Я бродил по зданию, пока не дошел до помещений, замороженных не полностью. Лед здесь поднялся только до половины, подобно тому, как поднимается вода в тонущем судне. На его поверхности виднелись только крышки столов и абажуры настольных ламп, напоминающие головы выбившихся из сил пловцов. За обледеневшими окнами садилось солнце. По стенам комнат протянулись тени, продолжаясь на лестнице за открытыми дверями. По мере того как сгущались сумерки, тени становились все более темными и отчетливыми. Вскоре все окружающее меня пространство окрасилось в темно-синий цвет. Мне пришло в голову, что, возможно, это мой прощальный вечер в странном мире. Последний вечер с новыми друзьями. С лучшими друзьями в моей жизни. Последний вечер с Эммой. Почему же я проводил его в одиночестве? Потому что мне было грустно, а Эмма зацепила мое самолюбие, после чего мне захотелось похандрить. Но довольно хандры! И едва я развернулся, чтобы выйти из комнаты, как ощутил знакомые тошнотворные спазмы в животе. Пуст о та. Я замер, ожидая нового приступа боли. Мне нужна была дополнительная информация. Чем ближе находилась пуст о та, тем сильнее болел у меня живот. Чем чаще повторялись приступы, тем сильнее было приближающееся чудовище. Когда на нас охотились две сильные пуст о ты, я ощущал один мощный беспрерывный спазм. Но сейчас прошло очень много времени, прежде чем спазм повторился, да и то, такой слабый, что я даже не был уверен, что действительно его ощутил. Я медленно вышел из комнаты и пошел по коридору. Проходя мимо следующей комнаты, я ощутил третий спазм, чуть более сильный, но все равно едва ощутимый. Я попытался осторожно и бесшумно открыть дверь, но она примерзла и не поддавалась. Я изо всех сил дернул за ручку, затем потряс дверь, затем несколько раз ударил по ней ногой. Наконец она распахнулась, и моему взгляду предстала комната, заполненная льдом мне по грудь. И даже в тусклом освещении я сразу увидел пуст о ту. Она на корточках сидела на полу, закованная в лед по самые чернильно-черные глазные яблоки. Надо льдом торчала только верхняя часть ее головы. Все остальное, в том числе самое опасное — открытые челюсти, зубы и языки — находилось под его поверхностью. Это существо едва дышало. Его сердечная деятельность замедлилась настолько, что свелась к одному удару в минуту. И с каждым слабым ударом я ощущал и соответствующий ему импульс боли. Я стоял у входа в комнату и смотрел на пуст о ту, испытывая восхищение и отвращение одновременно. Она была обездвижена, совершенно беспомощна и ничего не осознавала. Было бы нетрудно взобраться на лед и вогнать острие сосульки ей в макушку. Если бы кто-нибудь знал, что она здесь, то наверняка сделал бы именно так. Но что-то не позволяло мне так поступить. Это существо уже ни для кого не представляло опасности. Все пустоты, с которыми мне пришлось вступить в контакт, оставили на мне свой след. Их разлагающиеся лица преследовали меня во снах. Вскоре мне предстояло вернуться домой, где я уже не буду Джейкобом Убийцей Пустот. Я не хотел забирать с собой еще и это чудовище. Меня это больше не касалось. Я, пятясь, вышел из комнаты и затворил за собой дверь. * * * Когда я вернулся в зал совещаний, последние отблески дня за окнами уже погасли, и в комнате было темно, как ночью. Поскольку мисс Королек не позволяла жечь газовые лампы, опасаясь, что их заметят снаружи, все сгрудились вокруг нескольких свечей, расставленных на большом овальном столе. Некоторые сидели на стульях, а кое-кто расположился, скрестив ноги, непосредственно на столе. Собравшиеся тихо переговаривались и что-то разглядывали. Скрип тяжелой двери заставил их резко обернуться в мою сторону. — Мисс Королек? — с надеждой в голосе спросила Бронвин, выпрямляясь на стуле и щурясь в темноту. — Это всего лишь Джейкоб, — произнесла чья-то неясная тень. Когда отзвучал хор разочарованных возгласов, Бронвин кивнула в мою сторону: — Привет, Джейкоб, — и тут же вернулась к изучению чего-то, лежащего на столе. Приближаясь к столу, я не сводил глаз с Эммы. Пристально глядя ей в глаза, я увидел в них что-то мучительное и беззащитное. Мне показалось, она боится, что я действительно решил сделать то, к чему она меня подталкивала. Затем ее взгляд потускнел, и она снова опустила глаза. Я надеялся, что Эмма сжалилась надо мной и уже сообщила остальным, что я ухожу. Но, разумеется, она этого не сделала, ведь я даже ейеще этого не сказал. Однако сама она, похоже, все уже прочитала на моем лице. Мне было ясно, что остальные ни о чем не подозревают. Они уже так привыкли к моему присутствию, что успели забыть о том, что оно находится под вопросом. Я собрался с духом и попросил их уделить мне минуту внимания. — Подождите секундочку, — раздался чей-то голос. Это с сильным акцентом произнесла девочка со змеей. Теперь она и ее питон в упор смотрели на меня. — Вот этот юноша изрыгает полную ерунду о тех местах, откуда я родом. — Обернувшись к единственному пустому стулу у стола, она продолжала: — Мой народ называет их Симхаладвипа— обиталище львов. Со стула прозвучал голос Милларда: — Простите, но вот тут четко говорится: Земля Серендипа.Составившие карту странные картографы не были склонны фантазировать! Подойдя ближе, я увидел то, что послужило основанием для этого спора. Это была Карта Дней — гораздо более масштабное издание, чем то, которое мы утратили в море. Эта карта занимала практически весь стол и была толстой, как поставленный на торец кирпич. — Я знаю свой родной дом лучше, и он называется Симхаладвипа!— настаивала девочка. Питон внезапно распутал кольца вокруг ее шеи и метнулся по столу, чтобы ткнуть носом в каплевидный остров рядом с побережьем Индии. Впрочем, на этой карте Индия называлась Малабар, а поверх острова, который был известен мне под названием Шри-Ланка, изящным почерком было выведено — Земля Серендипа. — Какой смысл спорить? — произнес Миллард. — У некоторых мест имеется множество названий в соответствии с количеством народностей их жителей. А теперь, пожалуйста, отзови своего дружка, пока он не измял все страницы. Девочка фыркнула и что-то пробормотала. Питон медленно скользнул обратно, чтобы снова обвиться вокруг ее шеи. Все это время я не мог отвести взгляда от книги. Та, которую потеряли мы, была достаточно внушительной, хотя при мне ее открывали лишь однажды, и то ночью. Я видел ее залитой оранжевым заревом горящего дома странных детей. Но эта карта представляла собой нечто совершенно иное. Она была на несколько порядков больше и так изысканно украшена, что наша рядом с ней показалась бы туалетной бумагой в кожаном переплете. Красочные карты раскинулись на ее страницах с золотым обрезом, материал которых представлял собой нечто гораздо более прочное, чем бумага. Возможно, это была телячья кожа. На полях теснились роскошные иллюстрации, легенды и всевозможные пояснения. Миллард заметил мое восхищение и произнес: — Изумительная книга, верно? За исключением, возможно, Codex Peculiaris,это издание Карты — самая чудесная книга во всем странном мире. Целая команда картографов, художников и печатников посвятила ее созданию всю жизнь. Говорят, что некоторые карты нарисовал сам Перплексус Аномалус. Я с детства мечтал увидеть ее собственными глазами. О, я так счастлив! — Это действительно нечто! — произнес я. И я не кривил душой. — Миллард показывал нам свои любимые страницы, — пояснила Оливия. — Мне больше всего понравились картинки! — Я пытаюсь немного их отвлечь, — пояснил Миллард, — облегчить ожидание. Джейкоб, ты не поможешь мне переворачивать страницы? Мне не хотелось разрушать усилия Милларда своим заявлением, и я решил, что с ним можно немного подождать. Я все равно никуда не мог отправиться как минимум до утра, и мне хотелось насладиться обществом друзей, не обременяя их дополнительными проблемами. Встав рядом с Миллардом, я сунул ладони под страницу, которая была такой большой, что перевернуть ее мы смогли только в четыре руки. Мы снова принялись изучать Карту. Я был полностью поглощен ею, особенно отдаленными и малоизученными частями мира. Разумеется, Европа с ее множеством петель была прорисована во всех подробностях, но чем дальше от нее, тем более схематичными становились обозначения. Огромные территории Африки являли собой совершенно пустые пространства. Terra incognita.То же самое можно было сказать о Сибири, хотя для Дальнего Востока России у Карты было собственное название — Великое Далеко-Простирающееся Уединение. — В тех местах есть петли? — спросил я, указывая на пустующее пространство большей части Китая. — Там есть странные люди наподобие нас? — Разумеется, есть, — ответил Миллард. — Странности обусловливаются генетическими, а не географическими факторами. Но странный мир исследован очень плохо, и в нем все еще остается много неизвестных науке мест. — Почему? — Полагаю, потому, что мы были слишком заняты выживанием. Мне пришло в голову, что усилия, затрачиваемые на выживание, мешают странным людям не только заниматься исследованием собственного мира, но также и просто влюбляться. Мы перевернули еще несколько страниц, выискивая пустые места. Их было очень много, и у всех были замысловатые названия. Скорбное Королевство Песка. Земля, Созданная в Гневе. Звездное Высокогорье. Я беззвучно произносил эти слова, наслаждаясь их наполненностью. Порой перед нашими глазами мелькали жутковатые местности, которые на Карте назывались Пустошами. Крайний север Скандинавии был Ледяной Пустошью.Центральная часть Борнео представляла собой Удушающую Пустошь.Б о льшая часть Аравийского полуострова именовалась Безжалостной Пустошью,а южная оконечность Патагонии — Безрадостной Пустошью.Некоторых мест здесь не было вовсе. Отсутствовали, к примеру, Новая Зеландия, Гавайи и Флорида, которая представляла собой лишь крохотный и в высшей степени схематичный отросточек в ногах Америки. Глядя на Карту Дней, я чувствовал, что даже самые неприступные места пробуждают во мне какую-то непривычную тоску. Это чувство напоминало мне те давно позабытые дни, которые мы с дедушкой проводили, склонившись над историческими картами в «Нэшнл Джеографик», картами, которые были нарисованы задолго до появления самолетов и спутников, когда не существовало камер высокого разрешения, способных заглянуть в самые укромные уголки этого мира. Когда о хорошо известных каждому школьнику очертаниях береговых линий можно было только догадываться. Когда глубина и площадь ледяных морей и непроходимых джунглей устанавливались на основании слухов, легенд и малодостоверных рассказов обезумевших исследователей, которые во время странствий утратили б о льшую часть своих экспедиций. Слушая вполуха рассказ Милларда об истории Карты, я вел пальцем по одной из огромных и неисследованных пустынь Азии. Где Крылатое Создание Не Оканчивает Свой Полет.Целый мир продолжал ожидать своих исследователей, а я едва успел отковырнуть песчинку с его поверхности. Эта мысль наполнила мою душу сожалениями, но одновременно и постыдным облегчением. В конце концов, я снова увижу свой дом и своих родителей. Возможно, это старое стремление к исследованиям ради исследований по своей сути было детским. В неизвестности всегда присутствовала романтика, но стоило какую-то местность открыть и занести в каталоги и на карты, как она съеживалась, превращаясь в очередной пыльный факт из учебника, напрочь лишенный малейшего намека на таинственность. Поэтому, возможно, было бы лучше оставить несколько точек на карте неисследованными. Пусть мир хранит толику своей магии. Не стоит вынуждать его выдавать все свои тайны до последней. Возможно, было бы лучше время от времени задаваться вопросами и изумляться загадочности мира? А потом я им рассказал. Не было никакого смысла в том, чтобы тянуть с объявлением. И я просто выпалил: — Я ухожу. Когда все это закончится, я вернусь домой. Воцарилась потрясенная тишина. Эмма наконец-то смогла встретиться со мной взглядом, и я увидел в ее глазах слезы. Потом Бронвин встала из-за стола и обхватила меня обеими руками. — Брат, — произнесла она. — Нам будет тебя не хватать. — Мне тоже будет вас не хватать, — ответил я. — Больше, чем я могу выразить. — Но почему? — спросила Оливия, приподнимаясь над полом так, чтобы заглянуть мне в глаза. — Неужели я так сильно тебя раздражала? Я положил ладонь ей на макушку и опустил ее обратно на пол. — Нет, нет, Оливия, это не имеет к тебе никакого отношения, — заверил я ее. — Ты была бесподобна. Эмма вышла вперед. — Джейкоб пошел с нами, чтобы помочь, — произнесла она. — Но он должен вернуться назад, к своей прежней жизни, пока она у него еще есть и ему не поздно ее догнать. Похоже, дети это понимали. Они на меня не сердились. Большинство из них искренне за меня радовались. Мисс Королек заглянула в комнату, чтобы ввести нас в курс дела. Она сказала, что все идет прекрасно. Мисс Сапсан поправляется и к утру должна вновь стать самой собой. С этими словами мисс Королек исчезла. — Хвала богам! — воскликнул Гораций. — Хвала птицам! — поддержал его Хью. — Хвала богам и птицам, — добавила Бронвин. — Всем птицам на всех деревьях во всех лесах. — Спасибо и Джейкобу, — произнес Миллард. — Мы ни за что не сумели бы проделать этот путь без него. — Да мы и с островабез него ни за что не сумели бы выбраться, — вставила Бронвин. — Джейкоб, ты так много сделал для всех нас. Ребята подошли и начали по очереди меня обнимать. Затем они разбрелись, и осталась одна Эмма. Она обняла меня самой последней. Это было долгое объятие, в котором нежность слилась с горечью и которое слишком напоминало прощальное. — Еще никогда мне не было так трудно, как в тот момент, когда я попросила тебя нас покинуть, — произнесла она. — Я рада, что ты меня послушал. Вряд ли у меня хватило бы сил попросить тебя об этом еще раз. — Как я все это ненавижу, — ответил я. — Как я хотел бы найти мир, в котором мы смогли бы спокойно жить вместе.