– Может мне ещё раз туды съездить? – Ещё раз?! Не наигрался, пьянь! – неожиданно взорвался граф. – От тебя водкой на версту и без того разит. Две ночи подряд играть тебе мало?! Я сейчас же прикажу тебя обыскать и все деньги, что выиграл, отобрать. – Шукайте, – широко расставил руки в стороны конюх. – Обыскивайте! – Уже спрятать успел? – прозорливо сощурился граф. – Иди, проспись. А после вычисти конюшни. Чтоб идеальная чистота к утру была. – Будет, Ваше сиятельство. Как и говорил Матюшкин, убийца не был членом карточного клуба. Вечером граф стал ещё мрачнее и раздражительнее. Один за другим приходили ответы на его письма. Смысл их был неизменен – «ничего не известно», «непричастны», «клянёмся, наши руки не испачканы его кровью», «склоняю голову перед Вашей мудростью, но ничем не могу помочь» и тому подобное. Либо таинственный социалист умело избегал надзора жандармов и успешно обманывал собственных партийцев, либо он принадлежал к той части кружков и партий, где у графа Соколовского не было знакомых, и которых обошла заботой бдящая царская охранка. Раздражённый собственными мыслями, граф смог уснуть лишь во втором часу ночи. Несколько раз он выходил на балкон, откуда открывался вид на внутренний двор. Но даже холодный ночной воздух не мог потушить пожар в его сердце. Графу Соколовскому было необходимо снова отправиться в усадьбу Аносовых. Он решил, что именно там отыщет недостающую деталь для установления личности убийцы. Да, завтра он отправится туда. И отыщет безжалостного убийцу молодого Аносова. Завтра он узнает имя того, кто доставил столько горя безутешным его родителям. Граф Соколовский открыл двери своей кареты и огляделся по сторонам. Удивительная тишина окружала усадьбу Аносовых. Потомок знаменитого дворянского рода, слегка размахивая своей «тростью с секретиком», прошёлся по пустынной дорожке и постучался. В сердце графа стало закипать недовольство из-за слишком долгого ожидания. Наконец дверь отворил хромой слуга – Порфирий. – Добрый день, милейший. – Ваше сиятельство. Слуга пропустил графа вовнутрь. Не стоило обладать талантом сыщика, чтобы распознать тень скорби на лице Порфирия. Из глубин дома долетали звуки, свидетельствующие о приготовлениях к пиршеству. Звенела посуда, скрипели стулья, слуги расстилали на стол скатерть. И всё это пропиталось запахами угощения, прилетевшими с кухни. Граф пристально взглянул в серые глаза Порфирия и всё понял. Это было не пиршество. Граф Соколовский попал на похороны. – Скажите мне, что здесь случилось? – Наша… хозяйка. Померла, – последнее слово слуга с трудом смог выдавить из себя. – Госпожа Аносова скончалась? Как это произошло? Сдерживая слёзы, Порфирий рассказал о вчерашнем горе семейства Аносовых. Глядя в окно, на притихшие в саду деревья, граф внимательно анализировал каждое слово хромого слуги. После убийства сына пожилая хозяйка совсем ослабла. Сердечные приступы и душевная боль измучили бедную женщину. Она не выпускала из рук фотокарточку, на которой в последний раз была запечатлена их счастливая семья. Вчера после обеда старушке вновь стало плохо, и она ушла в спальню. Через три часа прислуга обнаружила хозяйку мёртвой. – Она откинулась в кресле, словно крепко уснула. На коленях лежала их фотокарточка, – закончил Порфирий. – А графин с водой. Он был полон? – Графин. Наверное, нет, – пробурчал слуга. – Я не расслышал, – резко сказал граф. – Нет. После обеда хозяйка принимала порошок от сердца. Она запивала его водой из графина. Он не мог быть полным. – Но вы не можете сказать точно? Граф повернулся к слуге и снова посмотрел в его глаза. – Не могу. Следователь Матюшкин уже был здесь. Вчера вечером он уже допросил нас всех. В голосе хромого слуги граф услышал нотки недовольства. Порфирий давал понять, что Соколовскому здесь нечего делать, и ему стоит покинуть усадьбу. – А где ваш хозяин? – Все на кладбище, Ваше сиятельство. – Буду рад, если вы проводите меня до ворот. По дороге из дома граф поинтересовался, нет ли у кого из жителей усадьбы тёмно-зелёного пиджака. На это он получил резкий отрицательный ответ. – Вот здесь садовник попытался схватить убийцу? – Нет, чуть раньше, – слуга взмахнул рукой, указывая на участок дорожки. – А во что он был обут? Порфирий остановился и старательно пытался вспомнить обувь злосчастного позднего гостя. – Не помню, Ваше сиятельство. – Подполковник описал его обувь, как светло-коричневые летние туфли, – заметил Соколовский. – Кажется, так и было. Да! Точно, коричневые туфли. Я вспомнил. Когда мы схватились в библиотеке, я посмотрел на его ноги. Граф Соколовский любезно улыбнулся и покинул усадьбу Аносовых. Александр Константинович приказал кучеру ехать до набережной Фонтанки. Граф долго бродил по набережной. Долгое время он простоял, облокотившись на перила Пантелеймоновского моста. Он с огорчением вспомнил, как члены Городской думы распорядились разобрать старый цепной мост. И теперь взамен чудеснейшего моста появилось нечто другое. Новый мост до сих пор не был закончен. Лишь недавно убрали временные деревянные перила. Граф с презрением оглядел новое творение, которое должны были начать декорировать в скором времени. Дурное чувство внутри усиливалось не от досадной утраты старого моста, а от той мысли, что в своём завершённом облике новый мост может оказаться довольно славным. Александру этого и не хотелось, его крайне угнетал тот факт, что более совершенное может заменить нечто, с чем его связывали сильные и противоречивые воспоминания. Александр Константинович долго прогуливался по любимой набережной. Его манили прохладные воды Фонтанки. Вместе с прохладным ветром на него обрушилась буря воспоминаний о молодости, о любви, семье, поисках себя. Медленной походкой, постукивая своей оригинальной тросточкой, он дошёл до Аничкова моста и долго смотрел на Аничков дворец. В этом дворце, перестроенным фаворитом Екатерины Великой по своему вкусу, граф Соколовский удостоился аудиенции императора Александра Третьего. Граф прикрыл глаза. Налетевший с Невы прохладный ветер потревожил седые виски Александра Константиновича. Граф, чувствуя лёгкий озноб, направился к карете. Дома Александра Константиновича заждалась заботливая экономка. – Только вы уехали, как прибыл Борис Михайлович, – поведала Марфа, поднимаясь вслед за своим хозяином на второй этаж. – Померла подполковничья жена, Царство ей Небесное. Я даже не успела его расспросить толком. Узнав, что вы поехали к Аносовым, его благородие тут же поехал туда. Часа через два от него прибыл городничий. Не застав вас, он просил передать, что Борис Михайлович прибудет к семи часам. Марфа хотела сказать что-то ещё, но граф отправил её на кухню. А сам переоделся в домашнюю одежду и отнёс «трость с секретиком» в комнату, где расположилась небольшая химическая лаборатория и целая коллекция разнообразного оружия. Он с бережной любовью поставил сегодняшнюю трость в металлическую стойку. Она присоединилась к своим пяти разнообразным сёстрам. Александр Константинович посмотрел на настенные часы с кукушкой. Они показывали четверть седьмого. Граф показался на лестнице и приказал немцу-дворецкому подать ужин на две персоны. После Александр Константинович удалился в спальню. Тонкими пальцами он взял молитвенник и перекрестился, глядя на иконы, освещаемые лампадкой из зелёного стекла. К семи, как и обещался, прибыл Борис Михайлович. Весь его вид символизировал образ замотавшегося человека, переживавшего далеко не лучшие времена. Его накрахмаленный воротничок измялся, а бабочка съехала вбок. Взъерошенные волосы вкупе с тёмными пятнами под глазами говорили о последних суетливых днях и бессонной ночи. – Борис Михайлович, нельзя появляться в приличном обществе в столь неприглядном виде, – наставительно заметил граф и поправил следователю бабочку. – Прошу, поужинайте у нас. Вы ещё слишком молоды, чтобы мучать организм голодом. И поберегите нервы. Александр Константинович хотел пошутить над другом, что «с него картину следует написать – Образ воплощённого Уныния со съехавшей бабочкой», но сдержался, пожалев и без того помятого судьбой следователя. Граф Соколовский сел во главе длинного стола на двенадцать персон и приказал служанкам подавать ужин. Вскоре под руководством Марфы слуги поставили на стол суп из раков, крокеты из бешамели, грибной салат, кувшин смородинового компота и пирожки с капустой. За стол была допущена и сама Марфа. Она тут же бросилась на Матюшкина с расспросами. – Ни слова о деле, – оборвал её граф. – Пока не поедим, не смейте говорить об убийстве. После этого короткого замечания разговор экономка перевела разговор в русло непринуждённой беседы. Нельзя сказать, что ей соответствовал великосветский стиль, но разговоры высшего света сильно уступали в искренности в сравнении с беседой Марфы. Убедившись в здоровье жены судебного следователя, Марфа обсудила подросших детей Матюшкина. Она пожелала увидеть их и чуть ли не заставила графа пригласить чету Матюшкиных на Кирика и Улиту2. Получив твёрдое обещание приехать, Марфа обсудила недавнее похолодание. После этого последовали грозные обличения какой-то торговки ягодами и дворецкого-немца. Поток слов и откровений, щедро изливающийся с языка Марфы смог остановить только граф Соколовский. Он допил стакан смородинового компота и вытер губы салфеткой. Граф тщательно провёл по усам и бороде, не допуская на них появления даже мельчайших частичек пищи. Хотя эта процедура была напрасной: не смотря на пышную растительность, его усы и борода всегда оставались чистыми. Волшебным образом граф так обращался ножом и вилкой, что ни Марфа, ни Матюшкин никогда не видели его бороды запачканной. – А теперь, Марфа, помолчи. Борис Михайлович, отчего у вас такой взлохмаченный вид? – Александр Константинович, я сегодня пол-Петербурга объездил и обегал. Ранним утром мне доложили о смерти Аносовой, Настасьи Ивановны. Я сразу поехал туда. Допросил всех, кто мог заметить хоть какую-то мелочь. Мы крепко поссорились с подполковником. Я настаивал на вскрытии трупа, а он стал обзывать меня и кричал на весь дом. – Для чего вам вздумалось проводить вскрытие? – Чтобы убедиться в присутствии или отсутствии яда. – Так её отравили? – охнула Марфа и перекрестилась. – Я допускаю такую вероятность, но подполковник Аносов со мной не согласился. Он едва ли не силой вытолкал меня из дома. Я отправился к вам, чтобы рассказать о смерти госпожи Аносовой, но не застал. – Вы разминулись на пять минуток. Александр Константинович только-только уехал, – объяснила Марфа. – А потом меня вызвали к начальнику сыскной полиции. Александр Константинович, мне ещё не приходилось слышать от него таких оскорблений. Он потребовал, чтобы я отстал со вскрытием от его высокоблагородия. Начальник сыска приказал мне завтра же предъявить убийцу или отправит меня в Вологодскую губернию. – Это же его жена – двоюродная сестра подполковника? – спросила старая няня. – Да. Начальник сыскной полиции Петербурга добился назначения следователя из Третьего отделения. Этот следователь будет вести дело параллельно со мной. – Только жандармов здесь не хватало. – Скоро начнётся розыск убийцы среди революционно настроенных партий. В Третьем отделении уверены, что революционеры скрывают преступника. И если жандармы найдут его первым, меня переведут из столицы. – Не хочу вас расстроить, мой друг. Но вы проигрываете в этой гонке. Судя по вашим сегодняшним попыткам встретиться со мной, поиск людей даётся вам тяжело, – улыбнулся граф. – А что вы думаете об этом деле? Вы напали на след? – Александр Константинович, найти убийцу среди толпы разномастных социалистов… проще иголку отыскать в стоге сена. – А, давайте вместе вспомним известные нам факты и постараемся выковать логическую цепочку. Я много раз говорил вам: создав в своей голове логическую цепь, не имеющую разрыва и изъяна, значит раскрыть дело. – Давайте, начнём, – не выдержала Марфа. – Итак, – граф поднялся из-за стола и принялся расхаживать по просторной комнате. – Двадцать пятого июня неизвестный вошёл в дом Аносовых. Ярослав Владимирович ждал гостя и встретил его в библиотеке. В пол-одиннадцатого прозвучал выстрел, на который и прибежал слуга Порфирий. Хозяева дома уже спали и ничего не услышали. Со слов слуги нам известно, что между ним и убийцей завязалась драка. Борис Михайлович, вы не взяли с собой обрывок пиджака? – Нет. Я не думал, что он вам понадобится. – Действительно. Вы ведь целый день пытались меня поймать. О каком-таком обрывке можно было подумать? А ведь это может оказаться важным. Вот посмотрите на свой пиджак. Встаньте, – граф положил свои пальцы на плечи судебного следователя. Граф Соколовский дёрнул Матюшкина за рукав. От неожиданности тот даже покачнулся вбок. – Марфа, скажи, если бы я рванул сильнее, где порвался бы пиджак? – Хм, знамо где. Оторвал бы человеку весь рукав. Кабы там уже нитке на шве не лопнули. – На шве! – граф почти прокричал это слово на ухо следователю. – По шву порвался бы рукав. А вы показали мне какой-то лоскуток.