О боже, — подумал я. — Он ее выдаст. Он слишком слаб. Надо было оставить его в зверинце. — Ш-ш-ш, — прошипел ему в ухо мистер Уайт. — Не слушай их. А теперь продолжай, сынок. Скажи мне, где эта птица? — Она в ящике, — ответил Гораций. Мистер Уайт сдвинул брови. — В ящике? В каком ящике? — В том же ящике, в котором была всегда, — упорствовал Гораций. Офицер затряс Горация за нижнюю челюсть и заорал: — В каком ящике?! Гораций попытался что-то сказать, но тут же закрыл рот. Он судорожно сглотнул и выпрямился. Затем, широко открыв глаза, он пристально посмотрел в глаза твари. — В ящике для панталон вашей матушки, — отчетливо произнес он и плюнул прямо в лицо мистеру Уайту. Тот ударил Горация в висок рукоятью своего кинжала. Оливия закричала, а все остальные вздрогнули, как будто их тоже ударили. Гораций рухнул на пол, как мешок с картошкой. Из его карманов посыпалась мелочь и билеты. — Что это? — спросил мистер Уайт, наклоняясь и всматриваясь в билеты. — Я поймал их, когда они садились на поезд, — ответил арестовавший нас солдат. — Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — Я думал… — Солдат замялся. — Да ладно, — отмахнулся мистер Уайт. — Перехватить его. Немедленно. — Сэр? Мистер Белый посмотрел на билет, а затем на часы. — Этот поезд долго стоит в Портмадоге. Если постараться, его можно нагнать. Прочеши весь состав, начиная с первого класса. Солдат отдал ему честь и выскочил наружу. Мистер Уайт обернулся к оставшимся в его распоряжении солдатам. — Обыщите всех остальных, — приказал он им. — Может, у них еще что-то интересное найдется. Будут сопротивляться, стреляйте. Два солдата с винтовками прицелились в нас, а третий приступил к обыску. У большинства из нас в карманах не было вообще ничего, не считая крошек и катышков, но у Бронвин он нашел расческу, вырезанную из слоновой кости. — Отдайте, пожалуйста, — взмолилась она, — это расческа моей мамы! Но он только расхохотался и ответил: — Почему же она не научила тебя ею пользоваться, мужеподобная девушка? У Еноха обнаружился пакетик кладбищенской земли, который солдат открыл, понюхал и с отвращением отшвырнул в сторону. У меня в кармане он нашел мой разряженный сотовый телефон. Эмма увидела, как тот с громким стуком упал на пол, и пристально посмотрела на меня, явно удивляясь тому, что я его еще не выбросил. Гораций неподвижно лежал на полу, но понять, в самом ли деле он потерял сознание или притворяется, было невозможно. Затем наступила очередь Эммы. Не успел солдат к ней приблизиться, как она зарычала, продолжая держать руки за спиной: — Прикоснись ко мне хоть одним пальцем, и я сожгу тебе всю руку! — Пожалуйста, прибереги свой огонь на потом! — воскликнул он и расхохотался: — Прости, сама напросилась. — Я не шучу, — предостерегла его Эмма и показала ему ладони. Они светились, как угли, и, стоя в трех футах от нее, я чувствовал исходящий от них жар. Солдат попятился. — Ого, какая горячая! — воскликнул он. — Люблю темпераментных женщин. Но только попробуй меня обжечь, и Кларк зашпаклюет твоими мозгами стену. Солдат, на которого он кивнул, прижал ствол винтовки к голове Эммы. Девушка зажмурилась, часто и поверхностно дыша. Затем она опустила руки и снова спрятала их за спину. Ее буквально трясло от гнева. Меня тоже. — А теперь осторожно, — предостерег ее солдат. — Никаких резких движений. Я стиснул кулаки, глядя, как он скользит ладонями вверх и вниз по ее ногам, а затем сует пальцы за вырез ее платья. Все это он проделывал нарочито медленно и с омерзительной похотливой усмешкой. Еще никогда в жизни я так остро не осознавал свою беспомощность. Даже в звериной клетке я чувствовал себя лучше. — У нее ничего нет! — заорал я. — Оставь ее в покое! На меня не обратили ни малейшего внимания. — Она мне нравится, — произнес солдат, оборачиваясь к мистеру Уайту. — Думаю, ее надо немного придержать… в научных целях. Мистер Уайт поморщился. — Ты отвратительный тип, капрал. Но я согласен с тобой, это удивительная девушка. Я о тебе слышал, — обратился он к Эмме. — Я бы все отдал за возможность иметь такие способности, как у тебя. Жаль, что мы не можем закупорить твои руки в бутылку… Мистер Уайт странно улыбнулся и снова перевел взгляд на солдата. — Заканчивай, — приказал он. — У нас мало времени. — С удовольствием, — отозвался солдат и выпрямился, одновременно проводя ладонями по груди Эммы. То, что случилось вслед за этим, происходило как будто в замедленной съемке. Я увидел, что этот мерзкий развратник собирается наклониться и поцеловать Эмму. Я также видел, что сложенные за спиной руки девушки уже охвачены пламенем. Я понимал, к чему это приведет: как только его губы приблизятся к ее рту, она расплавит его лицо ладонями, не заботясь о риске получить пулю в голову. Для Эммы наступил переломный момент. Для меня тоже. Я напрягся, приготовившись к драке. Я был убежден в том, что наступили последние мгновения нашей жизни, но намеревался прожить их на своих собственных условиях. Я решил, что если нам суждено умереть, то мы непременно прихватим с собой и несколько тварей. Солдат обнял Эмму за талию. Ей в лоб продолжало упираться дуло винтовки. Она в ответ налегла на него головой, как будто провоцируя солдата на выстрел. Ее сложенные за спиной руки начали раздвигаться, а раскаленные добела пальцы были обведены по контуру языками пламени. Ну, началось… Вдруг — БА-БАХ! Выстрел прозвучал так резко и неожиданно, что на мгновение у меня потемнело в глазах. Когда ко мне вернулось зрение, я увидел, что Эмма продолжает стоять, и ее голова по-прежнему цела. Винтовка, несколько минут назад смотревшая ей в лоб, теперь опущена, а солдат, который намеревался ее поцеловать, отстранился и развернулся к окну. Выстрел раздался снаружи. Все нервные окончания в моем теле занемели, звеня адреналином. — Что это было? — воскликнул мистер Уайт, бросаясь к окну. Через его плечо я увидел солдата, которому было поручено перехватить поезд. Но он все еще стоял неподалеку от хижины по пояс в цветах. Его спина была обращена к нам, и он целился куда-то вдаль. Мистер Уайт сунул руку сквозь решетку, которой было забрано окно, и распахнул раму. — Ты в кого стреляешь, черт тебя подери? — заорал он. — И почему ты еще здесь? Солдат не двинулся с места. Он молчал. Над полем стоял гул насекомых, и несколько секунд мы только этот гул и слышали. — Капрал Браун! — взревел Уайт. Солдат медленно повернулся. Было видно, что он едва держится на ногах. Винтовка выскользнула у него из рук и упала в траву. Он сделал несколько неверных шагов вперед. Мистер Уайт выхватил из кобуры револьвер и прицелился в Брауна. — Скажи что-нибудь, черт возьми! Браун открыл рот и попытался заговорить. Но вместо голоса из его рта раздался странный жужжащий звук. Он эхом откликнулся у него в животе, имитируя гул, разносящийся над всем полем. Это жужжали пчелы. Сотни, тысячи пчел. А затем появились и они сами. Сначала всего несколько насекомых выползло на его приоткрытые губы. А затем его телом как будто завладела какая-то неподконтрольная ему сила: плечи ушли назад, грудь выпятилась вперед, а челюсти широко распахнулись. Из его настежь открытого рта ударил такой невероятно плотный поток пчел, что, казалось, это какой-то упругий предмет. У него в горле будто разматывался толстый и бесконечно длинный шланг насекомых. Мистер Уайт в ужасе и растерянности попятился от окна. За окном в поле Браун рухнул на землю, окруженный тучами жалящих насекомых. Когда его тело упало, оказалось, что за его спиной стоит другой человек. Это был мальчик. Хью. Он стоял, вызывающе глядя в окно. Насекомые роились вокруг него огромной вращающейся сферой. Ими было заполнено все поле. Тут были медоносные пчелы и шершни, осы и журчалки, а также множество других жалящих насекомых, которых я никогда в жизни не видел. И все эти насекомые подчинялись Хью.