– Очень давно. Я начинал с того, что служил секретарём у его отца, Аристарха Никодимовича. Постепенно я стал главным помощником Михаила Аристарховича в делах управления фирмой. Я занимался строительством этой усадьбы и, по сути, моё пребывание здесь – заслуженный отдых. Но я всё ещё продолжаю вести некоторые дела и храню документы хозяина в полном порядке. Я всё знаю. Последние слова прозвучали тихо и даже угрожающе. – Давайте обойдёмся без долгого вступления. Отто Германович, вы пришли, чтобы сказать нечто важное? – Да. Михаил Аристархович специально спланировал свою смерть. Александр Константинович вытянулся вперёд от удивления. Острый нос его уставился в седую бородку управляющего. Худые пальцы сжались в замок. Граф Соколовский замер и приготовился внимательно слушать, отринув в сторону всякие усмешки. – Александр Константинович, в семье Барсуковых давно нет никакого согласия. Михаил Михайлович подвёл отца, позволив втянуть себя в одно дело, смахивающее на аферу. В итоге он потерял большие деньги и скрыл от Михаила Аристарховича этот факт. В его распоряжении имеются две фабрики, принадлежащие фирме «Барсуковых», и Михаилу Михайловичу почти удалось скрыть пропажу внушительной суммы, вычитая часть доходов с этих двух фабрик. Доходы были огромными, и может быть, никто ничего не заподозрил бы. Но Надежда Михайловна обо всём узнала и поставила Михаила Аристарховича в известность. Она надеялась, что хозяин передаст фабрики в управление её супругу, господину Хитрову. Но Михаил Аристархович крайне низко оценивает способность Хитрова управлением финансами, то есть оценивал, конечно. К тому же не желал передавать управление фирмой в руки не-Барсуковых. Со старшим внуком, Павлом Михайловичем, хозяин в последнее время часто конфликтовал. Молодой господин – единственный член фамилии, который не заискивал перед хозяином и осмеливался говорить правду в лицо. Его абсолютно не интересовали дела фирмы, и, Александр Константинович, скажу вам по большому секрету, у Павла Михайловича роман с одной из служанок. – Да что вы? Дед был в ярости? – Ещё как! Он в последнее время практически не общался ни с Михаилом Михайловичем, ни с его сыном. Господина Хитрова Михаил Аристархович не слишком-то уважал за его неспособность вести дела, за его мягкотелость. И скажу вам по секрету, хозяин сильно жалел, что Надежда Михайловна не родилась мальчиком. У неё поистине отцовский характер и железная хватка. Но если бы фирма перешла к Хитровым после смерти Михаила Аристарховича, ей пришлось бы сменить название, а для хозяина это было абсолютно недопустимо. Он был несколько тщеславен. – Да. Я так понимаю, вашего хозяина мучал вопрос наследования. Он и мне жаловался по этому поводу. Так каковы же были его мысли перед смертью? Он составил завещание? – О, да-а! Составил, – загадочно сверкнул хмельными глазами Отто Германович. – Он всерьёз стал рассматривать в качестве наследника внебрачного сына. – Кого?! – Лет тридцать пять назад, в Калуге, у молодого человека из рода купцов второй гильдии и одной пикантной дамы случился роман. Этот молодой человек, то есть Михаил Аристархович, уже был женат и в браке имел сына Михаила. Дама была из богатой мещанской семьи, но скандала удалось избежать. Купец второй гильдии смог устроить для той дамы венчание с одним известным антрепренёром и… откупился, проще говоря, от родителей этой женщины. После этого чета Барсуковых перебралась в Орёл, а покойный Аристарх Никодимович избил своего сына до полусмерти. До полусмерти. Меня в то время уже назначили управляющим одной из торговых лавок, и я своими глазами видел полуживого Михаила Аристарховича. С тех пор хозяин взялся за ум и никогда не позволял себе никаких вольностей. Он заинтересовался текстильной промышленностью и стал постепенно приближаться к славе. После того, как вскрылась афера, в которой Михаил Михайлович потерял крупную сумму, хозяин всерьёз задумался о наследнике. Надо сказать, он и до этого часто менял завещание. Но незначительно – фирма неизменно оставалась в руках старшего сына. – Старшего, значит. Под младшим надо понимать того, кто родился в Калуге? – Да. Несколько лет назад я узнал, что в результате позабытого увлечения родился мальчик. Он получил фамилию отца-антрепренёра – Светилин. Роман Аркадьевич Светилин окончил театральное училище и приехал сюда, в Елец. Оказалось, Михаил Аристархович давно знал о внебрачном сыне и поддерживал его финансово. Долгое время ничего не знали ни я, ни даже супруга Михаила Аристарховича. Пока она была жива, хозяин редко приглашал в дом этого незаконнорожденного сына. Но после смерти хозяйки Роман Аркадьевич стал появляться в нашем доме всё чаще. Михаил Аристархович рассказал актёру правду о его происхождении. Оказалось, он вёл переписку со своей пассией, и никогда не переставал любить её. Вот так вот, Александр Константинович! – Да что вы! Не дом, а просто сборник шекспировских трагедий, – цокнул языком граф. – Да-да-да! Именно. Вы ещё не знаете, как много театральщины во всей этой истории. Михаил Аристархович помог сыну вступить в труппу здешнего театра и организовывал их выступления. Сразу же после смерти жены Михаил Аристархович вписал Романа Аркадьевича в завещание и завещал ему до ста тысяч! – А каково состояние Барсукова на сегодняшний день? – Свыше трёх миллионов, ваше сиятельство. Так вот, когда внутрисемейные распри разгорелись с новой силой, Михаил Аристархович тайно оформил акт о признании Светилина своим сыном. Юридически это признание вступило в силу три недели назад. Хозяин всерьёз раздумывал над передачей фирмы в руки Светилина. Я пытался отговорить, но безуспешно. А потом Михаила Аристарховича посетила абсолютно безумная мысль. Он решил устроить разыгранное убийство. – Отто Германович, говорите, пожалуйста, чуть-чуть громче, – попросил граф. – Я вас едва слышу. – Разыграть собственное убийство. В известность был поставлен Торопин, частый гость здесь. Для этого дела вы и были приглашены. Как же такое «необычное убийство» могло обойтись без такого эксцентричного сыщика, как вы? Мысль хозяина была такая: вечером, за ужином, притвориться мёртвым, а вы должны были проследить за поведением наследников и отобрать самого достойного. – Что за чушь? Вы пьяны, Отто Германович! – Дослушайте, – взмолился управляющий. – Возможно, мой рассказ слишком сумбурен, но это правда! Я боюсь, что Торопин скоро расскажет обо всём следователю, и наговорит лишнего. А с его слов, может выйти, что я отравил хозяина. – Так, так, – Соколовский дважды нервно дёрнул ладонью. – Расскажите по порядку. Как должно было произойти «убийство»? – Всё было детально обговорено между нами тремя воскресным вечером. За две недели до вашего приезда. Как раз в той комнате, где господин Утёсов допрашивал всех нас после настоящего убийства, – Отто Германович высморкался и огляделся по сторонам. – Простите, у вас не найдётся бутылки коньяка? Или вина? – Нет. Когда я веду дела, то совершенно не притрагиваюсь к спиртному. – Как благоразумно. Я много лет не пил больше одного бокальчика в неделю. Но вот, совершенно расклеился. Торопин и вовсе – мертвецки пьян. Я волнуюсь, как бы он не сошёл с ума. – Что же вы решили в то воскресенье? – Ах, да. Предполагалось, что в кружку хозяина я подсыплю снотворного, которое дал Торопин. Оно очень сильное, и в больших дозах способно настолько снизить пульс человека, что его почти невозможно обнаружить. У Михаила Аристарховича имелась особенная, личная, кружка, перепутать и выпить чай со снотворным никто не смог бы. Но появилась проблема: нужно было, чтобы под подозрение попали все дети Барсукова. Для этого вчера днём хозяин распорядился перенести скульптуру в летний домик. Перед подачей чая Михаил Аристархович должен был вывести всех из столовой, а в это время внесли поднос с чаем. Я распорядился, чтобы чай оставили на столике. Так гости должны были сами подойти к подносу, чтобы забирать свои кружки, и тем самым они оказывались подозреваемыми, так как могли в этот момент что-то подсыпать. – А-а, теперь я понимаю. Меня насторожила мнимая трещина, которую вы якобы увидели на стекле. Вы специально задержали у столика Михаила Михайловича и оставили его у чая одного, чтобы я мог решить, будто бы он в этот момент яд и подсыпал. – Да, именно! Я и Торопин должны были любым способом сделать так, чтобы Надежда Михайловна, Михаил Михайлович и Роман Аркадьевич имели возможность «подсыпать яд»… – Учитывая, что покойный Барсуков признал Светилина законным сыном, его было бы правильнее называть Романом Михайловичем. Не так ли? – Возможно, но для меня он – Светилин. Он забрал свой чай самым первым. Как раз, когда в столовой почти никого не было. Первый подозреваемый был! Потом к подносу подходил Хитров, и тоже почти без свидетелей. Мы заранее обговорили такой вариант. Михаила Аристарховича устраивало, что подозреваемым мог стать господин Хитров, а не его супруга. Следствие в вашем лице могло решить, что супруги действуют в сговоре… – Что за бред! Кто это всё придумал? – Михаил Аристархович. Я и доктор только помогали воплотить это в жизнь. – Чушь, могущая возникнуть только в больном атеистическом мозгу. Со смертью нельзя шутки шутить! С ней нельзя играть! – Александр Константинович, мы говорили точно такие же слова, но хозяина нельзя было ни в чём переубедить. Я ещё до начала ужина разослал в губернские газеты сообщение о смерти хозяина. Таким способом Михаил Аристархович собирался привлечь к своей персоне и открытию новой фабрики. В понедельник её открытие должно было пройти с большой помпой. И вы, и Пулев, и многие другие знаменитые люди приглашены на открытие фабрики ради привлечения общественного интереса. И разыграть свою смерть хозяин собирался, в том числе, и для привлечения газетчиков. Он представлял, какой вызовет шок его появление на публике после объявлений о смерти. Михаила Михайловича, если помните, попросил подать чай сам Михаил Аристархович. Я, как вы подметили, специально задержал его у подноса и оставил в одиночестве. Все, кто должен был попасть в круг подозреваемых, туда попали. Примерно через полчаса хозяин должен был потерять сознание. Торопин приказал бы перенести его в гостиную, потом констатировал смерть и увёз к себе в больницу, где произвёл бы «вскрытие» и объявил бы, что Михаила Аристарховича отравили. – Как же вы собирались объяснять всё это настоящему следователю? Если бы вам удалось провернуть всё так, как вы говорите, вмешательства полиции избежать не удалось бы. – Михаил Аристархович собирался встретиться со следователем и убедить его не вмешиваться в этот…, – Отто Германович задумался, пытаясь подобрать слово. – Идиотизм, – подсказал Александр Константинович и схватился за голову. – Я был такого же мнения, – одобрительно кивнул управляющий. – А теперь я не знаю, что мне делать. Когда Михаил Аристархович умер в самом деле, я чуть не сошёл с ума. Состояние Торопина вы и сами видели. Он собирался рассказать Утёсову всю правду, но я предостерёг его. Ведь нам могут не поверить и обвинить нас! – Да, здравомыслящий человек в этот идиотизм может не поверить. – Вот видите. Но мы невиновны! Мы выполняли волю покойного. Торопин указал мне, какую дозу допустимо внести в чай. Уверяю, я не добавил ни одного лишнего грана14. – Где это снотворное? – Вот, вот, я принёс. Управляющий пошарил какое-то время по карманам. Из внутреннего кармана был извлечён прозрачный пузырёк с закручивающейся крышечкой. Александр Константинович внимательно изучил находящийся внутри белый порошок с сероватым оттенком. Он почти не отличался от плохо очищенного сахарного песка. Граф Соколовский снял крышечку и лёгким движением руки взмахнул над пузырьком. Сыщик сосредоточенно задумался. – Отто Германович, вы открывали пузырёк после убийства? – Нет. Я его и до убийства почти не открывал. А что такое? – Понюхайте, только осторожно! Вы не ощущаете запаха горького миндаля? – Запах миндаля? – Отто Германович откровенно удивился и вдохнул полной грудью, склонившись над пузырьком. – Вы… что вы творите?! Я же сказал – осторожно! – Чего вы так злитесь, ваше сиятельство? Я ничего не чувствую, – простодушно признал седовласый управляющий. – Признаться, не имею представления, как пахнет миндаль. Я и не думал, что он обладает каким-то запахом. Как и все орехи. – Миндаль – не орех, а слива, – поправил управляющего Соколовский. – Было бы удивительно, если бы вы в таком состоянии что-то почувствовали. Значит, этот пузырёк вам дал Торопин. – Да, именно так. Граф ещё раз внимательно повертел в руках пузырёк с испачканной этикеткой с названием лекарства. – Как вам удалось скрыть его от полиции? – Я выкинул его в окно, когда стало ясно, что хозяина отравили. Подумайте, какая могла создаться ситуация: хозяин отравлен, у меня хранится пузырёк с каким-то порошком, а Торопин тут же выболтал бы всё об этом злосчастном спектакле, придуманном хозяином. – Так, минутку. А когда вы-то подсыпали его в чай? – Ещё на кухне. Когда ваша служанка возилась с чайником, я и сыпнул снотворного. – Да-а, в такую легенду Утёсов может и не поверить. Значит, вы испугались и не стали ничего рассказывать следствию. Завтра обязательно во всём сознайтесь, – граф многозначительно потряс длинным указательным пальцем. – А этот пузырёк пусть побудет у меня. Я сам передам его завтра Льву Борисовичу. – Александр Константинович, а если он не поверит? – Пока и я вам до конца не верю. Не отчаивайтесь, когда я соберу все факты воедино, преступник больше не сможет от нас скрываться. И если вы невиновны, то никакие рудники вам не угрожают, будьте спокойны. – Хорошо. Я, пожалуй, пойду, ваше сиятельство, спасибо, за помощь. В горле пересохло. – Постойте, не уходите. Ночью господин Утёсов просматривал бумаги Барсукова, так? Он нашёл акт о признании Светилина законным сыном? – Да. – И кто был рядом с ним? Понятые, кто они? – Во время осмотра документов, господин Утёсов оставил в кабинете хозяина только меня и Михаила Михайловича. Понятые, которых пригласил Лев Борисович, не были допущены к осмотру документов. В них содержится сугубо личная информация, и понятыми дозволили быть мне и Михаилу Михайловичу. Ещё в кабинете присутствовал писарь Утёсова и городовой. – Значит, Михаил Михайлович знает о новоявленном брате? – Да, сегодня утром, получается, узнал. Он был весьма поражён. Особенно, когда нашли экземпляр последнего завещания. – Что в нём?