Павел Михайлович стоял к графу спиной, и поэтому ответных слов Александр Константинович не расслышал. Но, видимо, ответ Павла стал слишком дерзким и грубым. Слова юноши озлобили отца, пальцы сами сжались в кулак, он не сдержался и ударил сына по лицу. Графу стало неловко, и он поспешил удалиться, в этот момент его и заметил Михаил Михайлович. – Александр Константинович, постойте, – старший сын покойного Барсукова подбежал к графу и, взяв за локоть, заставил остановиться. – Вы слышали мой разговор с сыном? – Я бы не назвал это разговором, – горько улыбнулся сыщик, убирая со своего рукава пальцы фабриканта. – Но да, я всё видел. К сожалению. – Александр Константинович, я редко выхожу из себя. И сам не рад тому, что совершил. Прошу, не говорите о случившемся никому. – В этом вы можете быть спокойны, Михаил Михайлович. Я не базарная баба, – с чувством гордости произнёс граф. – Только прошу ответить мне, за что вы ударили собственного сына? – Я не могу вам сказать. И вы даже не представляете, Александр Константинович, что он сделал, – пряча от Соколовского взгляд, сказал Барсуков. – Представляю я или нет, мы скоро выясним. Лев Борисович, насколько я смог понять по его бричке, уже здесь. Он просил жителей дома собраться вместе? – Да, – уверенно ответил Михаил Михайлович. – Скоро мы все должны быть у правого крыла. Старший сын покойного фабриканта проводил графа к месту, где были расставлены садовые стулья. Слуги уносили прочь блюда и небольшие белые столики. Почти все, кого граф ожидал увидеть, были уже тут. Первым его встретил следователь. Вынудив Соколовского остановиться, он шепнул ему на ушко о смерти Отто Германовича. – Как? Когда? – Этой ночью-с. В больнице. Мне доложили утром, после вашего ухода. – Ваше сиятельство, – дружелюбно распахнул свои объятья Роман Михайлович. – Я уже думал, что вас не будет на нашем маленьком собрании. Как рад я вас видеть. Александр Константинович поприветствовал присутствующих. На белое садовое кресло упал подошедший Павел Михайлович. Многие заметили на его лице досаду и озлобленность. – А где Илья Ионович и Марина Николаевна? – поинтересовался граф. – Они скоро должны быть. Я посылал за Торопиным. – Что же подождём. Граф посмотрел на бронзовый бюст и, замерев, простоял несколько мгновений. Окружающий мир для него мгновенно исчез. Ему вспомнилось утреннее богослужение в захудалом елецком храме. В котором окна были настолько узкими, что даже в такой солнечный день в помещении стоял слабый полумрак, не было богато разукрашенных люстр и золотых икон, не было напускного смирения, не было лицемерия, а хор из трёх женщин читал молитвы тихо, порой неразборчиво, порой торопливо, но не отвлекая молящихся от покаяния, не удивляя прихожан красотой своего голоса. Да, по храму постоянно лавировала безобразная старуха, чтобы потушить огарки, мешая и расталкивая прихожан. Да, графа отвлекали постоянные просьбы передать свечки к какой-то иконе. Да, рядом стояла толпа бедных, тёмных, необразованных крестьян в чистой, но изрядно поношенной одежде. Но столичному дворянину среди них было гораздо приятнее, чем среди разодетых, хорошо пахнущих франтов. В том храме граф чувствовал исходящую от неопрятной толпы доброту, искренность, открытость и любовь. Он не смог бы объяснить этого словами, но до сих пор хранил в сердце испытанные во время Литургии чувства. Это были до смешного простые, нежные ощущения, искренние, как и люди вокруг. Эти люди каялись в своих грехах также искренно, как и совершали. Но особым уважением Александр Константинович проникся к настоятелю того скромного храма. После Причастия он отчитывал всех тех, кто мешали богослужению. Он сравнил их с бесами, главная задача которых – мешать молиться во время службы. И хотя этот старичок, без сомнения, знал всех своих прихожан поимённо, он не назвал ни одного имени, удовлетворившись безымянным обличением. Его слова были наполнены искренним недовольством и личной обидой настолько, что нарушители порядка не могли не ощутить укора совести. – Александр Константинович, вот и Торопин идёт, – сказал Франц Карлович, выдернув своего хозяина из пучины мыслей. – Константиныч, что сегодня произошло, – зашипела у правого уха Марфа. – Как Светилин сцепился с Хитровой. – Марфа, подожди, – отмахнулся от служанки граф и поприветствовал Торопина. – Простите меня, господа. Неужели я всё-таки опоздал? – Нет-нет, вы как раз вовремя-с. Илья Ионович занял соседнее кресло с Францем Карловичем, и запах французских духов тут же смешался с лёгким запахом спирта. В этом противоборстве ароматов верх одержал более свежий и стойкий парфюм. Пары русской водки вынужденно отступили перед дорогими французскими захватчиками воздуха. Почти все стулья вокруг бюста покойного Барсукова были заняты. Оставалось ещё два – для графа и Марины Николаевны. На остальных десяти сидели Марфа, Утёсов, муж и жена Хитровы, чета Барсуковых вместе с Романом Михайловичем, Торопин и Франц Карлович. За спиной Льва Борисовича, отдельно от вышеназванных лиц, сидели двое городовых. В стороне, в ожидании новых приказов, скромно стояли слуги. – Накройте, пожалуйста, это чем-нибудь, – попросила госпожа Барсукова. – И, может, слуг стоит отпустить? – Да-да. Накройте бюст скатертью, и идите, – приказал Роман Михайлович. Его хозяйские манеры вызвали гневные искры в душе Надежды Михайловны, но внешне это никак не отразилось. А вот её брат глубоко вздохнул, осознав, что теперь хозяином навсегда стал внебрачный сын его отца – Роман Михайлович Барсуков, носивший всего несколько дней назад фамилию Светилиных. – Анечка, останьтесь, пожалуйста, – попросил граф и любезно улыбнулся скромной служанке. – Присаживайтесь рядом с Францем Карловичем. Аня послушалась Александра Константиновича и села на крайнее садовое кресло, напротив Марфы. Между ними, опершись на трость, двумя руками, стоял граф Соколовский. Наблюдательные взоры не упустили, как Паша бросил на Аню испуганный взгляд. Испуг в его глазах тут же сменился гневом, когда он посмотрел на своего отца. – Александр Константинович, как же вы? Нужно распорядиться, чтобы принесли ещё кресло, – произнесла Екатерина Марковна. – Не волнуйтесь, не волнуйтесь, госпожа Барсукова. Мне кресло не понадобится. – Выспалась, – пробурчала себе под нос Марфа, первой заметив приближающуюся фигуру баронессы. – Добрый день, Александр Константинович, Лев Борисович, – раскрывая всем белизну своих зубов, сказала Мыслевская. Граф поцеловал ей ручку и указал на пустое кресло между Романом Михайловичем и Торопиным. – Ой, Илья Ионович, и вы здесь. Здравствуйте. Для чего же вы просили нас быть здесь, Лев Борисович? Вы нашли убийцу? Или бриллианты? Елецкий сыщик не успел ничего ответить, как заговорил Александр Константинович. – Господа, – граф улыбался, словно конферансье, обводя публику изучающим взглядом. – Это я попросил Льва Борисовича собрать нас вместе. Я уверен, что в таком составе мы больше никогда не встретимся. Не стоит смущаться, если вдруг вы ощутите в моих действиях какую-то театральность. Всё следствие было пропитано дешёвой театральщиной. Но убийца проявил невиданную находчивость, и вы убедитесь, насколько он изворотлив. Перед нами постоянно разыгрывались дешёвые сцены, от которых веет смертью. И первой из них стала сцена смерти Михаила Аристарховича. Он сам вздумал поиграть со смертью и разыграть перед нами своё убийство. – Как это «разыграть»? – строго спросила Надежда Михайловна, в её голосе прозвучали нотки недоверия и раздражённости. – Сейчас вы всё узнаете и поймёте, – всплеснул руками Александр Константинович. – Некоторым из вас было известно, что в последнее время Михаил Аристархович был обеспокоен выбором наследника. Надежда Михайловна, Михаил Михайлович, Павел Михайлович, вы, разумеется, были основными кандидатами. Но у каждого из вас имелись свои изъяны, в силу которых Михаил Аристархович опасался передавать вам свою фирму. И тогда он всерьёз задумывается о своём внебрачном сыне. Роман Михайлович, бумаги, подтверждающие ваше происхождение, вступили в юридическую силу всего три недели назад. Вскоре этого Михаил Аристархович составил завещание так, чтобы распределить своё состояние между тремя детьми примерно поровну. Немалая часть наследства отошла его старшему внуку. Не стоит теперь скрывать, что у вас, юноша, были серьёзные разногласия с дедом. Но об этом позже. Ровно три недели назад Михаил Аристархович, Отто Германович и Илья Ионович собрались в комнате, где совсем недавно нас допрашивал любезнейший Лев Борисович. Таким же воскресным вечером они обговорили совершенно безумную на мой взгляд идею – разыграть убийство Барсукова. Я должен был провести «следствие» и выяснить, у кого из его наследников имелся наиболее серьёзный мотив. – Чушь какая-то, – не выдержала Надежда Михайловна. – Почему мы должны слушать эти выдумки? Она взглядом строгого учителя поглядела на брата, ожидая его реакции. Он сидел, отстранивших от окружающих скрещенными на груди руками. – У вас есть какие-нибудь доказательства в подтверждение этой теории? – мягко поинтересовался Барсуков-старший. – Конечно. Илья Ионович, прошу подтвердить, что сказанное мной – правда. Немного смутившийся врач часто закивал головой. Александр Константинович победоносно подкинул свою трость и, поймав её в воздухе, продолжил. – Как видите, для подтверждения этой теории у меня имеется пара уважаемых свидетелей. – Граф, а разве управляющий не умер? Когда он успел рассказать вам об этом? – спросила Марина Николаевна. Многочисленные удивлённые взгляды тотчас же устремились на баронессу. Лев Борисович, нахмурился, словно испанский бык перед атакой тореадора. – Умер, как это? – искренне удивилась Барсукова. – Этого не может быть. – Господа! Господа, этого действительно не может быть. Отто Германович до сих пор лежит в больнице, но уже идёт на поправку. Попрошу меня больше не перебивать. Последние слова он произнёс быстро и громко, повернувшись в сторону Льва Борисовича, удивлённого заявлением графа о состоянии управляющего. Следователь недовольно заёрзал в кресле. Присутствующие переглянулись. – Господин Торопин предоставил для осуществления этой, как вы заметили, «чуши» пузырёк с сильным снотворным. Эти трое виртуозно провернули свой план за ужином. Вспомните, как всех нас сначала вывели в другую комнату для демонстрации этого бюста. Первым в столовую вернулся Роман Михайлович. Тем самым он подставил себя – у него была возможность подсыпать яд в чай, который уже стоял на столике. Следом за ними зашёл я и Марина Николаевна. Я сразу же вышел в коридор по важному делу. Следом вошли вы, госпожа Хитрова, со своим супругом. Как Пётр Петрович подходил к чашкам с чаем не видел практически никто – у него у второго появилась возможность подсыпать яд. Михаил Михайлович, вы помните, как Отто Германович подозвал вас к фотографии, у которой якобы треснуло защитное стекло? Никакой трещины там не было, конечно же. Просто им требовалось, чтобы вы подошли к столику с чаем, и у вас у третьего появилась возможность насыпать яд в чашку с чаем. И более того – вы были последним, кто подходил к подносу, и вы подали чашку своему отцу, – в порыве эмоций граф взмахнул руками и указал на бронзовый бюст, закрытый скатертью. – Александр Константинович, давайте быть объективными, – обратился Пётр Петрович, наверное, впервые за весь день, открыв рот. – Почти у всех нас была возможность отравить Михаила Аристарховича. Вы тоже подходили к подносу, да все! Кроме моей супруги и Екатерины Марковны. Кто может поручиться, видел он, как кто-то подсыпал яд или нет? – Вы горько ошибаетесь, – насмешливо покачал головой граф. – Возможность была лишь у тех, у кого имелись пузырьки с ядом. А таких людей было ровно двое. Ни больше, ни меньше! И первый пузырёк с цианистым калием был найден в кармане пиджака вашего сына. Суровые карие глаза посмотрели в сторону супругов Барсуковых. – Александр Константинович, ваши голословные утверждения порой настораживают! – угрожая указательным пальчиком, сказал Михаил Михайлович. – Какие у вас есть доказательства? – Об этом мне рассказала ваша служанка. Анечка, будьте любезны, подтвердите мои слова. Не бойтесь. Аня боялась оторвать взгляд от земли. Её тонкие пальцы вцепились в сиденье и побелели. Она растерянно посмотрела на Пашу. Её губы предательски дрогнули. – Да. Я нашла в его пиджаке пузырёк и выбросила в ведро. – Да, как она смеет! Это же враньё! Я больше не намерена это слушать. Пойдём, – Надежда Михайловна поднялась со своего места и грозно посмотрела на застывшего мужа и брата. – Госпожа Хитрова, прошу, сядьте на своё место. В данный момент я не вру. И если вам интересно узнать имя убийцы отца, то вы немедленно замолкните, перестанете перебивать меня идиотскими выкриками и сядете обратно. Голос графа прозвучал настолько грозно и властно, что Хитрова повиновалась, и никто не посмел отчитать его за грубость. Взгляд Марины Николаевны переменился. Прежде он горел огоньком лукавства, интереса, возможно, она считала происходящее какой-то игрой. Теперь же она холодно, серьёзно, с потаённым испугом, поглядела на давнего любовника. – Аня, зачем ты говоришь такое? – тихо сказал Павел. – Я не убивал своего деда. Ты знаешь. Я хотел, но не стал этого делать. – Я знаю. Я знаю это, любовь моя, – Анечку затрясло мелкой дрожью. Паша подскочил со своего места и поспешил успокоить девушку. Он обнял её плечи и подставил своё молодое крепкое плечо. Аня больше не могла сдержать слёз и зарыдала. Михаил Михайлович с крайним неодобрением наблюдал за этой сентиментальной картиной. Его младший брат игриво переглянулся с баронессой и закинул ногу на ногу, с удовольствием наблюдая за влюблёнными. Франц что-то растерянно залепетал, думая, что тем самым поможет успокоить расплакавшуюся девушку. Марфа не выдержала. Вытирая рукавом проступающие слёзы, она поднялась с кресла и направилась к молодой служанке. – Постой, – перехватил свою няню граф. Марфа остановилась, но тут же поменяла направление и поспешила за стаканчиком воды. – Я знаю, что это не ты, Паша, – поглаживая юношескую спину, произнесла Аня. – Но я действительно нашла в твоём пиджаке яд.