– Я умею работать эффективно, – отвечаю я. – Прости, мне некогда с тобой болтать. Мне нужно в обеденный перерыв сделать одно дело. – Дело? Но ты же обычно в свой обеденный перерыв работаешь? – говорит Шерил. – Не боишься лишиться своего выдающегося показателя продуктивности А+, если будешь в обеденный перерыв вместо работы бегать туда-сюда? Я очень горжусь своим выдающимся показателем продуктивности А+. Каждый год он приносит мне почетную грамоту от самого мистера Сноу. Шерил никогда не выполняет свою дневную норму уборки номеров, а моя выдающаяся продуктивность позволяет закрыть этот разрыв. Но сейчас, глядя на Шерил, я улавливаю в ее выражении нечто такое, что всегда в нем присутствовало, сегодня же я просто отчетливо это вижу: изогнутая верхняя губа, пренебрежение и… что-то еще. Я слышу в голове бабушкин голос, дающий мне совет про школьных задир. «Не позволяй им дергать тебя за ниточки». Тогда я не понимала, что это о ниточках не в буквальном смысле. А теперь понимаю. В голове у меня что-то щелкает. – Шерил, – говорю я, – у меня есть законное право на обеденный перерыв, и я намерена сегодня им воспользоваться. А также в любой другой день, когда мне это понадобится. Это приемлемо или мне обратиться по этому поводу к мистеру Сноу? – Нет-нет, – отвечает она. – Все в порядке. Я никогда не стала бы предлагать ничего… противозаконного. Просто вернись к часу дня. – Буду, – говорю я и срываюсь с места, пулей проносясь мимо нее. Я оставляю тележку у шкафчика, хватаю кошелек, потом несусь обратно к лифту и, преодолев столпотворение у дверей, выскакиваю из отеля. – Молли? – кричит мне вслед мистер Престон. – Ты куда? – Я вернусь через час! Я перехожу дорогу и оставляю позади кафе, расположенное прямо напротив отеля. Затем сворачиваю на боковую улочку. Тут не такое интенсивное движение, и пешеходов на тротуарах тоже меньше. Моя цель примерно в семнадцати минутах ходьбы. Я чувствую, как в груди начинает подниматься волна жара, как горят ноги, которые я заставляю нести меня вперед. Но это все не важно. «Если есть желание, найдется и возможность», как любила говорить бабушка. Я прохожу мимо офиса на первом этаже, где сотрудники собрались в большом кабинете и сидят, слушая мужчину в костюме, который размахивает руками на возвышении. На экране у него за спиной виднеются какие-то графики и диаграммы. Я улыбаюсь про себя. Я-то знаю, каково это, быть гордым работником, которому повезло иметь начальство, заботящееся о профессиональном развитии своих подчиненных. Я жду не дождусь следующего дня профессионального развития, который у мистера Сноу запланирован уже примерно через месяц. Я никогда не понимала, почему некоторые сотрудники жалуются по поводу этих мероприятий, как будто это какая-то нудная повинность, как будто саморазвитие и шанс получить бесплатное образование в области обслуживания гостей и отельной гигиены – не дополнительный плюс работы в «Ридженси гранд». Я наслаждаюсь такими возможностями, в особенности учитывая, что мне не удалось исполнить свою мечту и получить образование в области гостиничного менеджмента. Это плохая мысль, незваная мысль. Перед глазами у меня всплывает лицо Уилбура, и меня охватывает внезапное желание врезать ему. Но мысли не врежешь. А если и врежешь, то реальность это не сильно изменит. В животе у меня начинает бурчать. Перекусить мне нечем, я ничего не захватила с собой утром, поскольку практически никакой еды дома у меня все равно нет, да и завтрак я тоже не смогла в себя впихнуть. Я надеялась найти на сервировочной тележке за дверью какого-нибудь из номеров нетронутые крекеры и, может, нераспечатанную маленькую баночку джема, а если повезет, то и какой-нибудь фрукт, который я могла бы вымыть и тайком припрятать. Но увы, сегодняшние гости почти ничего мне не оставили. Чаевых вышло в общей сложности 20 долларов 45 центов, а это, конечно, хотя и какие-никакие деньги, но их совершенно недостаточно для того, чтобы умилостивить недовольного квартирного хозяина или наполнить холодильник чем-то помимо самого скудного необходимого минимума. Ну и ладно. «Мед делается в улье. Пчелы стараются ради меда». На этот раз голос в моей голове принадлежит мистеру Сноу. На последнем дне профессионального развития он раскрыл в высшей степени важную тему: как коллективизм способствует большей продуктивности. Я делала записи в чистом блокноте и потом тщательнейшим образом их проштудировала. В своей часовой лекции мистер Сноу говорил о командной работе, используя для этого убедительнейшую аналогию. – Думайте о нашем отеле как об улье, – сказал он, глядя на сотрудников поверх своих совиных очков. Я впитывала каждое его слово. – А о себе – как о пчелах. «Думай о себе как о пчеле», – записала я в блокноте. Мистер Сноу продолжал: – Мы – команда, единое целое, семья, колония. Когда мы развиваем в себе коллективизм, это значит, что мы все вместе трудимся ради общего блага, ради блага отеля. Как пчелы в улье, мы осознаем важность отеля, нашего улья. Мы должны вместе развивать его, чистить его, заботиться о нем, потому что мы понимаем: без него не будет меда. «Отель = улей; улей = мед», – записала я в своем блокноте. В этот момент лекция мистера Сноу приняла совершенно неожиданный оборот. – А теперь, – сказал он, обеими руками держась за конторку, – давайте рассмотрим иерархию ролей в улье и важность того, чтобы все пчелы, независимо от ранга, работали в меру своих возможностей. Есть руководящие пчелы, – с этими словами он поправил свой галстук, – и рабочие пчелы. Есть пчелы, которые служат другим напрямую, а есть пчелы, которые служат другим опосредованно. Но ни одну пчелу нельзя считать важнее любой другой, вы меня понимаете? Мистер Сноу сжал руки в кулаки, чтобы акцентировать внимание на последней мысли. Я лихорадочно строчила в своем блокноте, стараясь записать по возможности каждое слово, когда мистер Сноу неожиданно указал прямо на меня. – Возьмем для примера горничную. Она может быть любой горничной, в любом месте. В нашем отеле она являет собой образец нашей идеальной рабочей пчелы. Она трудится не покладая рук, чтобы подготовить каждую соту к прибытию меда. Это физически тяжелая работа. Она утомительна и отупляюще однообразна, однако же наша горничная гордится своей работой и добросовестно выполняет ее изо дня в день. Ее труд во многом невидим. Но разве это делает ее менее важной, чем трутней или королеву? Разве это делает ее вклад в процветание улья менее значимым? Нет! Правда заключается в том, что без рабочей пчелы не будет улья. Без нее мы не сможем функционировать! Мистер Сноу стукнул кулаком по конторке, чтобы подчеркнуть свою мысль. Я оглянулась по сторонам и увидела, что на меня устремлено множество глаз. Солнышко и Сунита, сидевшие передо мной, обернулись и с улыбкой помахали мне руками. Шерил, которую от меня отделяли несколько кресел, сидела, откинувшись на спинку и сощурившись, со скрещенными на груди руками. Родни и несколько официанток из ресторана, сидевшие позади меня, когда я оглянулась через плечо, перешептывались и смеялись над какой-то шуткой, которую я пропустила. Повсюду вокруг сотрудники, которых я знала (но большинство из которых никогда со мной даже не разговаривали), смотрели на меня. Мистер Сноу продолжал: – Нам многое предстоит улучшить в нашей организации. И я все больше осознаю, что наш улей не всегда действует как единое целое. Мы создаем мед для наших гостей, чтобы они могли им наслаждаться, но иногда сладость снимается сверху и распределяется неравномерно. Часть нашего улья используется гнусно, скорее для личной выгоды, чем для общего блага… Тут я перестала записывать, потому что Шерил сухо закашлялась, тем самым отвлекая меня. Я снова обернулась и увидела, что Родни вжался в свое кресло. Мистер Сноу продолжал: – Я здесь ради того, чтобы напомнить вам, что вы все выше этого, что вместе мы можем достигнуть большего. Что наш улей может быть самым лучшим, самым профессиональным, самым чистым, самым роскошным ульем из всех. Но для этого нам необходимо действовать сплоченно и сообща. Необходимо развивать в себе коллективизм. Я прошу вас помочь колонии ради ее блага. Я хочу, чтобы вы все подумали о безупречном профессионализме. О безукоризненном самообладании. Я хочу, чтобы наш отель стал образцовым! При этих словах я вскочила на ноги. Я была совершенно уверена, что все сотрудники оценят блистательное заключение мистера Сноу и разразятся единодушными аплодисментами. Однако я оказалась единственной, кто встал со своего места. Я в полном одиночестве торчала посреди зала, в котором царила гробовая тишина. Я почувствовала, что каменею. Я понимала, что, наверное, мне стоит сесть, но я не могла. Я словно заледенела. Не могла двинуть ни единым мускулом. Так я простояла довольно долгое время. Мистер Сноу провел на возвышении еще с минуту или две. Потом он поправил очки, взял листки с текстом своей речи и удалился к себе в кабинет. Как только он ушел, мои коллеги заерзали на своих местах и стали переговариваться. До меня доносились их приглушенные голоса. Неужели они в самом деле думали, что я их не расслышу? Мутант Молли. Робот Румба. Подлиза полоумная. В конце концов пингвины со стойки регистрации и носильщики, официантки и чистильщики группками поднялись и начали расходиться. Я сидела на своем месте до тех пор, пока не осталась последней пчелой в зале. – Молли? – послышался у меня за спиной чей-то голос. Я почувствовала знакомое прикосновение к локтю. – Молли, с тобой все в порядке? Я обернулась и увидела перед собой мистера Престона. Я вгляделась в его лицо в поисках ответов. Друг он или враг? Иногда такое случается. На мгновение на меня нашло оцепенение, потому что все, что я знала, исчезло. Было стерто начисто. – Это было не о тебе, – сказал он. – Прошу прощения? – переспросила я. – То, что мистер Сноу говорил про то, что в нашем отеле не все чисто, что некоторые работники обстряпывают тут свои делишки. Это не относилось к тебе, Молли. В нашем отеле что-то происходит, что-то, чего даже я не до конца понимаю. Но ты можешь об этом не беспокоиться. Все знают, что ты каждый день выкладываешься на полную катушку. – Но они меня не уважают. Я думаю, они все плохо ко мне относятся. Мистер Престон держал в руке свою фуражку. Он со вздохом посмотрел на нее. – Я уважаю тебя. И очень хорошо к тебе отношусь. Он посмотрел на меня с теплотой во взгляде. И этот взгляд каким-то образом расколдовал меня. Мои ноги снова стали подвижными. – Спасибо вам, мистер Престон, – сказала я. – Думаю, мне пора вернуться к работе. Улей никогда не отдыхает и все такое. Я развернулась и направилась прямиком обратно на свой четвертый этаж. Это было много месяцев назад. Теперь я стою перед витриной магазина в нескольких кварталах от отеля. Мои ноги снова приросли к земле, как тогда, в тот день. Я уже заходила в магазин. Я показала мужчине за прилавком свой товар; он предложил мне цену. Я согласилась. Вместо того, что лежало там раньше, в чашечке моего лифчика, у сердца, теперь покоится толстая пачка купюр, завернутых в салфетку. Я проверяю время на своем телефоне. На все про все, включая дорогу, у меня ушло двадцать пять минут, то есть на пять минут меньше моей изначальной оценки, а это значит, что я вернусь на работу приблизительно без пяти час, когда, как Шерил столь любезно мне напомнила, начинается вторая половина моей смены. Желудок у меня скручивается в узел, как будто дракон, который там обитает, только что взмахнул хвостом, всколыхнув со дна желудка едкую кислоту. Может быть, не стоило мне этого делать, может быть, это было неправильно. Я смотрю на свое отражение в стекле витрины. Мне вспоминается землистое, вечно всем недовольное лицо мистера Блэка, багровые синяки, которые он оставлял, боль, которую он причинял. Чудище в моем желудке сворачивается клубочком и укладывается. «Что сделано, то сделано». Меня вдруг охватывает невероятная легкость. Я наполняю легкие воздухом и любуюсь своим отражением в стекле – отражением горничной в отутюженной белой блузке с накрахмаленным воротничком. Потом распрямляю плечи. Бабушка гордилась бы моей царственной осанкой. За моим отражением в стекле можно разглядеть товары, которые продают в этом магазинчике: блестящий саксофон в футляре, обитом изнутри красным бархатом; несколько электроинструментов, их провода аккуратно свернуты в форме восьмерки и туго перетянуты резинками; несколько старых, потрепанных мобильных телефонов, несколько украшений. В самом центре витрины красуется новинка: кольцо, мужское кольцо, обручальное кольцо, инкрустированное бриллиантами и другими драгоценными камнями. Оно блестит и переливается – предмет явной и редкой роскоши, изысканное сокровище. Мне показалось, что владелец магазина пожалел меня, когда передавал согласованную сумму. Плотно сжатые губы. Улыбка, которая на самом деле не была улыбкой. Я уже начинаю различать нюансы улыбок с их множеством смыслов. Я сохраняю каждую улыбку в отдельной рубрике в своем словарике, который храню на полочке у себя в голове. – Мне жаль, что все обернулось не так, как вы надеялись, – сказал владелец магазина. – Я имею в виду – с вашим мужчиной. – С моим мужчиной? – переспросила я. – Напротив. Впервые за долгое время дела идут хорошо. Просто замечательно. Глава 12 Всю обратную дорогу до отеля я иду быстрым шагом, то и дело проверяя время на телефоне. Кажется, я успеваю. Сейчас без пяти час, а я уже почти на месте. Мой расчет времени был почти точным. От быстрой ходьбы я немного разрумянилась, а пачка банкнот у моего сердца стала слегка влажной, но это не важно. Похоже, за утро ажиотаж вокруг отеля успел немного схлынуть. Гостей не видно. Мистер Престон стоит на подиуме швейцара. Когда он видит, что я приближаюсь, он сходит с него, до странности неловко прижав локти к бокам. Я приветственно машу ему и взбегаю по ступенькам, но, прежде чем успеваю добраться до верха, мистер Престон обращается ко мне.