзываясь, Рёрик замахнулся и отвесил Вольне оплеуху. Ему надоело, что она вопит да к тому же еще и бьет его. Он не намерен сносить ее побои. Особенно после того, что открылось ему о ней сегодня. Недавно он заметил за собой, что ему все чаще хочется тишины. Возможно, это неверно: у него нет права на долгое единение с самим собой. Но, тем не менее, он хочет, чтоб хотя бы иногда возле него было тихо. И сейчас как раз тот самый момент. Вольна пошатнулась, прислонив ладонь к полыхающей щеке. Ничего подобного раньше не случалось. Было по-другому. Сначала он молча сердился, потом мог накричать. А сегодня поднял на нее руку. Однажды, вероятно, и вовсе прибьет. С каждым разом все хуже. – Выметайся отсюда…– мрачно повелел Рёрик, который сейчас испытывал к ней отвращение, порожденное ее рукоприкладством, омерзительными визгами и ругательствами. Приступ обиды и злости внезапно завершился: Вольна пришла в себя. И теперь медлила. Если сейчас сдаться, то это будет крах. Ладно еще выступление пред народом. Тут все ясно: никуда он не пойдет. Но переселение…Было главным событием последних двух дней! Все вокруг шушукались об этом, с замиранием сердца ожидая итогов. Никак нельзя допустить, чтоб теперь Рёрик вернул ее обратно! Ныне она почти княгиня. А кем она окажется после того, как он ее отсюда вышвырнет?! А народ? Да ведь ее засмеют! Увидев, что Вольна и не думает уходить, князь ухватил ее за локоть и повел на улицу по направлению к прежней ее избе. Затейница теперь уже еле поспевала за ним, спотыкаясь. – В чем я опять виновата?! – набравшись храбрости, Вольна выдернула свой локоть из ладони князя и отпихнула его самого. – Жмот и сквалыга! Жадно терема для меня?! Когда ей выстроили его, ты сказал, что и у меня будет такой! Но, как всегда, ты слова не сдержал! – взвизгнула Вольна на всю улицу. Ей казалось, что ее слова пристыдят его. Рёрик снова поймал Вольну и потащил в избу, но уже куда более жестко, чем перед этим. Он был в чаду немого бешенства. Вопреки привычке, он не кричал. Но внутри него будто взорвался кипящий котел, и теперь пар злости ищет, как выбраться наружу. Отчего это она думает, что, вообще, может ему перечить? Ну что за противная баба! Вольна почти влетела в полупустую избу с подачи Рёрика. Тут же захлопнулась и дверь. Вольне наконец сделалось страшно. Вид Рёрика не предвещал ничего хорошего. Никогда раньше он не вел себя с ней так: не совершал действий, которые могут принести ей вред. А сейчас он толкнул ее, и она больно ударилась. А могла, наверное, убиться, если б отлетела чуть дальше, к кованому сундуку. И все же гордый нрав не позволяет молить о пощаде. – Ты за кого меня держишь? За юродивого недоумка?! – рассвирепел Рёрик, отшвырнув табурет, путающийся у него под ногами. Вольна еле успела отползти в сторону. – Я родила тебе сына! Меня должны почитать! – во все горло орала Вольна. – А не селить в захудалой избенке бывшего помощника Гостомысла! – Кто тебе все это позволил?! – Рёрика злило, что вместо того, чтоб замолкнуть, она еще что-то вякает. Он чувствовал, что готов заткнуть ее любым способом. Наверное, любой способ и сгодится…– Я спрашиваю, ты кто есть, чтобы вести себя так, пока я не в городе? – По твоей милости, я никто! – Вольна встала на ноги, отряхиваясь от пыли и ошметков сена. – Лучше б я пошла за другим! Хвала небесам, было за кем! Давно б вышла замуж и жила бы честно, как полагается! – Что ты сказала?! – взревел Рёрик и бросился на Вольну. Он воспринимал ее как свою собственность. А собственность не имеет прав требовать себе другого хозяина или пенять на действующего. Собственность должна помалкивать и радоваться, что о ней заботятся. А если она смеет не быть радостной, то нужно преподать ей урок. – На помощь! Помогите! – вывернувшись, Вольна проворно выскочила во двор и помчалась наутек, раскаиваясь в том, что не сдержала свой длинный язык. Будь на ее месте Дива, то изба уже утопала бы в слезах вместе с разжалобившимся князем. Люди на улице с интересом наблюдали за происходящим. А Вольна не обращала ни на кого внимания и мчалась к Вассе, поскольку ее калитка оказалась ближе всего. Да и больше бежать было не к кому. Кто встанет на ее защиту, противопоставляя себя взбешенному владыке? Не сказать, что ее все тут жалуют. Васса, конечно, ничего поделать не сможет: не усмирит Рёрика могучей дланью. Но не оставаться же Вольне с ним один на один, когда он уже кинулся на нее, точно раненный медведь на охотника. Едва скрипнул засов, Вольна горящей стрелой внеслась в дом Вассы. Сама хозяйка еле успела отпрянуть с дороги. Тут же следом за беглянкой ворвался и взбешенный князь. Вольна завизжала и прыгнула за подругу, толкнув последнюю вперед, в руки Рёрику. – Немедленно прекрати! – заорала Вольна, прячась за растерянную Вассу, которая теперь оказалась между двух огней. – Что ты дозволяешь себе! Ты не у себя дома! Васса, скажи ему! – Злобная потаскуха! – заорал Рёрик на Вольну, пока та умудрялась прятаться за Вассу. – Прибью тебя, если не замолкнешь! – Как ты смеешь меня так называть?! – вспыхнула Вольна. Да, Рёрик не был ее единственным мужчиной. Она сама не раз рассказывала ему об отце ее сына Аскольда. Но никогда прежде он не корил ее за былое. Разумеется, о других ее поклонниках ему слышать не довелось. И с чего он тогда взял, что может так оскорблять ее?! – Я… – Как тебя еще называть?! – перебил Рёрик. – От твоих похотливых ласк меня воротит! – на этих словах Рёрик все же отпихнул Вассу с пути и замахнулся на Вольну. На свое счастье, Вольна нащупала за спиной дверцу, за которой таилась кладовая. Васса обозревала происходящее с завидным спокойствием. Лицо ее было нарочито взволнованным, но глаза смеялись. – Васса! Скажи ему! – верещала Вольна из-за запертой дверцы. – Нехай уходит! Или на помощь призови кого-то! – Да кого же я тут призову…– виновато рассмеялась Васса. Даже если он вознамерится прибить тут не только свою Вольну, но заодно и Вассу, то вряд ли найдется кто-то, дерзающий ему в этому помешать. Дверца в кладовую оказалась неожиданно крепкой. Рёрик пару раз заехал по ней кулаком, а потом пнул ногой, но она даже не пошатнулась. Это разозлило его еще больше. И теперь он налетел на нее всем телом. Дверь скрипнула, раздался треск. Еще пара атак, и она отлетит в сторону или расколется на части. – Государь, молю…– вмешалась Васса наконец. Она говорила мягко и тихо, точно успокаивала взбесившегося скакуна. – Князь устал с дороги. Ему нужно отдышаться, отдохнуть…– Васса осторожно дотронулась до плеча Рёрика. – Князь мог бы оставить Вольну со мной…Он обещал мне…Одну просьбу…Он помнит? Пока Васса молвила, Вольна готовилась, что сейчас дверь отлетит и пришибет ее, поскольку прятаться в тесной кладовке было негде. А если дверь не прибьет ее, то этот зверь ворвется в это последнее убежище и, точно, свернет ей самой, забияке-Вольне, шею. На всякий случай Вольна вооружилась большим деревянным пестом, лежащим в углу в ступе. Опасения Вольны были обоснованы и реальны. В данный момент Рёрик не чувствовал к ней ничего, кроме желания любым способом заткнуть ее рот, даже если придется засунуть туда связку сушеных мочал. Такое случается, если стороны пребывают в состоянии ссоры. Но побоища не произошло. Рёрик вдруг развернулся и молча пошел к выходу, хлопнув дверью с такой силой, что Вассе понадобилось ставить новую. **** Любое дело следует начинать пиром. Любое дело следует заканчивать пиром. Эта мудрость известна каждому, у кого дел невпроворот. – Князь, клянусь, мы не пощадим себя в грядущем походе! – взял речь Оскольд. И шум за столом поднялся немыслимый. Близость долгожданного выступления в путь пьянила. – Мы прославим имя владыки Новгорода на самых отдаленных землях! – обещал Оскольд. Когда-то давно у него была своя дружина, которая затем примкнула к Рёрику. Много лет они провели вместе, но, кажется, не стали единым целым. И теперь вместе с веткой от дерева отделялись и листочки: в поход готовилось уйти множество варягов, пришедших в Новгород год назад. – Жаль, что в этот раз мы не можем отправиться в поход все вместе, – Дир выразил сожаление, которое многие поддержали. Что и понятно, люди дружат и не хотят расставаться. Только и всего. – А почему, и правда, нельзя отправиться всем вместе? – шепотом спросила Гудрун у Арви. Она вырядилась, как боярыня, хотя на самом деле была занята хлопотами, как ей и полагалось, а не трапезничала. Она присела ненадолго, перевести дух. – Рёрик бы мог тоже пойти в поход вместе с Оскольдом и Диром: так они скорее добились бы успеха. – Он не может бросить Новгород, – объяснил Арви. На этом застолье присутствовали и женщины, но тиун свою жену не взял: он считал подобные сборища слишком грубыми и недостойными столь благородной девы, как его княжна. – Ты же видишь, треть дружины сейчас уйдет. А если и остальных забрать, то Новгород может вспомнить, что у Гостомысла имелись родственники, годные к престоловластию…Его сын, его брат, его племянники…Особенно теперь, когда еще и Дива оказалась в изгнании… Как всегда бывает на пирах, за столом водворилась сумятица. Некоторые гости вели беседы, другие яро спорили, иные пререкались, прочие почтительно внимали. Оскольд говорил много и часто. Рядом с ним восседал молчаливый Дир. Он лишь изредка подавал голос, поддерживая глаголющего, но избегая брать слово лично. – Надеюсь, им не потребуется подкрепление уже через седмицу, – на своем языке негромко проронил Хельми, рассматривая с неприязнью будущих путешественников. – Все может быть. Они просвищут, а тебе потом выправлять, – кивнул Ньер на довольную парочку, заедая речь репкой с солью. – И так пока не радуются на этих землях нашим поборам…– недовольно констатировал мечник, который провел всю зиму в полюдье, собирая дань с подвластных Новгороду поселений. – Сколько вас было-то? – поинтересовался старший дружинник, по-прежнему хрустя репку. – Много. Да нехорошо, что без Рёрика ходили. Недовольных встречали, не знает нас народ. Может, если бы с ним вместе пошли, то не так оно бы это было, – размышлял Хельми. – Да точно так же. Какая разница, сам он пришел или его люди, – пожал плечами огнищанин. – Цель визита от этого не поменялась бы… – Кто знает, может, если б увидели князя, то быстрее унялись бы, – выдвинул предположение Хельми. Они продолжали разговаривать с Ньером на родном языке, в связи с чем половина пиршественников не понимала их. – А то глупый народ уж чуть было ни решил, что это я для себя скапливаю, – пошутил мечник. – Не унялись бы, – отрицательно покачал головой Ньер. – Как им тут уняться, егда величина сборов – равная для всех дворов, независимо от достатка хозяев? Многим тяжело. Может, там двор такой – одна какая-нибудь старуха, а с нее причитается столько же, сколько и с других. Соседям надо оно – за такие захудалые избенки платить? – Может, ты и прав. С другой стороны, как считать, если не по числу изб? И что значит, не соотносится с достатком? Будто кто-то тебе свой достаток раскроет, каков он есть. Все будут в бедняков рядиться. Тут по-честному никак не получится. Либо одни пострадают, либо другие недоплатят… – Почему это по-честному не получится? – возразил Ньер. – Может, нужно собирать не с дыма, а с рала. По крайней мере, так понятнее, кто и чем должен располагать… – Так с рала вроде и собирали, – махнул рукой мечник. – Жалко собранное добро этим побродягам в поход отдавать, – выразил Ньер мысль, которую некоторые разделяли. – Ну так и их доля есть в собранном. Вот ее и заберут. – Ты плохо их знаешь. Они и свое заберут, и наше прихватят. У них убеждение, что им все от рождения должны и обязаны… – Ага, я тоже заметил. Ты бы видел, как они в полюдье усердствовали: знали, что себе на поход нагрести должны побольше. Последнее вырывали чуть ли не из рук… Быстрее уже проваливали б, – сквозь зубы процедил мечник. – Глянь на Оскольда: разоделся, как девица перед свадьбой. Словно не в поход, а на праздник собрался…– Хельми сплюнул. – И Дир-змея. Не такой громкий, зато подлючий… – Без Дира Оскольд все равно что рыба без плавника. Он только и может, что махать мечом да сиять речами о победах. А у самого в голове ума как у моллюска. Не то что походы затевать…Все измыслил Дир. – Он издревле решает, куда поплывет их лодка… – А управляет ею так и вовсе хитроумный кормчий… Рёрик пришел на пирование позже всех, а ушел раньше. И дело было не только в усталости от долгой дороги и в разочарованиях, связанных с Вольной. Он огорчался, что его дружина раскалывается на две части, которые, скорее всего, никогда не соединятся. В Новгороде остается большая и лучшая часть – верные други, которые были с ним с самого начала и которые останутся с ним до конца. И тем не менее огорчительно. И огорчение это могут понять немногие, точнее, те, кто лично оказывался во главе некоего образования. Никакое образование не растет постоянно, как гриб под кустом. Оно непрерывно изменяется подобно кораблю, который оказывается то на гребне волны, то на ее подошве. С Оскольдом и Диром уходят не лучшие воины, к счастью. Но суть не в том, каковы они, а в том, что они уходят. Поздно вечером Рёрик покинул праздник, многие остались пировать до утра, ведь имеется не один повод, а сразу несколько: тут и возвращение князя домой, и поход Оскольда с Диром, и праздник Снопа Велеса! Рёрик шел по дорожке и смотрел на мерцающий венок из звезд над головой. Скоро смольный небесный платок выцветет, ведь летние ночи коротки. – Покои для князя подготовлены и ждут, – послышался голос тиуна за спиной Рёрика. Арви успевал выполнить свои обязанности в гриднице, а также быть в курсе всего прочего, что делается на княжеском дворище. Он мало спал, мало ел и много успевал. И его мозг всегда работал, непрерывно решая какую-то задачу. – Я хочу к дочке, – несмотря на позднее время, Рёрик решил проведать малютку. – По приказу князя, маленькая княжна будет возвращена в материнский терем завтра же…– Арви был доволен, что задумка Вольны с переселением не только не состоялась, но и принесла ей позор и расстройство. – В данный момент она остается в тереме княжны Велемиры, поскольку терем княгини пока не готов…– Арви имел в виду, что из дома Дивы еще не забрали скарб Вольны. – Мирава и Любава продолжают нянчить маленькую княжну…Кормилица здесь же недалеко. – Ей все еще нужна кормилица? – Рёрик не разбирался в детях и их кормежке. – Получается, что так, – Арви тоже не был сведущ в подобных вопросах. Он давно хотел получить наследника, но пока что они с Росой продолжали жить вдвоем. И в этом не имелось его вины: его молодая жена уже дважды была беременна, но оба раза беременность прерывалась почти в самом начале. – Как поживает Роса? – поинтересовался Рёрик. – С ней все хорошо, благодарю князь, – поклонился тиун. – Ступай к ней, ты мне больше не понадобишься сегодня… Уставшая за день Любава крепко спала, когда послышался стук в дверь. Оторвав голову от подушки, жена Лютвича прислушалась: уж не показалось ли ей во сне? Вскоре выяснилось, что Любаве не показалось: это пришел Рёрик, она узнала его голос. Вскочив на ноги, Любава поправила волосы и поспешила в сени. По пути она схватила льняной летник, чтобы надеть его поверх сорочки. Но потом передумала и нацепила летник обратно на крюк, на котором он и висел. – Нег…– Любава посторонилась, пропуская князя в горницу. Рёрик огляделся. Старые покои Велемиры меньше нового терема Дивы. Для ребенка, Любавы, Миравы и кормилицы тесновато.