– Он прав, я тоже это видел. – Так что с ними происходит? – спросил Апгар Майкла. – Почему это замедляет их? – Сложно сказать. Я бы предположил, что это некая остаточная память. – В смысле? – В смысле, что им не нравится то, что они видят, поскольку это не сочетается с каким-то другим аспектом их восприятия себя. Майкл повернулся к Питеру. – Помнишь Зараженную, с которой ты сражался в клетке у Тифти? Питер кивнул. – После того, как ты ее убил, то кое-что сказал Тифти. «Ее звали Эмили. Последнее, что она помнит, – как с парнем целовалась». Откуда ты это узнал? – Это было очень давно, Майкл, и я вряд ли смогу объяснить это. Она просто смотрела на меня, и это произошло. – Не просто смотрела. Она уставилась. Вы оба уставились. Люди не смотрят в глаза Зараженным, когда те собираются их пополам разорвать. Естественное желание – отвернуться. Ты этого не сделал. И это, как и зеркало, остановило ее. Майкл помолчал. – Чем больше я об этом думаю, тем больший смысл в этом вижу, – продолжил он. – Это объясняет очень многое. Когда человека забирают, его первое желание после превращения – идти домой. Точно так же ведут себя умирающие. Сара, я прав? Сара кивнула. – Это так. Иногда даже последние слова умирающего бывают – «хочу домой». Даже сказать не могу, сколько раз я такое слышала. – Итак, Зараженный является человеком, пораженным сверхагрессивным мощным вирусом. Однако в глубине души они помнят, кем они были. Скажем так, в процессе трансформации эта память уходит очень глубоко, но не исчезает окончательно. Это будто ядро, которое в них остается. Глаза являются отражающей поверхностью, как и зеркала. Когда они видят свое отражение, память всплывает и сбивает их с толку. И это останавливает их, подобно своего рода ностальгии. Боль, оттого что они вспоминают свою человеческую жизнь и видят, чем стали. – Ну и… теория, – сказал Хеннеман. Майкл пожал плечами. – Возможно. Возможно, я просто в лужу пернул, это со мной не впервые. Но позвольте кое-что спросить, полковник. Сколько вам лет? – Простите? – Шестьдесят? Шестьдесят три? Хеннеман слегка скривился. – Спасибо, пятьдесят восемь. – Ошибся, извините. В зеркало смотрелись? – Стараюсь этого не делать. – Вот и я о том. В вашем сознании вы такой же, как всегда были. Черт, у себя в мозгах я все еще семнадцатилетний пацан. Но реальность отличается от этого, и видеть ее неприятно. Я здесь ни одного двадцатилетнего не вижу, так что вряд ли я здесь один такой. Питер повернулся к главе администрации. – Форд, что у нас такого отражающего есть? Нам надо закрыть ворота, целиком, а еще хорошо бы по сотне ярдов в каждую сторону от них. Чем больше, тем лучше. Чейз задумался. – Могло бы подойти анодированное кровельное железо. – Сколько у нас есть? – Очень много в поселения перевезли, но и остаться должно было достаточно. Если будет не хватать, можем с домов снять. – Начинай это проектировать. Еще нам надо укрепить ворота. Если потребуется, пусть их заварят к чертям. И пешеходный вход тоже. Чейз нахмурился. – И как тогда люди выходить будут? – Пока что вопрос о «выходить» перед нами не стоит. Некоторое время нам не придется это делать. – Позвольте, мистер президент, – заговорил Хеннеман. – Предположим, все это сработает – если сработает, позволю себе заметить, – но у нас все равно останется две сотни тысяч Зараженных снаружи. Мы не можем вечно оставаться за стенами. – Сожалею, что приходится вам возражать, полковник, но именно это мы делали в Калифорнии. Первая Колония продержалась почти столетие, имея очень скудные ресурсы. У нас осталось несколько тысяч человек, и мы сможем обеспечить их жизнь, если все сделаем правильно. Внутри стен у нас достаточно земли, которую можно орошать, выращивать растения и пасти скот. Река дает нам постоянный источник питьевой воды и воды для орошения. Приспособившись к ситуации, мы сможем снова доставлять топливо из Фрипорта, небольшими партиями, а нефтеперегонный завод тоже вполне можно оборонять. При грамотном распределении, используя бензин только для питания прожекторов, мы сможем продержаться весьма долгое время. – А оружие? – Бункер Тифти обеспечит нам запас боеприпасов на некоторое время. Возможно, нам удастся и самим их производить, на несколько лет хватит. Потом мы станем использовать арбалеты, луки и метательные снаряды. В Первой Колонии у нас это получалось, получится и здесь. Повисла тишина. Все думали об одном и том же. Питер понял. Вот и до этого дошло. – При всем уважении, это чушь, и ты это знаешь, – сказал Майкл. Питер повернулся к нему. – Быть может, зеркала их замедлят. Но Фэннинг никуда не денется. Если то, что сказала Алиша, правда, то те Зараженные, которых мы видели этой ночью, – лишь начало. У него целая армия в резерве. – Давай я об этом сам подумаю. – Не надо только этого высокомерия. Я об этом двадцать лет думал. Апгар сделал недовольное лицо. – Мистер Фишер, я бы предложил вам помолчать. – Зачем? Чтобы он нас всех погубил? – Слушай меня очень внимательно, Майкл, – начал Питер. Он не был зол, он вполне ожидал подобные возражения. Сейчас важно, чтобы все они были заодно. – Я понимаю твои чувства. Ты выразился очень ясно. Но ситуация изменилась. – Время потеряли, вот и все. Мы теряем шанс, если будем и дальше здесь сидеть. Нам следовало бы уже сейчас людей по автобусам сажать. – Возможно, раньше это и сработало бы. Но если мы сейчас начнем вывозить людей, то получим бунт. Все развалится. Не говоря уже о том, чтобы доставить до перешейка семьсот человек в течение дня. Автобусы окажутся под ударом, на открытом месте, и у людей не будет ни единого шанса. – У нас и так ни единого шанса. «Бергенсфьорд» – все, что у нас есть. Луций, не молчи уже. Лицо Грира было спокойно. – Не нам это решать. Питер главный. – Поверить не могу, что такое слышу. Майкл оглядел сидящих и снова посмотрел на Питера. – Ты просто слишком упертый, чтобы признать, что ты проиграл. – Фишер, прекратите, – сказал Апгар. Майкл повернулся к сестре. – Сара, ты-то на это не купишься. Подумай о девочках. – Я о них думаю. Я обо всех думаю. Я поддерживаю Питера. Он никогда нас не подводил. – Майкл, я должен быть уверен, что ты с нами заодно, – сказал Питер. – Очень просто. Да или нет. – О’кей, нет. – Тогда свободен. Дверь вон там. Питер не знал, что произойдет дальше. Майкл несколько секунд смотрел ему в глаза, а затем зло выдохнул и встал. – Чудесно. Если ночь продержитесь, дайте знать. Луций, ты идешь? Грир глянул на Питера, приподняв брови. – Все нормально, надо же кому-то за ним присматривать, – сказал Питер. Они вышли. Питер прокашлялся.