Да, кажется, все мы были готовы создать и пополнить ряды сообщества «Смерть драконам». — Или вот, — продолжила Бетси, — есть вариант лучше — давайте вы приворожите лорда Арнела, выйдете за него замуж, а уже потом мы с миссис Макстон с этими сами разберемся. Ах да, приворот. Мне еще нужно было снять приворот лорда Давернетти, и, зная этого дракона, процесс снятия легким явно не будет. В этот момент в комнате которую радостно прослушивали мои домочадцы, прозвучало тихое: — Восемь, матушка уже должна была закурить… И я невольно сложила руки на груди, пытаясь одновременно и эмоционально отгородиться от ситуации, и в то же время сдержать собственный порыв залепить пощечину младшей леди Арнел, за то, что пыталась отравить свекровь. За то, что когда-то точно так же пыталась отравить брата. За… мне нужно как-то перестать об этом думать. И не мне одной. Четыре года назад, леди Каталина Арнел урожденная Стентон появилась почти в неурочное время — время на часах близилось к полуночи, но о каких условностях может идти речь, если дело касается близких родственников. Мистер Уоллан естественно открыл дверь и впустил гостью, а затем спустился в лабораторию, где мы с профессором Стентоном корпели над очередным научным изысканием, и первой реакцией дракона стала тревога. Именно тревога. Мгновенно оставив все как есть, он поспешил покинуть подвал, практически бегом взбежав по ступеням. Он беспокоился о сестре, и его можно было понять. Не понятны стали другие события. Профессор вернулся в лабораторию, в состоянии почти бешенства. Его глаза горели яростью, лицо пошло пятнами, словно одновременно профессор испытывал и гнев и стыд, руки дрожали. Несколько секунд он стоял, опираясь о стол подрагивающими ладонями, и смотрел в одну точку ничего не видящим взглядом. Затем произнес слова, которые мне суждено было запомнить, боюсь, на всю жизнь: «Анабель, на сегодня все, идите отдыхать. Надеюсь, вы простите мне некоторое пренебрежение вашим обществом и отужинаете в одиночестве». В ту страшную ночь профессора спасло лишь одно — я не послушалась. Обычно лорд Стентон был крайне требователен, и я следовала указаниям неукоснительно, но в ту ночь он оказался слишком обеспокоен и как следствие довольно беспечен, а потому покинул лабораторию, не деактивировав защитные заклинания. «Potest!», «Potest!», «Potest!». Заклинание за заклинанием, и одновременно с этим отметки на колбах, погашение горелок и улыбка вошедшей миссис Макстон. Наша почтенная домоправительница, даже пребывая в глубоком сне, а ложилась она по обыкновению к девяти, всегда невероятным образом доподлинно знала, ужинали мы с профессором или нет. Вот и в тот вечер, поправляя ночной чепец, и кутаясь в теплый платок, миссис Макстон спустилась, несмотря на всю свою нелюбовь к подземной лаборатории, и сообщила, что чай уже ожидает меня на кухне, как и подогретый пирог. Кивнула, продемонстрировав, что услышала, и продолжила завершение действия заклинаний. Много позже, когда поднялась в дом и прошла на кухню, обнаружила, что мистер Оннер уже проснулся и месит тесто, соответственно на часах должно было быть уже около четырех утра, но было всего два ночи. Неожиданно это вселило неясное чувство тревоги. Когда проживаешь с людьми в одном доме несколько лет, невольно начинаешь отмечать отклонения в их привычках и поведении, так вот, мы все знали — если мистер Оннер начал месить тесто ранее, чем в четыре утра, значит он пребывает не в самом лучшем расположении духа, и пытается успокоиться, не прибегая к таким кардинальным мерам как стакан виски. И чувство нарастающей тревоги вынудило меня, вторгнуться в кабинет профессора, несмотря на то, что мне не было известно, покинула ли наш дом леди Каталина Арнел. Ночь, в которую эмоциональный порыв оказался самым рациональным и разумным из всех действий. Я обнаружила профессора сидящим за столом и нервно курящим трубку. Со стороны могло показаться, что он, как и мистер Оннер, лишь пытается успокоиться, но увы — бутылка бурбона уже была открыта, на столе находилось два стакана, и если один из них был пуст, то второй, принадлежавший самому профессору Стентону оказался полон. Когда так долго живешь под одной крышей с драконом, его привычки невольно знаешь наизусть — я не могла представить себе ситуации, в которой профессор не выпил бы ни капли бурбона из уже наполненного бокала. Это было несвойственно ему настолько же, как несвойственно для миссис Макстон говорить непристойности. И я испытала страх. Даже не страх — ледяной ужас. Распахнув окна заклинанием, я бросилась к дракону и вот тогда увидела то, что имела неудовольствие видеть и сегодня — отблески черного пламени в глазах. Все дальнейшие события той ночь навсегда отпечатались в моей душе ощущением собственной никчемности, неспособности помочь умирающему и давно ставшему близким дракону, ледяным ужасом при мысли, что я не помогу, не сумею, не справлюсь. Справилась. Не я — мы все. Профессор, который неведомо как держался до последнего, давая указания хриплым слабым шепотом, все домочадцы, действовавшие быстро, четко, без истерик… если не считать Бетси, которая никак не могла перестать плакать, но слезы лились беззвучно и не прекращаясь, не смотря на то, что горничная делала все, что требовалось — носилась на кухню за водой, помогала мне и миссис Макстон как могла, и даже съездила с мистером Илнером сжечь всю мебель и белье, на которых остались испарения и последствия яда. Мы собрались на кухне к десяти утра. К этому времени профессор уже спал, изможденный и обессиленный, а мы сидели на кухне, за небольшим деревянным столом и молча пили чай. В каждом из нас клокотала ярость и бессильный гнев — Стентон запретил вызывать полицию. Стентон запретил распространяться о произошедшем. Профессор запретил даже ему самому напоминать о случившемся, если бы он мог, он бы и нам запретил помнить об этом, но на подобное дракон способен не был, а мы… мы оказались вовсе не способны на милосердие и всепрощение. Наш первый заговор закончился тем, что мы приняли несколько решений — отныне все письма от Каталины Арнел будут передаваться мне, любой визит означенной леди в неурочное время будет игнорироваться, а каждый поданный ей чай неизменно будет содержать изрядную дозу слабительного. Последнее решение было принято самой миссис Макстон, она собиралась выполнять его неукоснительно, и плевать, что об этом подумает сам профессор Стентон. Каталина Арнел заявилась уже на следующий день. В черном. Узрев ее траурный наряд, мистер Уоллан впервые за всю свою длительную карьеру безупречного дворецкого просто захлопнул дверь перед носом леди. После чего не стал даже сообщать профессору Стентону о визите его… сестры. Каталина вернулась еще через несколько дней, уже с приказчиком, доктором и двумя констеблями. Мы приняли их со всем почтением, сопроводили доктора к спящему профессору Стентону, дабы тот удостоверился, что никакой труп хозяина мы в доме не скрываем. А пока доктор и полиция подтверждали правоту наших слов, миссис Макстон подала гостям чай. Леди Каталине чай был подан особый, тот самый, что миссис Макстон мстительно гарантировала подавать ей в этом доме всегда, так что леди покинула нас стремительно, а повторный визит через год закончился так же в ускоренном темпе. — Дрянь! — продолжила возмущаться мать лорда Арнела. — Выскочка! Эта старая дева оказалась вовсе не такой тихоней, как о ней думал мой бедный брат! Девчонка водила его за нос шесть лет, чтобы в итоге получить все состояние! Мыслимое ли дело — какая-то мерзкая лживая тварюшка, желает получить все наследство Стентонов! — Насколько мне известно, речь шла только о доме, — проговорила леди Катарина Арнел. — О, нет! — прозвучавшее затем грязное ругательство, вызвало у миссис Макстон почти неконтролируемое желание, прикрыть мне уши. — Этот простофиля оставил ей все! Абсолютно все! В комнате за стеной что-то полетело в другую, к счастью, стену, и разбилось. — Мой несчастный брат не был женат, — прозвучало так, словно в этом героическом поступке была заслуга исключительно Каталины Арнел урожденной Стентон. — Я вторая по старшинства, а значит именно мне полагается половина оставленного им состояния. — Хм, — усмехнулась женщина, потерявшая трех дочерей и казавшаяся мне жертвой всего случившегося, — Каталина, насколько мне известно, Рейвен Стентон особым богатством не обладал, иначе матушка никогда не воспрепятствовала бы нашему браку, так что все его имущество — дом в столице, и дом в Вестернадане. Ты уверена, что половина не самой респектабельной жилплощади так важна? — Половина дома?! — от визга Каталины Арнел поморщились мы все. — Половина дома??? Очнись, Катарина, у Рейвена несколько миллионов фунтов только на одном ставшем случайно известном мне счету в не самом надежном банке столицы! В не самом надежном! А теперь представь, сколько находится в более респектабельных банках! Дом? Да к дьяволу дом, пусть эта выскочка им подавится, мне нужны деньги! Все мои домочадцы посмотрели на меня с нескрываемым сочувствием. Они прекрасно знали, что я просила дом. Только дом. И даже не в столице, а этот, расположенный в Вестернадане, потому что… Каталина Арнел Стентон не была глупой, и, несомненно, догадалась, что прислуга ведет с ней необъявленную войну. Я в свою очередь так же не отличалась глупостью, и понимала, что ждет миссис Макстон, Бетси, мистера Уоллана, мистера Илнера и мистера Оннера, окажись они в зоне власти сестры профессора. Поэтому для меня было так важно получить дом. Дом, но не деньги. Ко всему прочему, в отличие от Каталины Арнел мне было известно, что денег по факту имеется не так уж и много — драконница упомянула банк «Вест-индской компании», и он действительно не был ни достаточно защищенным, ни респектабельным, зато именно он позволял по факту проводить не самые законные операции, и именно из него все средства шли на закупку реактивов, препаратов, оборудования, магических измерителей и всего прочего. Наука не самое прибыльное предприятие и подразумевает постоянное реинвестирование полученных средств, но… вот до этого сестра профессора Стентона додуматься, видимо, оказалась не способна. — Достаточно, — очень тихо сказала я.- Ничего нового мы здесь не услышим, и в целом есть вещи, которые я не желала бы слышать вовсе. Профессор Наруа кивнул, посерьезнев, и задал всего один вопрос: — Куда данная… женщина, — он намеренно не произнес слово «леди», — тратила средства? — Карточные долги, — вместо меня ответил кто-то за моей спиной. От этого голоса вздрогнула я, и невольно отшатнулись мои домочадцы. Но появление лорда Арнела в тайном ходе, было не единственной новостью. — Бель, симпотяшка, — из-за массивной фигуры дракона показалась не менее массивная морда находящегося в полуобороте генерала ОрКолина, — там эта дрянь, компаньонка императрицы, приволокла доктора Эньо к леди Энсан. Миссис МакАверт просила узнать, что ей делать. Я оказалась под внимательно-вопрошающим взглядом не способного подойти ко мне более чем на два шага лорда Арнела, и в ситуации, когда от меня требовалось решение, принять которое я едва ли могла. А потому, обернувшись, просительно посмотрела на миссис Макстон. Моя почтенная экономка, мгновенно взяла дело в свои руки, подошла, сдвинув меня в узком проходе подальше от лорда Арнела, и торопливо зашептала оборотню: — Миссис Боутон, няня, главная над гувернантками в этом рассаднике злобы, зверской неблагодарности и абсолютной бессовестности, пусть заварит для компаньонки императрицы чай, тот самый, что дается малышам, если у тех трехдневный запор. И не пускайте эту злобную гадину в покои леди Энсан, пусть врача сопроводит сама миссис МакАверт, и… присматривайте за девушкой, ОрКоллин, хорошо присматривайте, ей, бедняжке и так досталось. — Понял, — отрапортовал оборотень, и скрылся. — Простите, а как вы… — попытался было сделать невозможное и крикнуть шепотом вдогонку профессор Наруа. — Я провел, — мгновенно ответил на невысказанный вопрос лорд Арнел. И, вопросов уже ни у кого не осталось. Как, впрочем, и желания продолжать оставаться на месте. Возможно, оказавшись здесь, в этом «рассаднике злобы, зверской неблагодарности и абсолютной бессовестности», как обозначила поместье миссис Макстон, мы сами поддались некоторому влиянию и потому без стыда, угрызений совести и на глазах не пожелавшего уйти вместе с генералом лорда Арнела, мы все бодро поспешили далее, делая вид, что вообще никто и никак не заметил последовавшего за нами хозяина дома. Несомненно, мы знали это и по тяжелым мрачным и казалось выдававшим истинное настроение лорда Арнела шагам, и по тому чувству неодобрительного присутствия и взгляда, который ощущала, надеюсь, не только я, но поставив цель, мы уверенно шли к ней, не желая прерывать данное следование ради выяснения отношений с владельцем поместья Арнелов. И потому, вперед, вперед, поворот, крутая лестница вниз, еще поворот, заклинание сияния, примененное профессором Наруа, и неожиданное: — Направо, — от молча следующего за нами лорда Арнела. Повиновались без слов, словно вообще так и собирались пойти направо в месте, где коридор разделялся на три прохода. Однако же я не удержалась от вопроса: — А что в других двух? — Ядовитый газ, секира, — холодно уведомил дракон. Какой ужас. — Metamorph! — воскликнула я, вновь окутывая всех заклинанием защиты, и, соответственно, была вынуждена остановиться, удерживая плетение. И допустила ошибку, намеренно, но допустила — помимо нашей компании, я так же окутала заклинанием защиты и лорда Арнела. Профессор Наруа принял имеющееся как данность, погасил заклинание света, и сообщил мне: — Интервал пятьдесят шагов. Я кивнула, оставаясь на месте. — Мисс Ваерти, больше я вас не оставлю! — возмутилась миссис Макстон. — А придется, — довольно жестко произнес боевой маг. — Но лорд Арнел…- начала было моя домоправительница. — Находится под «Uiolare et frangere morsu» и едва ли сможет приблизиться к мисс Ваерти ближе, чем на два шага, — резонно напомнил профессор Наруа. И добавил,- Поторопитесь, у мисс Ваерти не так много сил, как бы нам всем хотелось. Я лишь молча кивнула, подтверждая все им сказанное. И прижалась к стене, пропуская миссис Макстон, которая все это время шла позади меня, стараясь держаться так, чтобы лорд Арнел не приближался к нам вовсе. Не самым приятным открытием стало то, что сам лорд Арнел за остальными не последовал. Более того, он виртуозно обманул практически всех, отправив фантом самого себя, окутанный моим заклинанием, и остался, прислонившись спиной к стене напротив меня. И мы так и остались стоять, друг напротив друга, я, молча, но очень выразительно-возмущенно взирая на дракона, и он, мрачно и с не самой радующей меня решимостью, взирающий на меня. — Как дети, — заметила я, непреклонно сложив руки на груди, и все так же глядя на лорда Арнела, уже даже с некоторым вызовом. — Нет, абсолютно не так, — не согласился он, копируя мой жест и тоже сложив руки на груди. — Ну почему же…- начала было я. — Потому что это не каприз, не попытка выяснить, кто из нас с вами более уперт и прочее. Так что ничего детского в нашем поведении нет. Есть другое. То, на что не имею права я, и никогда не согласитесь вы. Я промолчала, никак не желая это комментировать, и мысленно начала отсчитывать про себя обозначенные профессором пятьдесят шагов. — Но есть то, — продолжил, невзирая на мое явное нежелание участвовать в разговоре лорд Арнел, — что самым невероятным образом доставляет мне почти наслаждение — осознание, что вы находитесь в моем доме. Я не сдержала удивления. — Да, — криво усмехнулся лорд Арнел, — представителю вашей расы, подобное сложно понять, я знаю. А вот представителю моей, это говорит о многом. — Странно, мне казалось, что как раз с разговорами у вашей расы все довольно сложно, и вы в целом, всей вашей расой, предпочитаете молчать. Смолчать. Промолчать. Сказать полуправду, не говоря всей правды и прочее! — не удержалась от колкости я. Арнел отреагировал лишь усмешкой. Сложно было прочесть его эмоции по этому жесту, но одно я могла сказать точно — дракон не договаривал. Даже сейчас. Он что-то определенно знал, но… предпочел это скрыть. Как впрочем, судя по всем, собирался скрыть от своей семьи тот факт, что о нашем нахождении в поместье ему известно. И, увы, но подобная двойная игра устраивала и меня почти полностью. Мы стояли по разные стороны узкого коридора, я в платье не по размеру, которое смогла надеть лишь с корсетом, и дракон, остающийся все так же лишь в брюках и легкой шелковой рубашке, и это при том, что в его волосах все еще поблескивали неспешно тающие снежинки.