– Эге-гей, Мустафа, а вы, как я погляжу, времени зря не теряете! Я понял, чем вы там в своей Академии наук занимаетесь! Изучаете способы скоростного поедания вкусняшек, угадал? – Совершенно верно, мой милый Алешенька, – кивнул академик, умудрившись подцепить очередную горсть ягод прямо у Поповича из-под носа. – А я в этом чемпион, клянусь Аллахом! Иначе как бы я президентов Академии стал, по-твоему? Выбрали за особые заслуги в поедании сладостей, разумеется! «Омела» на Университетской набережной – наш любимый испытательный полигон, или главная лаборатория, если угодно. Алексей расхохотался: – Так вы, должно быть, ждете не дождетесь возвращения электричества, чтобы возобновить свои исследования, прерванные на самом интересном месте? – Ну конечно! – Блюментрост театрально вскинул руки к золотому парусу, а заодно захватил и несколько ягод из корзинки. – Я же семнадцатого мая как раз исследовал семнадцатый способ поглощения торта «Ореховый взрыв»! В этот момент на берегу, в трехстах метрах от платформы, раздался страшный грохот. Гремело, ревело железо, содрогалась земля, штормило тихое озеро, как буйное море. Платформа ухала на волнах вверх-вниз. Пеньки переворачивались на бок и скатывались за борт вместе с жареными карасями и последними ягодами княженики. Николай Константинович с коллегами хватались друг за друга, за столб с буром, за мачты паруса. Научная элита империи бессильно наблюдала, как неграмотные, но дюжие сармовчане под предводительством Ерофеича в мокром овечьем тулупе рушили магнитную стену, построенную с таким трудом. Деревенские парни раскачивали вагоны и опрокидывали их в озеро, один за другим. Вокруг метались растерянные студенты, и Николай Константинович, надрываясь, кричал им через озеро: «Отойти! Всем отойти! Отойти из опасной зоны!» Только бы не случилось массовой драки, только бы студенты не попали под падающие вагоны! «Отойти, приказываю! Приказываю отойти!» – во всю мощь легких кричал он, как никогда в жизни. И это был единственный раз за последние 47 дней, когда он действительно не думал о Мелиссе. Сейчас он думал только о своих подопечных и кричал, кричал им отойти от берега. Но его почти не было слышно из-за протяжных завываний Ерофеича. – Не дозволим грешникам злодействовать! – гудел над вулканом низкий голос старосты. – К батюшке Перуну лезут, молнии воруют! К демонам в подземную хатку стучатся! Будят демонов грешники! Не дозволим! Взялись, робятки, ать-два! И еще один вагон со стоном рухнул в золотистую воду. * * * 8 августа Венесуэла. Долина реки Апуре Мелисса Проклятая сигара никак не кончалась, а горло уже сжимала тошнота. Желудок, в котором болтался осточертевший рыбный бульон с гренками из маниока, скручивался все сильнее, хотя еще минуту назад казалось, что дальше некуда. Тяжелый влажный воздух облепил все тело жарким одеялом. Укусы насекомых, расчесанные до крови и набухшие, непереносимо зудели и чесались. Голова кружилась из-за не прекращающейся даже по ночам духоты, и от этого тошнило еще больше. Однако Мелисса продолжала обаятельно улыбаться и вдыхать сигарный дым, пока Кармен переводила ее пламенную речь индианкам племени яномамо. Как говорил когда-то, много лет назад, ее первый наставник-имиджмейкер: «Опытный политик не то что желудок и легкие, жизнь отдаст ради электората. По крайней мере, до того момента, как электронный избирательный бюллетень поступит на главный сервер Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел». В данном случае перед экс-премьером стояла гораздо более трудная задача, чем заполучить виртуальные голоса лояльных избирателей. Она должна была уговорить затравленных дикарок выкрасть главную святыню племени. И не просто выкрасть, а еще и доставить к месту назначения – пересечению рек Апуре и Ориноко в четырех сотнях километров отсюда. Кармен закончила воспроизводить ужасные звуки, которые дикари считали своим языком (хотя по мнению Мелиссы, все эти уханья, визги и лай больше походили на саундтрек к гипотетическому фильму «Апокалипсис в зверинце»), и выжидательно уставилась на экс-премьера. Нужно было продолжать любой ценой, даже если в разгар выступления ее вывернет прямо на пятнистого тапира, который вился вокруг индианок наподобие домашней собачонки, а сейчас был жутко занят обнюхиванием промокших ног Мелиссы в закатанных брюках. – Сестры! Подруги! Дети Луны! – возопила Мелисса с надрывом. Про Луну это не она придумала, сами яномамо так себя называли. – Вас избивают ваши мужья, отцы и братья. Вас заставляют производить потомство в одиннадцать лет. Вас изгоняют из дома на время критических дней. Вам приходится бросать своих новорожденных дочерей в лесу, потому что от вас ждут наследника и никого больше. Вы должны таскать дрова и воду, пока ваши мужчины курят у костра. Традиции убивают вас. Так давайте сломаем их! – крикнула она и втянула полные легкие горячего дыма, с трудом удержав кашель. – Я женщина и я курю, пока мой мужчина пресмыкается передо мной, как ручной тапир! В полном согласии со сценарием, из густых кустов папоротника вылез Левинсон, изобразив на своем волевом лице жалкую просящую улыбочку. Индианки испуганно ахнули, однако не разбежались. Униженно пригибаясь к земле и подобострастно кланяясь своей повелительнице, креативный директор «Всемогущего» подполз поближе и бухнулся перед Мелиссой на колени: – Богиня! Умру за тебя! Кармен торопливо переводила речь Мелиссы и стенания Левинсона, пытавшегося всучить повелительнице ветку железного дерева, чтобы богиня как следует его высекла за плохое поведение. Плохое поведение, по словам Левинсона, заключалось в том, что до сих пор не сумел умереть от любви к ней, хотя очень старался любить ее до разрыва сердца. Другой рукой Левинсон незаметно отпихивал тапира, который совал свой висячий нос за шиворот русской косоворотки шоумена и сильно портил представление. Однако целевая аудитория не обращала на длинноносую свинью никакого внимания и завороженно наблюдала за невиданным раболепством сильного мужчины перед слабой женщиной. Головокружение набирало обороты. Последняя затяжка была совершенно точно лишней. Мелисса почувствовала, что вот-вот упадет и ухватилась за железно-деревянную палку, которую протягивал ей Левинсон. – Бей меня со всей силы! – драматично воскликнул Левинсон, балансируя палкой, чтобы обеспечить богине хоть какую-то опору. – Твои тумаки слаще бананов! – Пора закругляться, Габи, – прошептала Мелисса. – Меня сейчас или вырвет, или вырубит. – Садись на меня, – пробормотал Левинсон, отпустил палку и встал на четвереньки. Мелисса осела на него, как на скамеечку, опередив тапира, который тоже приготовился запрыгнуть на спину креативному директору. – Сестры Луны! – сказала Мелисса нормальным голосом, потому что на исступленные крики уже не было сил. – Вы хотите жить, как я? Вы хотите, чтобы все мужчины были у ваших ног? Кармен что-то ухнула и индианки заголосили, простирая к Мелиссе руки. – Отлично, – деловито сказала госпожа Майер. – Тогда вот что. Вы должны уйти от своих мужей, чтобы они поняли, что без вас они пропадут. И не просто уйти, а унести с собой всю их удачу. Вы должны забрать дух племени! Камень Куэка уйдет вместе с вами! Услышав священное имя, индианки ужаснулись. Похоже, они боялись даже приближаться к святыне, не что брать ее без спроса. – Я посланница Луны, – успокоила аудиторию Мелисса, – и я веду женщин всех племен яномамо к Ориноко. Там, где Апуре сливается с Ориноко в одно целое, Луна свершит свое волшебство! Мы придем к Ориноко, сложим на берегу все камни Куэка, небеса вспыхнут и Луна пошлет вам безграничное могущество! С Ориноко вы вернетесь сильными и смелыми, сильнее и смелее любого мужчины! Пожилые дикарки, чьи носы были украшены самыми длинными палочками, а уши – самыми пышными перьями, попятились. Однако их удержали молодые женщины со свежими шрамами по всему телу. После короткого бурного спора, одна из юных, но уже сильно беременных девушек спросила через Кармен, долго ли идти. Мелисса сказала, что идти не придется, они поплывут на каноэ – кстати, каноэ тоже нужно будет украсть у племени. Дорога по затопленным мангровым зарослям займет дней тридцать. А если они отвергнут зов Луны, небрежно прибавила экс-премьер, то обиженная Луна накажет их особенно изысканно: следующие 780 тысяч лет в племени будут рождаться одни девочки. Кармен немного растерялась, переводя фразу про 780 тысяч, поскольку язык племени яномамо предполагал счет только до пяти. В итоге индианкам пообещали бессрочное наказание. Тут уже и пожилые дикарки спохватились. Стукаясь ноздревыми палочками, они собрались в тесную кучку и после небольшого брейнсторма вынесли решение: эх, пропади все пропадом, терять нам нечего, идем к Ориноко! Кармен объяснила, как найти их стоянку среди лабиринта воздушных корней мангровых деревьев, и предупредила, что беглянок будут ждать только до заката. Индианки привычно взвалили на себя охапки сучьев и, тяжело ступая, затерялись в джунглях. Тапир, озабоченно похрюкивая, потрусил следом. – Думаешь, придут? – спросила Мелисса, отбрасывая прочь сигару и со стоном облегчения падая на влажную траву, пропитанную болезнями и кишащую насекомыми. – Я бы поставил на это свое чувство собственного достоинства, но у меня его нет, так что могу поставить свою любовь к тебе, которой хватит с избытком на нас обоих. Такой ответ тебя устроит? – хмыкнул Левинсон, стряхивая с колен разноцветных многоножек. – Не они первые, не они последние. Шестьдесят четыре шоу за шестьсот километров, и каждый раз – безоговорочный успех. Лучшие гастроли в истории Южной Америки. Если бы ты захотела, мы бы тебя уже двинули в президенты Венесуэлы. Эта аудитория ходит перед тобой на задних лапках. – Спасибо, хватит с меня политики, – вяло отказалась Мелисса. Ее по-прежнему сильно мутило. – О, смотри-ка, – Левинсон указал куда-то вверх, в спутанный клубок мокрых лиан, свисавший с густо-зеленого дерева. – Оказывается, у тебя есть фанаты среди всех представителей местной фауны. Мелисса взглянула наверх. Среди лиан, прямо над ней, угнездилась пестрая змея. Экс-премьер равнодушно отвернулась. Прошли уже те времена, когда она подпрыгивала и взвизгивала из-за каждого крокодила, скорпиона, паука или попытки Левинсона положить ей руку на колено. Теперь она просто мысленно переносила себя на узкие улочки родной Риги и отстранялась от всего происходящего в этой мерзкой реальности. Крокодилы, Левинсон и другие хищники, не встречая никакой реакции с ее стороны, с позором отступали. – Поверить не могу, что всего пару месяцев назад я мечтала о сигаретах и жарком пляже, – с отвращением сказала Мелисса, расстегивая жесткий воротничок испанского мундира, задубевшего от пота и грязи. – Сегодня какое? Восьмое августа? Черт возьми, а как будто уже год бредем через проклятые джунгли. Ненавижу эту страну. Везде дикость, тупость и агрессия. Интересно, за сколько лет Россия станет такой, если не вернется электричество? – Сеньора Мелисса, пойдемте в укрытие, прошу, – Кармен беспокойно оглядывалась по сторонам. – Мужчины яномамо свирепы. Они могут всё узнать. Если они придут сюда – нам будет плохо. Кармен была потрясающе красивой бразильянкой с томными длинными глазами и угольно-черной косой, заплетенной на русский манер. Она училась на этнографическом факультете Императорского Томского университета и потому неплохо владела языком Пушкина и Толстого. В составе экспедиции Левинсона она оказалась случайно. В конце мая Кармен отправилась на летние каникулы домой, в Рио-де-Жанейро. Маршрут она себе проложила сложный, через Венесуэлу, чтобы попутно собрать материал для курсовой работы про традиции местных индейских племен. После отключения электричества она вместе с другими путешественниками застряла в грязной Ла-Гуайре. Через месяц моряки озверели настолько, что начали набрасываться на девушек прямо на улицах мерзкого городка. Кармен едва не стала жертвой дюжины сомалийских матросов, переполненных кокуем и отчаянием. Как ни странно, ее спас доблестный Столыпин, который, впрочем, стал героем не специально. Инцидент случился у него под окном. Семен затеял постирушки, а грязную воду вылить было некуда – трубы в жуткой квартирке на втором этаже, которую они сняли по прибытии, давно засорились. По циничному совету Левинсона Столыпин выплеснул содержимое таза в окно, на грунтовую дорогу, где в этот момент матросы приставали к Кармен. Сомалийцы посмотрели на удивительно ясное в тот день небо, потом – на мокрые рубахи друг друга, на сухое платье Кармен и слегка протрезвели. Решив, что кто-то всемогущий пытается им что-то сказать, парни сочли за лучшее разойтись. А Кармен мгновенно и страстно влюбилась в Столыпина, робко выглядывавшего из окна второго этажа. Дополнительным бонусом для Семена стало также отсутствие у него аллергии на венесуэльский стиральный порошок. – Да, надо уходить, – согласилась Мелисса, пытаясь приподняться на локтях. На дереве (не том, где притаилась змея, а на другом, с мелкими редкими листьями) сидела обезьяна и потешалась над ней. – Чертова мартышка. Чертова тошнота. – Может, этот букет развеселит тебя, дорогая? – Левинсон протянул ей ветку с желтыми цветами. – Орхидеи? – мрачно спросила Мелисса, не разбиравшаяся в растениях. – Очень вовремя. – Побеги лимонного дерева, – объяснил Габриэль. – Пожуй листок. Перестанет тошнить. Свежий цитрусовый вкус и правда оказался кстати. Мелисса немного взбодрилась и сумела встать. – У вас гораздо больше сил, чем кажется окружающим, сеньора Мелисса, – сказала Кармен с сочувствием. – Умно! – похвалила ее Мелисса. – Так это ваши слова, сеньора. Кармен пожала плечами, облаченными в ультрамариновое индейское пончо. Жаль, что такую роскошь умели изготавливать только высокоразвитые венесуэльские племена, а не те первобытные, с которыми приходилось работать Мелиссе. Что ж делать! Только дикие яномамо владели обломками уникальных магнитных пород. Каждое племя хранило в священном шалаше камень-талисман, который они называли Куэка. Если верить ученым из Академии наук, а их сведения подтверждала и Кармен, когда-то давно в северной части Венесуэлы высился черный, будто пузырящийся холм, целиком состоявший из магнетита. По индейской легенде, холм появился после того, как Луна и Земля решили выяснить, кто сильнее, и Луна послала вниз могучий луч, вскипятивший земную кору. Яномамо справедливо решили, что черный пузырчатый камень, свидетельство безграничной силы Луны, отлично охранит их от злых духов, стихийных бедствий и нехороших испанских болезней. И растащили гору по разным уголкам джунглей. Теперь экспедиция Левинсона должна была собрать магнитную мозаику по кусочкам. Причем сделать это на берегу Ориноко, там, где в нее впадает Апуре, в единственной в мире зоне непрекращающихся молний. Словом, Мелиссе опять достались отсталые слои населения. Электорат не выбирают. Увы. Кармен с воодушевлением продолжала: – Еще мне понравилось: «Женщина стала рабом прежде, чем появились рабы». Как это верно! Мужчины нас совсем не ценят! Я знаю только одного мужчину, боготворящего женщин. Это Симеон, конечно. – В голосе бразильянки зазвучала страсть. Простой русский Сеня представлялся ей томным романтическим героем. – О Диос мио! Он ангел, сеньора, ангел! Скорее бы увидеть его! И Кармен с удвоенной энергией взялась за топорик, без которого в джунглях делать было нечего. Мелисса пробиралась вслед за Кармен сквозь чужой, недружелюбный, жаркий лес, а сама представляла, что гуляет вдоль разноцветных рижских домиков, уютно приткнувшихся друг к другу. Кармен ловко прорубала среди лиан узкий проход, Мелисса отводила от лица хищные сорняки, воображая, что открывает гладкую дубовую дверь, ведущую в старую кофейню. Рядом завизжала то ли птица, то ли обезьяна (наверное, все-таки обезьяна, птиц тут почему-то было совсем мало), а Мелисса услышала мелодичный перезвон колокольчика, при помощи которого бариста извещал посетителей о том, что испеклось свежее печенье с шоколадной крошкой. В нос ударило прелое зловоние болот, приближались затопленные мангровые заросли, – Мелисса же чувствовала только аромат неповторимого рижского эспрессо, в миллион раз вкуснее любого венесуэльского кофе. Вкуснее просто потому, что рижский эспрессо подавали в ее любимой керамической чашечке с квадратной ручкой. Таких больше не было в целом мире. – Надеюсь, ваш ангел Столыпин нарвал нам папайи, как обещал, – пропыхтел Левинсон из-за плеча Мелиссы. – Я устал и голоден, как вон тот ягуар. Он махнул в сторону широкой толстой ветви, на которой по-кошачьи небрежно развалился пятнистый хищник. Ягуар подрагивал хвостом и лениво следил за путешественниками, но активных действий не предпринимал. – А ты-то, Габи, почему устал? – возмутилась Мелисса, отключаясь от своего параллельного мира и мысленно возвращаясь с берега прохладного Балтийского моря в душные +35. – Это же я перед ними распиналась! Твоя роль – на три секунды, а я целый вечер на арене! Переложил на меня всю работу, телевизионщик чертов. Ты весь в этом. Называет еще себя руководителем кампании. Ха! – Моя работа, милая, это придумать идею шоу и найти талантливых ведущих, – нравоучительно сказал Левинсон сзади. – И я нашел лучшую ведущую за последние семьсот восемьдесят тысяч лет. – Что-то ты лучшую ведущую в эфир «Всемогущего» не пускал, – язвительно заметила Мелисса, прихлопывая на руке какую-то летающую дрянь. – Я знал, что твой звездный час впереди, – мгновенно отозвался Левинсон. – Гарантирую, что если всё это закончится как надо, место в прайм-тайме «Всемогущего» тебе обеспечено. Прайм-тайм моих мыслей ты уже заняла, – не удержался-таки он. – О Майн Готт, Габриэль, мы же договорились, – Мелисса мгновенно преисполнилась раздражением. – Никаких больше личных отношений. Просто спасем мир и останемся друзьями. Ты невозможный спутник жизни. – Да-да, – покаялся Левинсон. – Прости, подруга. Я, наверное, сегодняшним рыбным супом отравился, вот и несу всякую чушь. – Сеньор Габриэль, я все хотела спросить – а что же будет с женщинами яномамо, когда наша миссия завершится? – Кармен утомленно откинула черную косу за спину и остановилась перевести дух. – Мы идем за электричеством, но оно им не нужно. Они идут за волшебным могуществом, которое мы не сможем им дать. Что дальше? Они вернутся в свои племена? Но там их ждет погибель! О святая Мария! Мужья убьют их! – Наивная ты еще девочка, Кармен, – усмехнулся Левинсон. – Это твоя первая избирательная кампания? Я так и думал. Вас в университете не учили, что интерес политика к проблемам электората заканчивается в день выборов? Кандидату нужны голоса избирателей, а не сами избиратели. В данном случае – нам нужны магниты яномамо, а со своими мужьями эти индианки пусть потом разбираются самостоятельно. Их личная жизнь нас не касается. – Но вы обещаете им… – Мы же не в плен их угоняем, в конце концов, – Левинсон был чертовски привлекателен в такие моменты, потому что был чертовски уверен в своей правоте, не имея на то особенных оснований. – Разве мы ведем их силой? Просто применяем проверенные пропагандистские технологии. Не самые грязные, прошу заметить. Бывает и погрязнее. Да, милая?