...тебя... не хочу... Сказала, но сама не отворачиваюсь – смотрю, как он выходит... вышел... Слышу его удаляющиеся шаги... потом не слышу... Тихо. Пусто. В глазах пусто, в голове пусто, в сердце... пусто. Наверное. ...не хочу... Наконец-то. Край как надо было, думаю сквозь слезы – вот они. У него тоже были?.. Не были?.. А, ну их, пусть идут. Пусть хлещут. Пусть. Так возвращается буря. Она пройдет все равно. И всё потом. Потом – всё. ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ Каш-кёр в Авиации После разрыва с Риком я присматриваюсь к себе, будто со стороны наблюдаю. Подмечаю, что словно вернулась после изнурительно тяжелой, очень шумной смены. Хоть посменно я никогда не работала – не довелось – но представляю, что это такое. И если представления мои верны, то у меня сейчас так и есть – измотана, угроблена, устала. Выстояла смену, теперь поспать бы, но в голове шумит и спать не можется. Он оскорблен тем, как мы расстались, озабочен тем, что теперь будет с нашим делом. Он звонит мне без продыху, забрасывает сообщениями, и я, чуть успокоившись, решаюсь отозваться по видео и разъяснить: — Всё, Рик. — Всё?.. – тоскливо, глухо, угрожающе. Все равно. Это уже было – пусть будет еще. Все равно. Пауза. Я его, конечно, и вчера хорошенько шибанула, вышвырнула – он зол, аж скалится. А теперь я еще и на посошок даю. — Ты... че... совсем херово было?.. Вчера... Типа извинения, что ли?.. Все равно. Потому как глухо к извинениям. Во мне глухо. — Проехали. — Че Аднан там?.. – будто только сейчас «вспоминает» он. – Рассказывай. — Замяли, — говорю. Вижу – он не замял и все равно полезет выяснять, с моих ли слов, без них ли. Мне все равно. Пускай делает. Он решает не показывать отшитого, озлобленного любовника, а цепануть другим: — А дело?.. — Я выхожу. — Без тебя навернется. Он не пытается льстить и не рассчитывает вернуть – просто угрюмо констатирует факт. Мы оба знаем, что так и будет. Работу он как-нибудь вытянет, ну, на крайняк в ЭфЭм возьмет отпуск на «подольше», но официально оформить все не сможет, потому что – ну, по той же самой причине, почему не мог все это время. По той причине, о которой никогда мне по-человечески не рассказывал. «Мне похер», «пусть», «найди кого-нибудь вместо меня» – могла бы сказать я, но это неправда. Мне не похер, и он это знает. И может, рассчитывал на это, да просчитался. Быть может, он даже огребет от Аднана, когда тот поймет, что не получит денег, а может, от подрядчиков, когда им не заплатят. Может, даже сильно огребет. Какой-то части меня на это не наплевать, но другая часть меня повержена в твердокаменный ступор и этой другой части хочется только одного: свалить. Освободиться. Отбросить его от себя. Не будем говорить: кинуть. — Не навернется, — говорю только. — К-как-к, Кать?.. – выдавливает вдруг он из себя, словно не выдержав. – Как так, а?.. – взмаливается почти, затравленно так. И я не возьму в толк, о чем он – о том, что будет с делом, о том, как будет он или... о том, другом, между нами. Не имевшем названия. И не имеющем его теперь. «И как я буду теперь?.. Без тебя?» «А я без тебя как?» А почем я знаю. Я и про себя-то сказать не берусь. Не время еще. «Жопа ты...» «Сам ты жопа...» – Не навернется, — повторяю теперь. – И скажи всем, чтобы больше мне не звонили. И выхожу. В ближайшее время выписываюсь из реестра и жду, что меня еще долго будут долбать его-бывшие-наши партнеры, но этого не случается: мне звонят целых два раза, получают краткое пояснение – и все. *** Сегодня я заезжала в строительный сенат и без излишней официозности передала им остававшуюся у меня строительную документацию по «школе» – в Аквариусе она на фиг никому не нужна. — Слушай, интересно прям, — осторожненько говорит сопровождавшая меня Рози. Сегодня прохладно, но нам все нипочем, и мы заходим в ДольчеФреддо. Мои подруги постоянно твердили мне, что эти недо-отношения меня угробят. Искалечат. Сама я была иного мнения – но вот оборвала. Я рассказала ей, что «отфутболила», и Рози поначалу не лезла ко мне с расспросами про то, как это было. Сейчас уточняет: — Ты – его? Сама? — Сама. Ну, вышвырнула, он ушел, я поревела... Она согласно кивает и, втягивая через трубочку мороженый коктейль, интересуется осторожно: — И как ты? — Ниче. — По ком ревела? По нем, по нашей с ним недо-любви?.. — По себе. А и ладно, — улыбаюсь. – Переживем и это. Это, конечно, «ля-ля» – время на отходняк мне понадобится. Наверно, я даже не успела осознать еще толком, что он, этот отходняк, уже начался. Потому и пошли в ДольчеФреддо – вкатить мне заменительной терапии. Настаиваю: — По себе я долго не плачу, ты ж знаешь. — Ну, раз не плачешь... Рози вдруг как-то меняется в лице, ее передергивает, затем она заметно «собирается». — Что, херово пошло? – осведомляюсь. – Холодно, блин... — Нет, нормально пошло. Слушай, а ты простишь мне, что я – Иуда, хм-м? — Сахарок, ты че это?.. Сахару переела? — Да нет. Ну, я говорила с Каро. Мы с ней снюхались, прикинь?.. — М-да, с трудом верится, если честно. — Она ж за Нину болеет. Мороженое перекрывает мне дыхалку. Вот теперь действительно херово пошло. — С Ниной они ж подружайки. ...Каро, змеюка ты, как оказалось. За старое, что ли, мстишь?.. Я закашливаюсь... от смеха. Потому что абсурд это, конечно. Пока эти кумушки там что-то интриговали, мы с ним сами разобрались, вот честно. — Но она не поэтому. Просто ты себя со стороны не видела. Это ей там, из ее Миланов какая-то осколочная инфа доставалась – и все равно ее уже много недель трусило. Ну, с того момента, как вы с ним сбежались снова – от одного вида твоего. И я ее понимаю. Она позвонила, чтобы заручиться моим разрешением вас с ним развести. Она отчасти из-за этого Нине на тебя накапала. Вернее, она не капала, просто по-другому ей сказала – чтоб присмотрелась, чем занимается Рик, с кем видится. Нина поняла по-своему – и позвонила тебе. Ну, его тоже принялась обрабатывать, отвлекать от шляний с тобой.