Бронвин неохотно опустила клоуна вниз. Он закашлялся и поправил одежду. — Похоже, я вас недооценил, — произнес он. — Вы станете отличным пополнением для нашей армии. — Я вам уже сказал, что мы не собираемся вступать в вашу дурацкую армию, — напомнил ему я. — Да и какой в ней смысл? — спросила Эмма. — Вы ведь даже не знаете, где находятся имбрины. Складывающийся человек навис над нами. — Дело в том, — произнес он, — что если силы зла добраться до последних свободных имбрин, остановить их уже никому не удастся. — Похоже, их уже не остановить, — заметил я. — Если ты так думаешь, то ты еще ничего не видел, — ответил клоун. — И если ты думаешь, что они когда-нибудь прекратят на вас охотиться, поскольку ваша имбрина свободна, то ты тупее, чем кажешься. Гораций встал и откашлялся. — Вы только что изложили нам самый худший сценарий развития событий, — произнес он. — За последнее время я услышал огромное количество всевозможных наихудших сценариев. Но я так и не услышал ни единого наилучшегосценария. — О, это звучит многообещающе, — хмыкнул клоун. — Давай, модник, выкладывай. Гораций глубоко вздохнул, набираясь храбрости. — Тварям были нужны имбрины, и теперь они их получили. Во всяком случае, большинство из них. Предположим, что это все, что нужно тварям, и теперь они могут приступить к осуществлению своего дьявольского плана. И они своего достигают: становятся супертварями, полубогами или к чему они там стремятся. И перестают нуждаться в имбринах, странных детях и временных петлях. В этом случае они отправляются восвояси по своим делам, чтобы где-то там быть полубогами, и оставляют нас в покое. И в этом случае жизнь не просто возвращается в прежнее русло. Она становится лучше,чем прежде, потому что никто больше не пытается съесть нас или похитить наших имбрин. И тогда, возможно, мы сможем, как раньше, хоть изредка выезжать за границу. Мы посмотрим мир и побываем в таких местах, где холодный дождь не идет триста дней в году. И в таком случае какой смысл оставаться здесь и сражаться? Мы бросимся на их мечи и погибнем, в то время как все может обойтись и без нашего вмешательства. Несколько мгновений все молчали. Затем клоун начал смеяться. Он смеялся и смеялся, и его хохот отражался от стен, пока, корчась от смеха, клоун не рухнул на пол. И тогда заговорил Енох: — У меня просто нет слов. Хотя, нет, погодите, они у меня есть! Гораций, я еще никогда не слышал, чтобы желаемое за действительное выдавали таким наивным и трусливым образом. — Но такой вариант возможен, — продолжал настаивать Гораций. — Конечно. А еще возможно, что Луна сделана из сыра. Просто это чертовски маловероятно. — Я могу положить конец этот спор прямо сейчас, — вмешался складывающийся человек. — Вы хотите знать, что твари сделать с нами, как только смогут делать все, что им вздуматься? Пойдемте, я вам показать. — Зрелище не для слабонервных, — добавил клоун, покосившись на Оливию. — Если это зрелище под силу им,значит, и мне тоже, — ответила она. — Тебя предупредили, — пожал плечами клоун. — Идите за нами. — Я даже с тонущего корабля за вами не пошла бы, — отозвалась Мелина, которой наконец снова удалось поставить на ноги трясущихся слепых братьев. — Тогда оставайся, — ответил клоун. — А те, кто не хочет затонуть вместе с кораблем, пойдемте с нами. * * * Раненые лежали в разнокалиберных кроватях в импровизированной больничной палате под присмотром медсестры с выпирающим наружу стеклянным глазом. Пациентов, если их можно было так назвать, было трое — мужчина и две женщины. Мужчина лежал на боку в полубессознательном состоянии. Он что-то шептал и пускал слюни. Одна из женщин безразлично смотрела в потолок, а другая извивалась под простынями и тихо стонала, всецело пребывая во власти какого-то кошмара. Мы остановились за дверью, не желая приближаться к этим людям. Каким бы недугом они ни страдали, их заболевание могло оказаться заразным, и нам не хотелось его подцепить. — Как они сегодня? — спросил складывающийся человек у медсестры. — Еще хуже, — ответила та, суетясь между кроватями. — Теперь они постоянно на успокоительных. В противном случае они просто безудержно рыдают. Никаких заметных ран на их телах не было. Не было окровавленных бинтов, закованных в гипс конечностей, мисок, до краев наполненных красноватой жидкостью. Комната скорее напоминала палату психиатрической клиники, чем обычной больницы. — Что с ними такое? — спросил я. — Они были ранены во время налета? — Нет, их привезла сюда мисс Королек, — ответила медсестра. — Она нашла их в больнице, которую твари превратили в некое подобие медицинской лаборатории. Этих несчастных они использовали в качестве подопытных кроликов для своих невообразимых экспериментов. То, что вы видите — это результат их усилий. — Мы нашли их старые документы, — добавил клоун. — Твари похитили этих людей много лет назад. Их все считали погибшими. Медсестра сняла планшет со стены возле кровати шепчущего мужчины. — Этого парня зовут Бентерет. Предполагается, что он бегло говорит на сотне языков. Но сейчас он только и делает, что снова и снова повторяет одно-единственное слово. Я подошел ближе, пристально следя за его губами. Зов, зов, зов, — шептал он. — Зов, зов, зов. Тарабарщина какая-то. Разум его покинул. — А она, — продолжала медсестра, показывая планшетом на стонущую девушку, — согласно документам может летать. Но я ни разу не видела, чтобы она хоть на дюйм приподнялась из своей кровати. Что касается второй, то она должна быть невидимкой. Но мы видим ее совершенно отчетливо. — Их пытали? — спросила Эмма. — Совершенно очевидно, что их пытали, пока они не утратили рассудок, — ответил клоун. — Пытали, пока они не забыли, как это — быть странными! — Да вы хоть целый день меня пытайте, — включился в разговор Миллард. — Я все равно не сумею забыть, как это — быть невидимкой. — Покажи им шрамы, — обратился клоун к медсестре. Медсестра подошла к неподвижной женщине и откинула простыни. Тонкие красные шрамы длиной с сигарету пересекали ее живот, виднелись на шее и под подбородком. — Это вряд ли может служить доказательством пыток, — с сомнением произнес Миллард. — В таком случае чем это можетслужить? — возмущенно поинтересовалась медсестра. Миллард не обратил внимания на ее реплику. — У нее есть еще шрамы, или это все? — Ничего себе все! — откликнулась медсестра и, сдернув простыни, обнажила ноги женщины, чтобы продемонстрировать такие же шрамы на задней части ноги под коленом, на внутренней стороне бедра и подошве. Миллард наклонился, разглядывая стопу. — Какое странное место, вы не находите? — К чему ты клонишь, Милл? — спросила Эмма. — Тихо! — шикнул на нее Енох. — Пусть изображает из себя Шерлока, если ему так хочется. Мне это очень даже нравится. — Почему бы нам не порезать егов десяти местах? — предложил клоун. — Тогда посмотрим, покажется ли ему это пыткой! Миллард подошел к кровати шепчущего мужчины. — Можно мне его осмотреть? — Я уверена, что он возражать не будет, — кивнула медсестра. Миллард приподнял простыни над ногами мужчины. На подошве одной из его босых ног виднелся шрам, подобный шраму у неподвижной женщины. Медсестра кивнула в сторону третьей несчастной. — У нее имеется такой же, если это то, что тебя интересует. — Довольно, — вмешался складывающийся человек. — Если это не пытка, тогда что? — Исследование, — ответил Миллард. — Эти надрезы тонкие и хирургически точные. Они не рассчитаны на то, чтобы причинять боль. Скорее всего, их даже делали с применением анестетика. Твари что-то искали. — И что же они могли искать? — спросила Эмма дрогнувшим голосом, в котором слышался страх перед ответом. — Существует старая поговорка о стопе странного человека, — ответил Миллард. — Кто-нибудь из вас ее помнит? — Стопа странного человека — это дверь к его душе, — отчеканил Гораций. — Но это говорят детям только для того, чтобы они не разувались, играя на улице. — Может, это так, а может, и нет, — пробормотал Миллард. — Не смеши! Ты думаешь, что они искали… — Их души. И они нашли их.