— Вивиан Моррис. — О-о-о, — уныло протянул он, — теперь все встало на свои места. Ты и правда моя племянница. Какое разочарование. Полагаю, семья не простит мне твоего растления. Я и сам себе не прощу — на старости лет я стал таким высоконравственным. Увы, увы. А вторая тоже моя племянница? Надеюсь, нет. Она совсем не похожа на чью-нибудь племянницу. — Это Селия, — указала я в сторону прекрасного неподвижного тела. — Моя подруга. — Судя по всему, очень близкая, — лукаво заметил дядя Билли, — хотя свечу я над вами не держал. Какая свобода нравов, Вивиан! Весьма современно. Целиком и полностью одобряю. Не волнуйся, я не скажу родителям. Еще, не дай бог, обвинят во всем меня. С них станется. — Простите, что… — Я запнулась, не зная, как закончить предложение. Простите, что заняла вашу квартиру? Что сплю в вашей кровати? Что на вашей каминной полке сохнут наши мокрые чулки? Что мы заляпали оранжевыми румянами ваш белоснежный ковер? — Не извиняйся, дитя мое. Я все равно здесь не живу. «Лили» — детище Пег, не мое. В Нью-Йорке я всегда останавливаюсь в теннисном клубе «Ракетка». Исправно плачу взносы, хотя, бог свидетель, дерут с меня втридорога. Зато там гораздо спокойнее и не надо отчитываться перед Оливией. — Но это же ваша квартира. — Разве что формально, благодаря доброте твоей тети Пег. Сегодня утром я всего лишь заскочил за пишущей машинкой, которой, к слову, не вижу на обычном месте. — Я убрала ее в шкаф для белья. В коридоре. — В шкаф, значит? Смотрю, ты тут обжилась, лапочка. — Извините… — начала было я, но он снова меня прервал: — Да шучу я, не волнуйся. Чувствуй себя как дома. Все равно я в Нью-Йорке редкий гость. Здешний климат мне вреден. Того и гляди ангину схлопочешь. К тому же в белых туфлях в этом городе ходить невозможно: пачкаются вмиг. У меня в голове роился миллион вопросов, но вымоченные в джине мозги отказывались соображать, а во рту будто кошки ночевали. Как тут оказался дядя Билли? Что он делает в Нью-Йорке? Кто его впустил? Почему в такую рань он во фраке? Ой, а сама-то я в чем? Кажется, в одной ночнушке, и даже та не моя, а Селии… А в чем же тогда она сама?! И где мое платье? — Что ж, спасибо, порадовали старика, — улыбнулся Билли. — Не каждый день поутру застаешь двух ангелов в собственной постели. Но теперь, раз уж ты моя родственница, оставлю тебя в покое и попытаюсь раздобыть кофе в этом богом забытом месте. Тебе, кстати, кофе тоже не помешает, лапочка. Если позволишь сказать, я от всей души надеюсь, что ты каждый вечер вот так напиваешься и заваливаешься в кровать с красивыми артистками. Продолжай в том же духе, дитя мое. Знай: дядя тобой гордится. Мы отлично поладим. Уже у самой двери он спросил: — А кстати, во сколько обычно встает Пег? — Часов в семь, — ответила я. — Превосходно. — Он взглянул на часы. — Жду не дождусь встречи с ней. — Но как вы сюда попали? — спросила я, все еще очень туго соображая. На самом деле я хотела узнать, как он попал в здание (дурацкий вопрос, ведь очевидно же, что тетя Пег дала мужу — или бывшему мужу, или кем он там ей приходится — запасной комплект ключей). Но Билли истолковал тему гораздо шире: — Приехал на экспрессе «Твентис сенчури лимитед». Единственный комфортный способ добраться из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Мы сделали остановку в Чикаго — и видела бы ты, какие расфуфыренные великосветские цацы к нам подсели! Всю дорогу мы ехали в одном вагоне с Дорис Дэй, резались в картишки, пока тащились через Великие равнины. Знаешь, Дорис — отличная собеседница. Классная девчонка. У нее репутация святоши, но с ней ужасно весело. Я прибыл вчера вечером, сразу отправился в клуб, сделал маникюр и стрижку, повстречался с парочкой отщепенцев и неудачников из числа старых знакомых, а потом решил заглянуть сюда за машинкой и поздороваться с семьей. Так что надевай-ка халат, лапочка, и покажи мне, где раздобыть завтрак в этой дыре. Не советую пропускать реакцию местных на мой приезд. Поверь, ты не пожалеешь. Когда мне наконец удалось вылезти из постели и принять вертикальное положение, я поплелась на кухню, где застала самую удивительную парочку на свете. За одним концом стола сгорбился мистер Герберт в своем обычном состоянии: штаны и нижняя рубашка висят мешком, седые волосы взъерошены, безнадежный взгляд утонул в традиционной кружке кофе без кофеина. За противоположным концом сидел мой дядя Билли: высокий, стройный, в роскошном фраке, с золотистым калифорнийским загаром. И не просто сидел — он кайфовал, развалившись на стуле, прихлебывая виски из высокого стакана и оглядывая интерьер с исключительным удовольствием. Он чем-то смахивал на Эррола Флинна, которому надоело махать саблей. Другими словами, если судить по внешнему виду, один из сидевших за столом готовился разгружать вагон с углем; другой собирался на свидание с Розалинд Расселл[24]. — Доброе утро, мистер Герберт, — привычно поздоровалась я. — Не надо так шутить, — ответил он. — Я не нашел нормального кофе, а эта растворимая бурда противна моему существу, — пояснил Билли, — поэтому пробавляюсь виски. На безрыбье и рак рыба. Не хочешь глотнуть, Вивиан? Сдается мне, сушняк тебя мучает не по-детски. — Все будет тип-топ, когда выпью кофе, — пообещала я, хоть и сама сильно сомневалась в этом. — Пег говорила, вы работаете над сценарием? — обратился Билли к мистеру Герберту. — Был бы счастлив взглянуть. — Глядеть пока особо не на что. — Мистер Герберт печально воззрился на лежавший рядом блокнот. — Вы позволите? — Билли потянулся за блокнотом. — Мне бы не… Хотя ладно, что уж там. — Мистер Герберт привык сдаваться еще до начала битвы. Билли медленно пролистал блокнот. Воцарилось томительное молчание. Мистер Герберт уставился в пол. — Похоже, тут только набор шуток, — заметил Билли. — Даже не шуток, а их концовок. И куча рисунков птиц. Мистер Герберт отрешенно пожал плечами: — Если родятся идеи получше, я буду во всеоружии. — А птицы ничего, кстати. — Билли отложил блокнот. Мне стало жаль бедного мистера Герберта, который ответил на иронию Билли еще более несчастным видом. Я посчитала своим долгом вмешаться: — Мистер Герберт, вы знакомы с Билли Бьюэллом? Мужем Пег? Билли рассмеялся: — Не волнуйся, лапочка. Мы с Дональдом сто лет друг друга знаем. Вообще-то, он мой поверенный — точнее, раньше был, пока ему не запретили практиковать, — а я крестный отец Дональда-младшего. Точнее, раньше был. Дональд просто нервничает, потому что я явился без приглашения. Неизвестно, какой будет реакция его начальства. Дональд! Мне раньше и в голову не приходило, что у мистера Герберта есть имя. Стоило Билли помянуть начальство, как в кухню вошла Оливия. Сделала два шага, увидела Билли, раскрыла рот, закрыла и вышла. Мы некоторое время сидели в благоговейном молчании. Эффектное появление, ничего не скажешь, — и эффектный уход со сцены. — Не судите Оливию слишком строго, — наконец заметил Билли. — Не сумела справиться с восторгом от встречи со мной. Мистер Герберт рухнул лбом на стол и пробормотал: — Господибожемой. — Именно так, в одно слово. — Не тревожься насчет нас с Оливией, Дональд. Все обойдется. Взаимное уважение несколько компенсирует нашу обоюдную антипатию. Во всяком случае, я точно ее уважаю. Хоть что-то общее у нас есть. Мы сохраняем превосходные отношения, базирующиеся на долговременном, глубоком и всестороннем уважении с моей стороны. — Билли вынул трубку изо рта, чиркнул спичкой и повернулся ко мне: — Вивиан, а как поживают твои родители? Мама и усатик? Знаешь, они всегда мне нравились. Во всяком случае, твоя мама. Что за впечатляющая женщина! Ни разу в жизни доброго слова ни о ком не сказала, но я ей вроде бы тоже нравился. Только не вздумай спрашивать у нее: ради приличия ей придется отпираться. А вот к твоему отцу душа у меня не лежит. Слишком чопорный. Я звал его дьяконом — за глаза, разумеется, чисто из вежливости. Ну да ладно. Как они поживают? — Хорошо, спасибо. — Все еще не развелись? Я кивнула, но вопрос застиг меня врасплох. Мне даже в голову не приходило, что папа с мамой могут развестись. — И что же, ни одной интрижки? — Интрижки? У моих родителей? Как можно! — Страсть с годами выдыхается, ты не находишь? — Э-э-э… — А ты была в Калифорнии, Вивиан? — К счастью, Билли решил сменить тему. — Нет. — Обязательно приезжай. Тебе понравится. Такого вкусного апельсинового сока нигде не найдешь. И климат потрясающий. Выходцы с Восточного побережья вроде нас с тобой там в чести. Калифорнийцы всех нас считают голубой кровью. Согласны на что угодно, лишь бы мы добавили лоска их сборищам. Скажешь, что училась в закрытой школе и что твои предки прибыли в Новую Англию на «Мэйфлауэре», и готово дело: для них ты уже почти Плантагенет. Стоит им услышать твой аристократический выговор, и тебе вручат ключи от города. А уж если умеешь играть в теннис или гольф, считай, карьера обеспечена, — главное, не слишком налегать на выпивку. Для семи утра после празднования дня рождения разговор развивался слишком стремительно. Боюсь, в ответ я лишь тупо таращилась на дядю и моргала, хотя изо всех сил старалась уследить за ходом его мысли. И кстати: я правда голубых кровей? — А чем ты занимаешься здесь, в «Лили»? — снова сменил тему Билли. — Нашла себе применение? — Я шью костюмы, — ответила я. — Умно. С таким талантом всегда найдешь работу в театре, причем возраст тут не помеха. Но ни в коем случае не становись актрисой. А твоя красивая подруга? Она актриса? — Селия? Она солистка бурлеска. — Тогда ей не позавидуешь. У меня сердце разрывается, когда гляжу на этих девочек. Их век так короток, моя лапочка. Молодость и красота живут мгновение. Даже самой красивой девушке на свете наступает на пятки десяток новых красоток, помоложе и посвежее. А те, что постарше, киснут, как перезрелый виноград, все еще дожидаясь, когда их заметят. Но твоя подруга — о, эта оставит след, поверь. Множество мужчин падут ее жертвами в смертельной любовной битве, ей наверняка посвятят песню или наложат на себя руки от любви к ней, но очень скоро все кончится. При большом везении она выйдет за богатого старого маразматика, — впрочем, судьба незавидная. Разве что при очень большом везении маразматик в один прекрасный день откинет копыта на поле для гольфа, оставив ей все свои денежки, пока она еще способна ими насладиться. Юные красотки и сами понимают, что конец не за горами. Что все это временно. Надеюсь, твоя прекрасная молодая подруга веселится на всю катушку. Она веселится? — Да, — кивнула я. — Вроде да. По моему скромному мнению, в умении веселиться Селии не было равных.