– Да. Это действительно так. Уже после смерти Барсукова этот пузырёк в помойном ведре нашла моя служанка. Так он оказался у меня. На следующий день я передал его Льву Борисовичу для анализа содержимого. Анализ показал, что находящийся внутри пузырька порошок является цианистым калием, которым и был отравлен Барсуков. И, Павел Михайлович, я готов поверить милой Аннушке, что это не вы отравили деда, но из ваших уст прозвучала страшная фраза – вы хотели его убить, но не стали. Вы не желаете объясниться? – Нет. – Тогда, прошу, вернитесь на своё место и дайте мне закончить, – голос Соколовского снова стал сухим и грубоватым. – Раз вы не хотите, придётся мне самому. Павел Михайлович никуда не ушёл. Он встал позади своей возлюбленной, положив ладонь ей на плечо. Глаза его смотрели в лицо графу, но тот упорно не желал смотреть на него. – Аня, помните, я сказал вам, что благими намерениями вымощена дорога в ад? Тогда я сказал вам, что следствию следовать рассказывать всё, ибо замалчивание фактов вредит лишь вам и тем, кого вы любите. Вы молодец, что сказали правду о том, где нашли яд. Но вы ничего не сказали мне во время нашего последнего разговора о стрихнине, который хранился в вашей комнате. Тогда вы сказали, что Павел Михайлович уговаривал вас сбежать отсюда… – Что? Как это понимать? – Вот это поворот! – хлопнул в ладоши Светилин. – Какая драма! – А позже вы говорите Льву Борисовичу, что собирались покончить жизнь самоубийством – отравиться стрихнином! – Анечка, неужели правда? – охнула подошедшая Марфа и всплеснула руками, едва не выронив стакан с водой. – Попей водички. – Марфа, позже, – не оборачиваясь к ней лицом, огрызнулся граф. – Да её же трусит. Возьми, милая. – Марфа, отстань от неё! Вы, Анна, пытаетесь обмануть меня! Вы не собирались покончить с жизнью. Вы купили этот яд у продажного провизора Шарина, чтобы отравить ненавистного вам Барсукова! Чтобы убрать главное препятствие вашей любви! К счастливой жизни! Теперь же Павел обрёл кучу денег, и вы предвкушаете жизнь в богатстве и неге! – Нет! Зачем вы так? – вскрикнула Аня и зарыдала с новой силой. Лев Борисович уже не понимал ничего. Результаты вскрытия известны граф – Барсуков умер от отравления цианидом. Ему также известно, что Павел, а не Аня, купил месяц назад злосчастный стрихнин. И вовсе не у Шарина. – Вы подлец! – резко заявил Павел Михайлович. Его глаза и глаза графа наконец-то встретились. – Вы – бессердечный негодяй! Немедленно извинитесь перед ней! – Ох, с какой это стати? Или вы скажете, что я неправ? – Неправы! Это я купил стрихнин. Я! Дед издевался над нами. Он хотел отослать её подальше, а меня в Петербург. Он кричал, угрожал избить её. Я был готов отравить его… – Что ты говоришь, сынок? – вскричала Екатерина Марковна. – Не слушайте его. Граф вытянул руку в сторону, призывая к молчанию. – Я бы отравил его уже давно, но она отговорила меня. Я нечаянно проболтался про яд, и она взяла с меня слово, что я не сделаю этого, и потребовала отдать стрихнин ей. Она ни в чём не виновата. – Вот видите, Аннушка, что вышло из-за вашего обмана. Этой истерики можно было избежать, если бы вы во всём сознались раньше. Простите меня, моя дорогая, но иначе вы никак не хотели говорить правду, – граф встал перед служанкой на колени и, коснувшись её подбородка, заставил посмотреть ему в глаза. – Вот, выпейте водички и успокойтесь. Если нам доведётся встретиться снова, прошу, не обманывайте меня опять. Я не ожидал этого от вас. Я думал, что после нашего разговора вы доверились мне. Оказывается, нет. Вы мужественно храните свою любовь. И вы тоже. Граф поднялся и посмотрел на Павла Михайловича. – Давно стоило рассказать правду и не подставлять под удар столь милую девушку. Однако вы всё-таки нашли в себе силы сознаться. Вы станете для всех нас примером, как стоит оберегать свою любовь. Граф протянул юноше свою ладонь. Задумавшись лишь на пару мгновений, Павел пожал твёрдую, с проступающими венами, ладонь Соколовского. Роман Михайлович не выдержал и захлопал в ладоши. Вслед за ним повторили баронесса, Франц Карлович и Торопин. – Кажется, Михаил Михайлович, ваш сын стоит похвалы, – произнёс Александр Константинович. Но Барсуков-старший ничего не произнёс в ответ. Немигающими глазами он продолжал смотреть на своего сына. – Так, так, господа, прошу успокоиться. Тот факт, что яд купил Павел Михайлович, а находят его у служанки, разбивает как версию об Анне-убийце, так и версию о том, что она собиралась покончить жизнь самоубийством. Павел Михайлович, Марфа, – граф любезно указал им на их кресла. Он продолжил говорить, лишь когда они вернулись на свои места. – Результаты вскрытия показали, что отравлен был не только чай Михаила Аристарховича, но и окунь с картошкой. Как справедливо заметил Пётр Петрович, любой мог подсыпать яд. Кто может поручиться, что постоянно наблюдал за кем-то? Думаю, никто. Кто же отравил и чай Барсукова и его окуня с картофелем? Ответ не так сложен, как кажется на первый взгляд. Во всяком случае, следствию известно, что чай отравил лично Отто Германович. – Я ничего не пойму, – потирая виски, сообщил Роман Михайлович. – Ему-то зачем травить хозяина? Вы только, что сказали, что он участвовал в дурацком спектакле отца. А теперь получается… – Неужели, он подсыпал в чай хозяина не снотворное Торопина, а цианид? – догадалась Мыслевская. – Именно! – радостно взмахнул руками Соколовский. – Но о том, что в пузырьке больше нет снотворного, а есть смертельный яд, Отто Германович не знал. Он и не должен был этого узнать. Так как настоящий убийца, тот, кто подменил содержимое пузырька, собирался убить и самого Отто Германовича! Вечером Отто Германович приходил ко мне. Он рассказал всё про глупую задумку его хозяина, дал мне пузырёк с грязновато-белым порошком, похожим на кристаллы сахара. Анализ подтвердил, что это был цианид с какими-то примесями. Скажите, Илья Ионович, снотворное, что вы дали Отто Германовичу, сильно ли оно отличается от цианистого калия внешне? – Я бы не мог их спутать, Александр Константинович. Снотворное хоть и похоже на кристаллы цианида, но имеет более серый цвет. При внимательном изучении можно в этом убедиться. Я готов это доказать. У меня дома есть… – Мы вам верим, мы вам верим, – оттопырив ладони, произнёс граф. – Своими словами вы подтвердили мою версию. Кто-то отсыпал часть снотворного и добавил яд. Отто Германович, видимо, догадался, кто это совершил, за что едва не поплатился жизнью. – Так он жив? – не выдержала Марина Николаевна. – Или мёртв? – Так кто же яд подсыпал? – трясясь от нетерпения, спросила Марфа. – Яд подсыпало то же лицо, что и облило Отто Германовича водкой, чтобы собаки напали на него. – Ах, вот почему они так взбесились. Они же не переносят запах спирта! – хлопнул себя по лбу Роман Михайлович. – Да! Это лицо назначило несчастному Отто Германовичу встречу. Но убийца заранее залез на крышу вольера, подождал, когда подойдёт управляющий, и вылил на него бутылку водки. После этого палкой отодвинул засов, и псы набросились на бедного Отто Германовича. Убийца спрыгнул с вольера и, обежав забор, вернулся в усадьбу. Среди суматохи никто даже не заметил, что это лицо вышло не из дома вместе со всеми. – Вы знаете имя этого человека? – спросил Михаил Михайлович. – Если да, так скажите уже наконец. – Минутку. Убийца рассчитывал, что собаки убьют управляющего, но этого не случилось. Казалось, всё – крах! Но, к радости мерзавца, Отто Германович не мог сказать ни слова из-за порванного горла. Однако, он написал его! Во дворе мгновенно установилась полная тишина. Все вытянули шеи и с замиранием сердца наблюдали, как Александр Константинович достаёт из внутреннего кармана пиджака небольшой листок бумаги. Он несколько секунд смотрел на него, словно убедившись в правильности написания слова, и повернул к публике. Марфа от неожиданности закрыла рот руками. Елецкий следователь хмуро посмотрел в глаза Соколовского, но он уже повернулся к Хитровым. Те схватили друг друга за руки, не в силах поверить увиденному. Михаил Михайлович растерянно уставился на покрытый скатертью бронзовый бюст. Его жена спрятала в ухоженных ладонях лицо, а Павел Михайлович с ненавистью повернул шею налево. На лице Романа Михайловича застыла глупая улыбка. Марина Николаевна словно испытала удар электрическим током и не могла вымолвить ни слова. Торопин бессмысленным взглядом впивался в два слова, написанные на листке бумаги. Франц Карлович был поражён не меньше остальных, и даже больше. Ведь почерк принадлежал его хозяину, в этом он был уверен. Аннушка читать не умела. – Павел Михайлович, вы помните, как во время убийства вашего деда, вы сидели с мамой на руках, потерявшей сознание? Как вас кто-то толкнул, и вы опрокинули на себя кружку с чаем? Вы помните, кто это был? – Я смутно помню, – наморщил лоб юноша. – Хотя нет, кажется… нет, точно. Это был Светилин. – Марина Николаевна, откуда вам известно, что Отто Германович мёртв? – Мне сказал Роман Михайлович, – в растерянности ответила Мыслевская. – Этого не может быть! – поднявшись на ноги, заявил Светилин, чьи имя и отчество были написаны на бумажке. – Я сегодня утром, во время Причастия, встретил его врача, и он сказал, что Отто Германович скончался. – Это вполне естественно. Ведь вы, как никто другой, беспокоились о том, выживет ли он или нет. И вы правы. Он умер этой ночью! И поэтому я, Александр Константинович, граф Соколовский, обвиняю вас в убийстве трёх человек! – Что вы несёте? Чепуха какая-то. Господа, он же не в себе. Вы же видите. Лев Борисович, вы верите этому человеку? Он такой же прохвост, как и этот лысый князь, стащивший бриллианты, – не теряя самообладания, заявил Роман Михайлович. Лев Борисович подал знак городовым, сидевшим позади. Они поднялись и подошли к Александру Константиновичу, ожидая его указаний. – Вы убили три года назад госпожу Барсукову, подменив в её шкафчике бутылочки с микстурой и метиловым спиртом. Вы превосходно исполнили роль своего отца, чтобы подозрение пало на него, а потом сами же сотворили для него алиби. Тем самым вы обезопасили и себя. А отца никто не посмел бы трогать. – Мерзавец! Надежда Михайловна набросилась на дрогнувшего единокровного брата, но двое служителей закона успели схватить её за руки. – Ты убил её! Я всегда это знала, гори ты в аду! – Успокойтесь, Надежда Михайловна. Он недостоин вашего гнева. Он надеялся, что после смерти жены Михаил Аристархович женится на былой любовнице, и Светилин официально станет частью семьи. Но болезнь матери помешала осуществлению этого плана. – Какие у вас могут быть доказательства, кроме ваших выдумок и криков этой ненормальной? – с презрением посмотрев на Надежду Михайловну, спросил елецкий актёр. – Выбирай слова, подлец. Иначе я не посмотрю ни на то, что мы братья, ни на то, что здесь рядом служители порядка. Я сверну тебе шею в два счёта. – Михаил Михайлович, будьте хоть вы благоразумны. Роман Михайлович подслушал тот разговор, когда Барсуков придумал разыграть свою смерть. Он подкрасил виски так, чтобы они стали русыми, надел бороду, парик, тёмные очки. Парик он надел так, чтобы были видны фальшивые русые виски. Тем самым он подставлял вас, Михаил Михайлович, и вас, Павел Михайлович. Он приобрёл у одного из продажных аптекарей яд, оставшись неузнанным. В понедельник вечером этот негодяй зашёл к Отто Германовичу и попросил у него снотворное. Якобы он не мог уснуть. Из подслушанного разговора вам было известно, что пузырёк с тем самым снотворным уже у него, – граф немигающим взглядом следил за изменениями в мимике елецкого актёра. – У себя в комнате вы отсыпали из пузырька снотворного и внесли туда цианид. Вы побоялись заменить его полностью, чтобы не стать раскрытым. Ведь совсем немного, но кристаллы отличались по цвету. В среду, ничего не подозревающий Отто Германович, насыпал в чай своему хозяину смертельный яд. Александр Константинович отметил, что актёр пару раз нервно укусил нижнюю губу. – На всякий случай вы взяли с собой купленный более двух недель назад светло-коричневый пузырёк с цианидом. Вы волновались, что доза может быть не смертельной и при первом удобном случае подсыпали цианид прямо в блюдо собственному отцу. А такой случай вам представился – вы первым вернулись в столовую после того, как всем нам преподнесли вот это произведение, – граф небрежно взмахнул рукой в сторону бронзового бюста. – Во время поднявшейся суматохи вы ловко толкнули Павла Михайловича, опрокинув на него чашку чая, и положили в карман пиджака светло-коричневый пузырёк с цианидом. Из-за ваших действий Павел Михайлович становился главным подозреваемым лицом. Вы подставили его, приняв похожий вид, когда шастали по городу в поисках яда, зная о его ссоре с дедом, вы пытались выставить убийцей его. Подкинуть пузырёк с цианидом во время неразберихи – какой дешёвый фокус! Когда Марфа рассказывала мне о находке среди мусора, вы стояли под дверью и подслушивали наш разговор. – Точно! Не успела я его передать Александру Константиновичу, как он залетел в библиотеку. – После вы почувствовали, что Отто Германович догадывается о том, что вы подменили порошок в его пузырьке. Управляющий представлял для вас серьёзнейшую угрозу. Отто Германович мог подтвердить, что Барсуков признался вам, что приходится вашим отцом. Также он мог рассказать о том, что пузырёк со снотворным находился какое-то время у вас. Он, как и господин Торопин, сильно переживал, как бы не заподозрили в убийстве их, и выпил лишнего в тот день. Отто Германович согласился встретиться с вами у вольера, и это была его ошибка. Ему стоило рассказать мне о своих подозрениях! Тогда можно было бы спасти хотя бы его жизнь. К тому времени, когда Отто Германович покинул мою комнату. Все думали, что вы уже давно ушли домой. Но актёрский ум подсказал вам гениальную мысль! Вы специально оставили свою шляпу, и вернулись за ней, когда настало время встречи с Отто Германовичем. Вы умышленно вернулись за шляпой так, чтобы вас кто-нибудь видел, а потом быстро покинули усадьбу, взяли заготовленную палку, водку, перелезли через забор и подстроили нападение собак. После этого вы второпях кидаете бутылку в заросли и возвращаетесь в усадьбу. Никто не заметил вашего отсутствия, которое продлилось минут пять. В поднявшейся суете все решили, что вы вернулись за шляпой и никуда уже не отходили. Ах, как было важно убедиться лично в его смерти? – с издёвкой ахнул граф. – Ваш план удался, хотя Отто Германович смог прожить ещё пару дней. Царства ему Небесного. – Нет, не стать вам богатым фабрикантом, Роман Михайлович. За убийство отца, его жены и бедного Отто будете на рудниках лет тридцать чахнуть, если, правда, раньше не сдохнете, – произнёс Торопин. – У вас нет никаких доказательств! Никаких! – Арестуйте этого негодяя, – приказал Утёсов. – Нам известно, как ты всё это провернул. Поверь, мерзавец, суд не будет благосклонен к убийце главного благодетеля города. В руках Утёсова блеснули тяжёлые наручники. Городовые встали по бокам от актёра. – Можешь попрощаться с нашей усадьбой, – язвительно сказала Надежда Михайловна. – Ей никогда не быть твоей. Что-то переключилось в голове у елецкого актёра от этих слов. Его глаза загорелись. Он резко развернулся назад и, перепрыгнув через кресло, побежал. – Схватите его! Избежав участи быть схваченным Францем Карловичем, актёр побежал к правому крылу барсуковского дома. Его едва не догнал граф, но внебрачный сын Барсукова ловко кувыркнулся по земле, потом подскочил на ноги и спрятался за дверью, ведущей в подвал. С той стороны раздался какой-то грохот. Соколовский толкнул дверь, но она не поддалась. – Какие же вы тупые! У меня всё получилось бы, если бы Ваша светлость не совала нос в чужие дела! Эта усадьба должна быть моей! Только моей. Я не для того столько лет жил в нищете и нужде, чтобы сдохнуть в Сибири! Идите к чёрту, я отсюда не выйду, – неистово кричал Светилин. – Он чем-то подпёр её с той стороны! – сказал граф, подбежавшим служителям порядка.