– Шесть лет назад на Дорестадт напали? А где же был Нег? – Дива остановилась возле прилавка с прекрасными роговыми гребнями, украшенными медными накладками с узорами. Узоры были просты, но изящны: плетенные косички или ромбы с черточками. Дива загляделась на работу здешних косторезов. – Тут и был, – усмехнулась Ума. – Он, Синеус и Харальд защищали город, как могли. Кажется, именно за Харальда ты должна была выйти замуж, согласно уговору между нашими батюшками? – Ума не заметила, как проболталась. – Но Харальд умер в темнице, вот и не стал твоим мужем. – То есть я должна была стать женой Харальда, который умер…При этом мое замужество с изборским Радимиром посчиталось возмутительным нарушением договора о нашем брачном союзе с Негом? – недопоняла Дива. – Ну я точно уже не помню, как там должно было быть…– спохватилась Ума. Видя, что Диве нравятся гребни, Ума выгнула свою длинную кунью шею и тоже обратила на них взор. И быстро нашла самый интересный – на медных накладках было изображено что-то необычное: не плетенки с черченными фигурами. – Так или иначе жениха, как и невесту, можно заменить. Тут главное не твоя или его личность, а договор между родами, который был нарушен с вашей стороны. Вот, обозри, этот самый необычный, – Ума протянула Диве заколку, которая должна была отвлечь внимание от разговора. – Я пойду посмотреть, что у того торговца…– Ума указала рукой куда-то и поторопилась вместе с охранником в дальний ряд. Дива засмотрелась на диковинный гребень, обрамленный огненной каймой. При внимательном рассмотрении оказалось, что на нем изображен трехглавый змей. На внешней накладке к трем зубьям гребня тянулись три хищные головы, а на внутренней – покоился изогнутый хвост. – Dragon, – описал изображение лавочник. Видя недоумевающее лицо Дивы, он добавил, – drage… Но ни первое, ни второе слово не были Диве известны, и она только улыбнулась в ответ. Что бы ни говорил торговец, она и сама знает, зачем на заколке Горыныч – это образ мудрости и могущества. Хорош гребень: он и волосы причесать и прическу украсить годится. – Сколько просишь? – поинтересовалась Дива ради любопытства. Это было бесполезной тратой времени, поскольку денег на покупку у нее все равно не имелось. Торговец не знал ее языка, но понимал ее вопрос. В ответ он показал ей пятерню, видимо, означающую цену на товар. Вздохнув, Дива с сожалением вернула заколку-расческу на развал. Тут же раздался звон монет: пара серебряных денье упали на прилавок, небрежно брошенные чьей-то рукой. – Не могу поверить, что дочь Гостомысла не в силах купить себе безделицу на рынке…– раздался голос над самым ухом Дивы. – Вот. Возьми. И больше не броди по рынку без денег. Опешившая Дива подняла изумленные глаза. Перед ней стоял мужчина, которого она помнила еще юношей. Борода и усы делали его лицо чужим, но все же он не незнакомец для дочери Гостомысла. Они не виделись, наверное, пару лет. По правде, она думала, что его уже нет в живых. Но ее удивляет не то, что он повстречался ей через время, а то, где он ей повстречался. – Водим? – узнала Дива стародавнего знакомого. – Ты здесь…Как такое возможно? – Я рад видеть тебя целой и невредимой, – откликнувшийся на Водима сжал руку Диву по-дружески крепко. – Какая ты стала…Красивее, чем прежде…Жаль, Пересвет не видит тебя теперь. Водим был высок, ладно сложен и в достаточной степени молод. На его мужественном лице огнем горели умные глаза. – Я здесь не одна…– предупредила Дива. И голос ее дрогнул от подступивших к горлу слез: напоминание о Пересвете выбило ее из колеи. Занятая своими невзгодами, она не так часто вспоминала своего опочившего друга, да и не с кем ей было поговорить о нем. – Да, я видел. Отойдем в сторону, – Водим двинулся в сторону рыночных лачуг. Дива не знала, как поступить: с одной стороны, она не могла не пойти за братом Пересвета. С другой – если их увидят вместе, точнее, если ее увидят в компании какого-то мужчины, то последствия могут оказаться непредсказуемы. Неужели он не понимает этого? – Водим, что же ты тут делаешь? Так далеко от дома…– шепотом начала Дива, хотя они уже скрылись с рыночной площади, и теперь, уж точно, ни Ума, ни страж не могли узреть Диву и ее приятеля. – А ты сама что тут делаешь? – неожиданно спросил Водим. – Ну я…Я тут гощу покуда… – Княгиня, которую выгнали из собственного княжества…– Водим оглядел подругу младшего брата с укоризной, словно она в чем-то виновата перед ним. – Это неправда, – Диву задевали подобные речи. – Так было нужно. Мой князь таким образом уберег меня от беды. – «Твой» князь? – переспросил Водим, прищурившись. – Тебе известно, как все сложилось? – Дива не знала, о чем осведомлен ее суровый собеседник, а о чем нет. – И как? – Твой брат…Пересвет…– глаза Дивы заблестели от слез: перед ней вдруг ожила затершаяся картина былого. – Последним сном уснул он на моих глазах… – И что было дальше? – Водим посмотрел куда-то ввысь, на небо. – Дальше…Всех…– Дива прислонила ладонь ко лбу, подбирая слова. – Точнее…Никого не стало… –Всех убили, – поправил Водим. – А ты вышла замуж за убийцу «всех». – Я не вышла…Сиречь…Я…Он заставил меня, – разговаривая сейчас с братом Пересвета, Дива ощущала себя так, словно перед ней отец и все павшие гости, укоряющие ее за то, что она сама уцелела тем вечером. – Он заставил. Но ты согласилась, – подчеркнул Водим. – У меня же не было выбора…– Диве отчего-то было важно оправдаться перед ним. – Выбор всегда есть, – постановил Водим. – Ну да, есть…– Дива вдруг вспомнила день свадьбы. И вновь ей стало страшно и одиноко. Как в тот вечер, когда она одна осталась среди чужаков. – Ты прав. Я могла отказаться. Но я испугалась того, что они могли сделать со мной…– голос Дивы задрожал. Все это время она думала, что крепко заперла под замок в своей памяти тот день. Но оказалось, что это не так. И вот он ключ – брат Пересвета. Человек, который все еще в ее прошлом, а не в настоящем. Она не знает его в этой жизни, она помнит его по той далекой и минувшей безвозвратно. – Ты можешь корить меня. Можешь обвинять. Но у меня не было сил, чтобы противостоять врагу. Да мне и дышать было страшно. Не то что возражать… – Утешайся этим сколько угодно, но это не загородит истины – стол твоего отца занял чужак! – прогремел Водим. А Дива даже вздрогнула от этого возгласа. – И во многом – это твоя вина. Не стань ты чужаку женой – для него оказалось бы непросто сделаться князем законным путем. А ты не только ввела его в семью, но еще и славословила в его честь. – Водим, я не могла не славословить в его честь, – Дива жаждала доказать, что она ни в чем не виновата. Рёрик вынудил ее превозносить его перед народом. – Он же не для того оставил мне жизнь, чтоб после я перечила ему. Если б я ослушалась, то он бы отправил меня к батюшке… – Но ты предпочла остаться с варягом, а не отправляться к любящему батюшке, – заметил Водим. – Предпочла варяга. И не просто так. Я была беременна. И боялась уже не за себя. А за ребенка. Да ты даже не понимаешь этого, ибо никогда в твоем животе не было дитя. – Тем более, – заметил Водим. – Что «тем более»? – не поняла Дива. – А ты не подумала о том, что было б, если бы ты родила мальчика? – Я хотела мальчика. Но у меня не получилось, – Дива полагала, что в этом ее вина, так как принято было считать, что пол ребенка зависит от женщины. – А если бы получилось? У варяга родился бы сын, внук Гостомысла? – Водим смотрел на Диву так, как смотрят уважаемые судьи на бесконечно глупого преступника. – После этого его власть сделалась бы незыблемой. Ты этого желала, видимо? – Нет…Я тогда не думала об этом…– призналась Дива, которая в то время хотела родить наследника, чтобы спасти себя и свой город. – А следовало бы думать, – наставительно заметил брат Пересвета. – Водим, я всю жизнь свою буду чувствовать себя виноватой. Перед батюшкой, Пересветом и всеми, кто погиб в тот день. Потому что я не с ними сейчас…– Дива сказала не всю правду. Помимо уже описанных причин, она чувствовала свою вину за то, что не смогла возненавидеть Рёрика, причинившего столько бед ее городу. Вернее, вначале в ее сердце полыхал огонь злости. Но потом праведное пламя стихло. И теперь ей кажется, будто на свете никто не сравнится с ее варягом. Он лучше, чем видится. Он справедливее и добрее. Его вынудили быть зверем. Но ведь он не делал злодейств без причины. Вот она уже и оправдывает его. – В таком случае докажи, что боги не просто так сохранили тебе жизнь…– неожиданно произнес Водим. – Ты в семье варяга. В самом сердце его рода. И ты должна отомстить. Сделать что-то такое, что выбьет почву у него из-под ног. Это будет наш первый удар. Ты нанесешь его. А я нанесу следующий. – Я зело неумелая мстительница, поверь…– разговор с Водимом напомнил Диве о янтарном, который тоже склонял ее к подобному. – У варяга здесь живет сын. Ты уже должна знать о нем. Этот мальчишка и есть слабое место твоего муженька…– Водим смотрел в самую суть вопроса, быстро находя прорехи в броне врага. – Рарог…– Дива вспомнила взрослого пасынка, встреча с которым потрясла ее и огорчила. И дело, конечно, не в самом юноше, а в том, что он первенец Рёрика и, по сути, наследник. Поскольку сама она не смогла родить мальчика. – Ты должна убить его. Скажем, отравить. Когда варяг узнает о своей потере, то не сможет остаться равнодушным. Может быть, ижно придет сюда, в Дорестадт. А может, вызовет тебя к себе. Ты ведь мыслишь вернуться домой? – Обожди, стой, – Дива выставила вперед ладонь, будто приказывая Водиму замолчать. – Да, я хочу домой. Но это не способ. – Это способ. Очень надежный способ. Сама посуди, даже если варяг не вернется сюда, то он на какое-то время будет выбит из седла скорбной вестью. А там дальше уже мое дело. – Ты таишь обиды на отца, а убить хочешь сына? – Дива теперь понимала, что все мужчины одинаковы: они никого не щадят, если им кажется, что они правы. – А сколько сынов погибло в тот проклятый день, когда ты стала его женой? Мой брат тоже был сыном. И тоже был любим. – Я не смогу сделать того, что ты просишь, – Дива не хотела даже обсуждать подобных сюжетов, не то что участвовать в них. Да, для нее пасынок – лишний в семье, кость в ее горле, он не нужен ей. И все же покушение на него – это чрезмерно. – Тогда поступим по-иному. Если ты столь слаба и нерешительна – я не упрекаю тебя за это. Уже вижу, что это твое обычное состояние. Но к счастью, у нас есть я. И я сделаю все то, чего не можешь ты. От тебя потребуется только привести его ко мне. Прикажешь ему под каким-то предлогом отправиться к пристани, допустим, в шестицу вечером… – Водим, я не разумею, к чему тебе это? – Дива, и правда, не понимала, зачем все эти коварства. – Я же сказал. При новости о потере первенца варяг не сможет оставаться хладнокровным. Он ослабит свою хватку. И я верну Новгород в руки нашего славного народа. Мы славяне. И мы не покоряемся чужаку. – Ты изрекаешь опасные слова, – Дива по привычке боязливо огляделась по сторонам. – Он чужеземец. И разбойник к тому же! Он выжмет все соки из нашей родины, а потом выбросит, как старое дырявое корыто! – накалялся Водим. И его гнев начинал озадачивать Диву. – Это неправда, – попыталась возразить Дива. – Наш новый князь…Он не так плох как правитель. Он лучше, чем был бы Есений или Радимир. Он сильный и сможет защитить нас. Посмотри, так мало времени прошло, а изборские кривичи уже с нами…– Дива не успела закончить, как Водим прервал ее. – Ты молвишь не как княжна древнего рода Словена, а яко трусливая невольница, боящаяся молвить слово поперек узурпатору! – рявкнул Водим. – Рассказываешь мне о том, во что может поверить только глупец! – Я всего лишь ищу то светлое, что в нем есть…– оправдывалась Дива. – Я все потеряла, но верю, что не напрасно. И тому есть уйма подтверждений…Наш новый князь хочет мира…И народ любит его… – Неужели головорез с кучей безродных псов сломил и твой дух?! Разве такой ты была? Пересвет любил другую Диву, – оказалось, что Водим знал о чувствах своего брата к княжне. – Той княжны, которую любил твой брат, больше нет…– Дива не хотела с ним спорить и уж тем более открывать ему своего сердца. – Ты не ответил мне, что делаешь тут, в родном городе ненавистного тебе князя? – Ищу недовольных. Тех, кто возмущен и хочет сбросить этого злодея со своей шеи. Знаешь, сколько жизней он загубил? Сколько матерей и жен оставил без сыновей и мужей? Берега Славутича и Двины омыты кровью, опустошенные этим жестоким извергом. Пепелища там, где были поселения наших собратьев. Многие ненавидят его… – Это, может, и правда, но они нам не собратья все же…Не знаю я их, – простодушно изрекла Дива. – И Водим, о Симаргл, опомнись! Ты против кого подняться задумал?! Как говорят, в прошлом Рёрик одолел непреступную Севилью! А ты городишь про какие-то поселения на жалких речушках! Каких еще недовольных ты скапливаешь? Хочешь привести их всех к погибели? – Дива догадалась, в чем состоит задумка храброго новгородца, и потому хотела отговорить его. – Наш князь сомнет любого, кто постарается отнять у него Новгород. Ведь Дорестадт, оказывается, не гнездо для сокола Рюрика, он не думает возвращаться сюда. Он хотел уйти отсюда. И надо опасаться и обходить стороной зверя, охраняющего свою добычу. – Погляжу, ты не с нами…– Водим отстранился от Дивы. В его глазах горел пожар, требующий возмездия. И он полагал, что она будет тем факелом, который зажжется в небе в безлунную ночь и укажет путь другим.