– Верно-с. – Отчего же у Фёдора Ивановича их две? – Он не только подозреваемый, но и подлец. – Ах. В этом мы с вами схожи. Вы считаете, что у всех нас были мотивы отравить Барсукова? – Я не считаю так и есть. Пулеву, возможно, надоело играть роль барсуковского лакея. В том, что он украл драгоценности, у меня нет сомнений-с. Свою выгоду он получил сразу же. Хитровы боялись, что их лишат наследства, что и случилось. Мыслевская могла поддаться эмоциям и, как делают некоторые отвергнутые женщины, отравила Барсукова. Признайте, Александр Константинович, яд – орудие женщин… – Отвергнутая? О чём вы говорите? – изумился граф Соколовский. – Вы что же ничего не знаете? Мне известно об этом лишь только из слухов и сплетней-с, но многие в нашем городе болтают о том, что баронесса пыталась… очаровать-с нашего Барсукова. Достоверно неизвестно, так это или нет. В его кабинете мы не нашли ни одного письма, свидетельствующего об их переписке. Все бумаги личного характера были уничтожены, как видно, ещё до убийства. Ведь до того никто не имел возможности проникнуть в его кабинет. – Вы говорите это с полной уверенностью? – О да, Александр Константинович, ключи имелись только у Барсукова и Отто Германовича. Вас, вашего секретаря и служанку я отметил из-за этой истории с глупым договором. Однако, управляющий и Михаил Михайлович сразу же объяснили мне, что ваши слова правдивы. Барсуков сам предложил вам простить часть долга в обмен на присутствие на открытии новой фабрики. А потом были обнаружены и документы, подтверждающие это. Уверяю, вас я никогда не подозревал всерьёз. Управляющий вполне мог рассчитывать на приличную долю в завещании. Было против него и одно весомое показание, но об этом позже. Светилин мог знать о своём происхождении-с. Он мог надеяться на свою долю после смерти отца. Павел Михайлович мог желать смерти деду из-за его сопротивления венчанию внука со служанкой. Здесь и сама Аня становится подозреваемой. Сын Барсукова и его жена могли пойти на убийство ради скорейшего получения наследства. Михаил Михайлович не дурак-с и понимал, что отец может сделать выбор не в его пользу. – А вы не задумывались, Лев Борисович, что убийство Михаила Аристарховича связано с убийством его жены три года назад? – Я же сказал по дороге… – Я помню, – перебил Соколовский. – И здесь, без свидетелей и лишних ушей, ответьте мне: вы, правда, считаете произошедшее тогда несчастным случаем? – Нет. Я до последнего подозревал Михаила Аристарховича. Пока начальство не приказало мне быстрее покончить с этим делом и дать Барсукову спокойно оплакать свою жену. – Для чего, по-вашему, он это сделал? – Чтобы жениться на старой любовнице – Светилиной, – усмехнулся Утёсов. – У него это получилось? – Нет. Мать Светилина заболела тифом и умерла. – Её лечением занимался Торопин? – Не-ет-с, что вы. Торопин был бо́льшим другом покойной, нежели её мужа. Он нашёл предлог, чтобы отказать Светилиной в лечении. Думается, он до сих пор подозревает, что Барсуков специально поменял бутылочки в шкафчике местами. Елецкий следователь напомнил графу обстоятельства того дела, но ничего нового Александр Константинович от него так и не узнал. Зато ему стало известно о существовании свидетеля, который видел, как Отто Германович подсыпал какой-то белый порошок, похожий на сахар, в кружку Барсукова. Этим свидетелем оказалась одна из служанок, помогавших на кухне. – Почему же вы не арестовали его сразу? – Потому что почти у всех вас была возможность подсыпать яд в чай Барсукова. И служанка не могла сказать наверняка, что добавил управляющий – сахар, яд или какое-нибудь лекарство. К тому же наличие цианида в пище оставалось бы тогда без объяснений. – Яд в пище? – изумился граф. Впервые за всё время их беседы Соколовский задумался о безошибочности своей версии убийства. – Да. Я не сказал вам об этом во время нашей встречи у суда. Простите, но мне хотелось самому раскрыть это дело. Для меня это стало делом чести-с. Анализ показал, что яд содержался не только в кружке с чаем, но и в картошке с рыбой, которую ел Барсуков. Теперь мне стало ясно, – Утёсов опустошил бокал и наполнил его коньяком снова. – Мы имеем дело с двойным убийством. Первый убийца подменил управляющему пузырёк со снотворным, а другой, не зная о первом, внёс яд в пищу. И я знаю, кто был первым убийцей – Торопин. Он изначально дал немцу не снотворное, а цианид. – Лев Борисович, ваша версия может рухнуть после свидетельских показаний Светилина. Дело в том, что в понедельник вечером он приходил к Отто Германовичу за снотворным. И если немец дал ему пузырёк, полученный от Торопина, то в нём не могло быть яда. Иначе мы бы столкнулись с первой жертвой цианида ещё во вторник утром. У вас сохранились осколки того пузырька? – Да. – Прошу, возьмите их завтра с собой, когда поедете к Барсуковым. – Не понимаю, для чего вам понадобилось проделывать этот цирк с осколками-с. И зачем было скрывать про пузырёк, найденный Аней? – Виноват-с, – улыбнулся граф. – Однако вы ведь тоже не рассказали мне всё. Даже до сих пор не рассказываете. Елецкий следователь наконец-то рассказал графу о результатах анализов образцов цианида, полученных от Соколовского. В обоих пузырьках, конечно же, оказался яд. Но в пузырьке, который нашла Марфа, содержался совершенно чистый цианид. В пузырьке Отто Германовича содержались посторонние примеси, и придававшие сероватый оттенок порошку. Лев Борисович признался, что первым делом полицией были допрошены все аптекари, провизоры и торговцы, у которых можно было приобрести цианид. Почти месяц назад у одного из них юный Павел Михайлович приобрёл стрихнин. Этот же аптекарь продал странному посетителю и цианистый калий. Многие тоже припомнили странного посетителя с фальшивой бородой, одетого в пальто со стоячим воротником, приходившего недели две назад. – А так же на нём были очки и чёрный парик, из-под которого выглядывали светло-русые волосы? – Точно так-с. Русые волосы у Михаила Михайловича и его сына, – сказал Утёсов. – Хоть Торопин тоже русый, но ему не зачем было таскаться по аптекам в поисках яда. – Заметьте, вы исключили Екатерину Марковну. – Она же женщина. Она не смогла бы сыграть мужчину. – Понятно. А скажите, дорогой Лев Борисович, откуда вам известно, что Аннушка и Павел влюблены? – Она сама в этом призналась. Когда после пропажи драгоценностей мы обыскали весь дом, в её сундучке была найдена баночка со стрихнином-с. Я запугал её, будто именно этим ядом был отравлен её хозяин. Она не выдержала и во всём созналась. Покойный был резко против такого выбора внука и собиралась разлучить их-с. Павел планировал сбежать вместе со своей возлюбленной. Аня до ужаса боится своего хозяина, и в случае неудачи была готова отравиться. – Она хотела покончить с собой?! – Если бы убежать не удалось, она бы отравилась стрихнином. Дальнейшая её жизнь стала бы невыносимой, по её словам-с. – Бедная, бедная девочка, – сокрушённо покачал головой граф. Со стороны Утёсова последовали ещё пара скромных признания. Елецкий следователь признался графу, что историю о разыгранном убийстве услышал впервые от Соколовского. После этого он телеграфировал в редакции журналов и газет, опубликовавших статьи об убийстве Барсукова в первый же день после его смерти. Утёсову удалось выяснить, что к ним сообщения о трагической смерти фабриканта попали ещё вечером, до того, как начался ужин в барсуковском доме. Отто Германович сильно спешил оповестить газетчиков и создать шум вокруг трагедии, которая, по расчётам Михаила Аристарховича, не должна была стать реальностью. – Мне так не хотелось, чтобы вы стали чувствовать себя бегущим впереди следствия-с, – сокрушался Лев Борисович, наполняя бокал светло-карим коньяком. – Потом я прижал этого Торопина, и он всё подтвердил. Я так надеялся допросить управляющего, но он долгое время не приходил в сознание. И вот, когда мне наконец-то удалось прорваться через заслон врачей, он сумел написать лишь «Граф С». Простите, меня ещё раз за мою заносчивость. – Ох, дорогой мой друг, вам не стоит так переживать. Я поступил отнюдь не лучше вас и утаил от следствия важную улику. При этих словах граф вынул из кармана измятый клочок какой-то бумажки. Это была этикетка «Казённое вино столовое»16. Из информации, напечатанной на грязно-голубой бумаге, стало ясно, что когда-то эта этикетка красовалась на бутылке вина крепостью 40%, стоившей тринадцать с половиной копеек. – Пустую бутылку я нашёл буквально в двух шагах от барсуковской усадьбы. На следующий день после трагического случая с Отто Германовичем я прежде, чем отправиться опрашивать местных аптекарей, обошёл усадьбу с той стороны, где расположен вольер с собаками. Оказалось, что перелезть через забор в том месте не так уж и сложно, а перепрыгнуть с него на крышу вольера – ничего не стоит. Там, от силы, два аршина. На крыше я нашёл отбитое горлышко бутылки. Видно тому, кто поджидал бедного Отто с палкой в руках, было недосуг возиться, и он просто отбил горлышко. Может быть, той же самой палкой. – Что за палка-с? – Та, которой, убийца сверху отодвинул засов, сидя на крыше вольера. И когда Отто Германович приблизился достаточно близко, ничего не подозревая, преступник вылил на него бутылку водки. Всем жителям и гостям дома было известно, что барсуковские псы ненавидят запах спирта. Отто Германович и так был сильно пьян, я могу лично подтвердить это, но преступник сделал нападение собачьей своры неминуемым, облив немца водкой. – М-м-м, так вот оно что, – задумчиво промычал Утёсов. – Его одежда действительно была пропитана водкой. – Да. Палку и бутылку убийца кинул в заросли. И это было очень неблагоразумно с его стороны – оставлять улики на месте преступления. – Вы говорили, что крики раздались почти сразу же, как Мыслевская покинула вашу комнату. Торопин был в этот момент дома. Значит, эти двое вне подозрений-с? – Я посмотрю, Лев Борисович, вы отчаянно верите в то, что убийцей не может быть женщина. – Женщина не могла бы переодеться в мужчину настолько убедительно. Все аптекари твёрдо уверены, что яд у них пытался приобрести господин, а вовсе не дама-с. Хотя, конечно, отравления – чисто женский способ убийства. Не будем забывать, что убийц двое, и одним из них должен быть мужчина с русыми волосами, – Утёсов замолчал и вздохнул. – Светилин тоже к тому времени уже покинул дом. – Как? Я помню, что видел его той ночью. – Он вернулся как раз в то время, когда псы напали на Отто Германовича. Марфа видела, как он вернулся за шляпой. А потом началась вся эта суматоха, послали за Торопиным, вами, и ему пришлось остаться. – Уже совсем рассвело. Пожалуй, нам нужно немного вздремнуть. Вы к обедне пойдёте? – Да. Но только не в барсуковскую церковь, – вяло улыбнулся Александр Константинович. – Сегодня же вечером я собираюсь покинуть этот город. Лев Борисович, вы могли бы собрать в усадьбе всех ваших подозреваемых к четырём часам? Я желаю в их присутствии озвучить сведения, которые помогут установить личность убийцы. – Как неожиданно-с. Отчего же вы решили так срочно уехать? – Мне здесь больше делать нечего. Лев Борисович, так вы выполните мою просьбу? – Да-да, конечно же. Столичный аристократ поблагодарил следователя за услугу и, попрощавшись, отправился в предоставленную ему комнату. Лев Борисович остался в одиночестве и вскоре задремал прямо в кресле. Глава восемнадцатая Последний день в барсуковской усадьбе Денёк выдался необыкновенно тёплым для конца сентября, и Роман Михайлович распорядился об обеде под открытым небом. Тут, правда, произошла заминка. Слуги, побаивающиеся гнева Надежды Михайловны, не спешили выполнять приказаний нового хозяина. Благоприятному исходу нового конфликта домочадцы должны быть благодарны Михаилу Михайловичу, повторившему пожелание младшего брата. Ещё одним распоряжением Романа Михайловича стала установка бюста отца во дворе. Наличие поблизости бронзового надменного Барсукова вызвало смешанные чувства у домочадцев, но никто не произнёс ни одного замечания по этому поводу. После того, как немногословная трапеза закончилась, в усадьбу прибыл господин Утёсов в сопровождении своего помощника и двух городовых. Когда стрелки часов Льва Борисовича показывали половину четвёртого, граф Соколовский размеренно шагал по липовой алле, приближаясь к двухэтажному дому с колоннами. Он решил обойти его слева, чтобы немного потянуть время. Приближаясь к беседке, он стал невольным свидетелем ссоры между отцом и сыном. Михаил Михайлович, теряя свойственную ему сдержанность, кричал и злобно размахивал руками. Молодой Павел занимал позицию обороны, сцепив руки за спиной. – Я этого никогда не позволю, никогда! Смерть папы ничего не меняет, запомни! – размахивал кулаками Барсуков-старший.