– Ещё нет. Но будьте покойны, преступник понесёт наказание. Как бы некоторые личности из-за злого умысла не старались обесчестить невиновного человека, – произнёс граф и сел напротив Пулева. – Лев Борисович, по-видимому, считает убийцей кого-то из присутствующих за столом. Я рассказал следствию всё, что видел. Всё, что показалось мне странным. И у меня у самого уже имеются некоторые подозрения. – Фёдор Иванович, не известно ли вам – этот следователь до сих пор здесь или уже отбыл? – поинтересовалась баронесса. Смерть фабриканта тронула её не меньше, чем родную дочь. Она сложила руки в замок и изо всех сил пыталась скрыть дрожь в голосе. – Врач, что с ним приезжал, уехал. Увёз с собой труп для вскрытия. Насколько мне известно, сейчас Лев Борисович заканчивает осмотр вещей погибшего. Говорят, в его бумагах нашли любопытнейшие документы, – Пулев стрельнул глазами в сторону графа. – Убийца, считайте, уже раскрыт. Уже сегодня-завтра кое-кого возьмут под стражу. – Это откуда же вам известно стало? – встрепенулся Александр Константинович и стукнул тростью о деревянный пол беседки. – Со стаканом у дверей стояли? – Я не понимаю вас, граф. И ваши двусмысленные… – Не понимаете? А мне думается, стоять у чужих дверей и подслушивать – ваше любимейшее занятие. – Александр Константинович, – с наигранным осуждением возмутилась Мыслевская. – Что с вами? Отчего вы оскорбляете князя? – Ничего-ничего, Марина Николаевна. Я уже привык к подобным выходкам. Про графа давно уже ходят слухи, – Пулев дотронулся до своего виска. – Хорошо, хоть рядом с нами есть настоящий следователь, хранитель закона. Господин Утёсов – настоящий лев правосудия, и скоро преступник будет стонать в лапах закона. Никакие чины и заслуги не уберегут его, никакие связи, Александр Константинович! Бумаги уже найдены и были тщательно изучены. – Что вы болтаете? Какие бумаги? Подавитесь вы этими бумагами! – Хам! – гаркнул в ответ Пулев. – Господа, прошу вас! – сказала Мыслевская, и на лице её застыла улыбка, обнажая белоснежные зубки. – Разве вы не видите, к чему клонит этот жулик и вор, Марина Николаевна! Александр Константинович подскочил на ноги и взмахнул тростью перед носом князя. Собачья голова из белого камня просвистела рядом с чисто выбритым лицом потомка Рюрика. Фёдор Иванович, краснея от возмущения, отмахнулся от трости и встал рядом с графом. – Что вы себе позволяете? Как ты назвал меня, дворянина! Меня, потомка славного Рюрика! Князя. Меня, уважаемое всеми лицо. Я тебе в отцы гожусь, негодяй! – Закройтесь, князь новоявленный. Без связей Михаила Аристарховича вовек бы не выхлопотали себе титул… – Мои предки были князьями ещё до воцарения Романовых! Я требую уважения! Заберите свои слова обратно. Иначе! Иначе… – Да что «иначе»? На дуэль вызовешь? – презрительно фыркнул граф. – Марина Николаевна, да ведь он уж не один раз намекнул, что это я убил. Не перебивай меня, жулик и вор! Да, да! Я терпел, но если услышу хоть ещё одно слово из твоих змеиных уст – подам на вас в суд. И представлю все доказательства, подтверждающие ваши шантажи и шулерство. Свидетелей будет достаточно. Марина Николаевна, бумаги, про которые он говорит, – это моя долговая расписка. Всем известно, что отец оставил мне одни долги, почти целиком промотав состояние. Он наговорил на меня следователю и вывернул всё так, будто мне выгодна смерть Барсукова, и это я его отравил. И мало того! Он пытался очернить ваше и моё имя. Бесславный потомок славного Рюрика прошлой ночью дежурил у моей спальни и видел, как вы заходили поздним вечером. – Фёдор Иванович, вы, правда, клеветали на его сиятельство? Но в глазах Мыслевской стоял другой вопрос. Она с ужасом посмотрела в лицо графа. – Я сказал чистую правду. И ничего не намерен скрывать от закона! – князь фыркнул и покинул беседку. – Алекс, следователю известно о нас? – Да, Марина. Он заявил об этом практически в лицо. Никаких обвинений выдвинуто не было. Да и не его это дело. Ему сейчас нужно убийцу искать. Он сел рядом с баронессой и обнял её. Мыслевская положила ручку ему на грудь и каким-то странным выражением глаз поглядела на него. – Скажи, ты подозреваешь кого-нибудь? – Как я могу подозревать кого-то. Я даже не приступал к делу, и знаю не намного больше других свидетелей. А о чём вы разговаривали с этим аферистом? – Хоть он и стал князем, но остался всё тем же Пулевым, которого я знала. Кажется, он действительно подслушивал у дверей, когда в кабинете Барсукова проводили осмотр. Он сказал, что нашли наши глупые договоры. О нашем присутствии на открытии новой фабрики взамен списания долгов. И, Саша, он говорил о странной вещи. О том, будто, Светилин, актёр, не просто так пользовался покровительством Михаила Аристарховича. Фёдор Иванович сказал, что следователь «шепнул ему на ушко» об отцовстве Барсукова. – Как? – И будто Роман Аркадьевич на самом деле – Роман Михайлович, – прошептала Марина Николаевна. – Не-е-т. Не может быть, – покачал головой граф. – Светилин – сын Барсукова? В голове Александра Константиновича зародилась тревожная, но упорная догадка. – Признай, в них есть внешнее сходство, – выгнула бровь Мыслевская. Граф резко поднялся, оставив её в одиночестве, и заторопился покинуть беседку. – Саша, куда ты? Что ты задумал? – Как опасно дать утвердиться этой мысли! Как опасно раньше времени дать любой мысли укорениться. Я должен поговорить. Я теряю время! Глава восьмая Утомительное ожидание В небольшом душном и накуренном кабинете судебного следователя воняло табаком. Мощная фигура Утёсова склонилась над дубовым столом с керосиновой лампой. Он снова набил трубку табаком и, впав в злую задумчивость, наполнял кабинет новой серией клубов дыма. За соседним столом заканчивал оформление каких-то актов и протоколов письмоводитель. Он не хотел беспокоить своего начальника, но выдержать такой смрад молодой чиновник был уже не в силах. – Лев Борисович, позволите, я открою окно? Следователь пошевелился на стуле, и письмоводитель расценил это как положительный ответ. Через минуту табачный дым стал понемногу улетучиваться. Утёсов думал о недавнем разговоре с прокурором, бывшим здесь полчаса назад. Городские власти были встревожены смертью главного елецкого благодетеля и требовали скорейшей поимки преступника. Своеволие Утёсова не терпело чьих-либо указаний и подстёгиваний. Матёрый сыщик без указаний сверху знал, как ему вести дело, и разговор с прокурором не принёс ему ничего, кроме раздражения. А одним из наиболее надёжных средств, способствующих умиротворению Утёсова, было курево. – Умники какие, – неожиданно заговорил следователь. – Без вас разберусь, хамелеоны. Лев Борисович открыл свою записную книжку. Здесь он записывал те факты, которые, как ему казалось, имели ключевое значение для раскрытия дела. Внутренне господин Утёсов не доверял врачу Торопину. Если бы кто-нибудь спросил Льва Борисовича, почему показания уважаемого в городе доктора вызывают у него подозрения, Лев Борисович не смог бы ответить. Но что-то подозрительное присутствовало в голосе Торопина, в его бегающих глазках. Этот доктор знал какую-то важную деталь и сознательно скрывал её от следствия. Для какой-то своей цели. На шершавой бумаге его собственной рукой были записаны слова, слетевшие с уст Торопина: «Апоморфин, атропин, глюкоза». Торопин ввёл инъекцию апоморфина, чтобы вызвать у Барсукова рвоту. – Для чего это понадобилось делать? Его и так уже вырвало, – проворчал Утёсов и отложил трубку. Использование атропина Торопин объяснил попыткой возбудить деятельность сердца, а глюкоза, по его словам, способна нейтрализовать соединения солей цианида. Со слов Торопина, приказ об этой инъекции исходил от Соколовского. Впрочем, некоторые свидетели припомнили, что граф действительно прокричал врачу что-то о глюкозе и о необходимости вызвать у Барсукова рвоту. Утёсов громко и тяжело выдохнул, словно недовольный бык, и почесал под бакенбардами. Осоловелыми глазами он продолжал смотреть на страницы записной тетради. – Лев Борисович, прокурор рекомендовал вам объединить усилия с графом Соколовским. Почему вы отвергаете его помощь? – Я не нуждаюсь ни в чьих подсказках. И граф сам находится в числе подозреваемых. – Неужели вы думаете, что он мог… он убил? Из-за двенадцати тысяч? – Если принять во внимание показания всех свидетелей, легче всего отравить Барсукова было его сиятельству-с. Его служанка могла незаметно для всех подсыпать цианид в чай, а потом спрятать ампулу с ядом ещё до нашего прихода. Результаты вскрытия ещё не доставляли? – Нет, Лев Борисович. Они скоро должны быть. Лев Борисович, вам нужно поспать. Отдохните, а когда пришлют результаты исследования, я разбужу вас. – Нет. Я дождусь их сам. А потом лягу. Он откинулся на спинку стула и задумался. Лев Борисович уже успел обойти все аптеки, задавая один и тот же вопрос. И показания аптекарей оказались полезными. Ему доставляло удовольствие думать, что хоть в чём-то он наверняка находится впереди столичного аристократа. И вдобавок к этому, сегодня утром Утёсову стала известна тайна барсуковской семьи, тщательно скрываемая ото всех уже много лет. Лев Борисович в полудрёме улыбнулся и тут же вновь стал серьёзным – такая сенсация не сможет долго оставаться втайне. Скоро, очень скоро, все, в том числе и граф, узнают о скелете в барсуковском шкафу. И хотя с Отто Германовича и Михаила Михайловича было взято честное слово хранить эту тайну, Утёсов был уверен – уже завтра Соколовскому станет известно о завещании покойного Барсукова. Глава девятая Разговор с Аннушкой В комнате, в которой Утёсов устроил недавний ночной допрос, находились только Александр Константинович и служанка Аня. Соколовский распорядился принести ему чая с пирожными, и когда девушка выполнила его поручение, граф попросил её задержаться. – Присаживайтесь, мадмуазель, разговор наш может затянуться. Приятная улыбка проступила на лице потомственного дворянина. Постукивая тростью, он неторопливо обошёл все окна и проверил надёжно ли закрыты форточки. – Сегодня несколько теплее, чем было недавно, – заметил граф, возвращаясь на своё место. – Как будто, лето возвращается. Вас это порадовало? – Я этого не заметила. Ваше сиятельство, что вы хотите спросить? Я всё уже рассказала Льву Борисовичу, – немного смущаясь, сказала служанка. – О, я верю вам. Вы, безусловно, ответили на все его вопросы, – граф понимающе покивал бородкой. – Но я бы хотел предупредить вас: сейчас следствию известно то, что говорят свидетели. К числу которых относитесь и вы, моя драгоценная. И если кто-то что-то утаил, это может направить следствие по ложному пути, запутать его. Если хотя бы один из нас что-то недосказал, не обманул, нет! Но если хоть кто-нибудь смолчал про незначительную, как ему кажется, деталь, какую-то улику, то следствие будет лишено способности ясно видеть картину преступления. Вы понимаете меня? Аннушка безмолвно кивнула. – То, что вы правдиво ответили на вопросы – это похвально. Но не скрыли ли вы чего-нибудь? Не из дурного помысла, а из добрых побуждений.