— Обживайся. Он завел ее в спальню и почти сразу же ушел, оставив одну. Где-то в глубине души она опасалась и своего почти что мужа, и эту ночь — да, он обещал не трогать молодую жену, дать ей время привыкнуть и к мужу, с которым бок о бок предстоит теперь жить, и к новой жизни, в которой не должно быть, как он уверял, места всему тому кошмару, который она уже пережила, но разве можно верить человеку, которого почти не знаешь? И все-таки, он сказал не «нашу», а «твою» спальню — значит, помнит свое обещание, данное в обмен на ее согласие… Как только дверь закрылась, тревога отступила. Кристина прошлась по небольшой уютной комнатке, успев разглядеть в полумраке широкую кровать, дамский столик и камин, обещающий теплые приятные вечера с чашкой чая и доброй книгой. Она прошла дальше, к еще одной двери — та с легкостью поддалась, и свежий воздух влетел в комнату, заигрывая с тончайшими полупрозрачными занавесками. Кристина вышла на балкон, наслаждаясь минутой покоя и одиночества. Ланс добр к ней и внимателен — наверняка, он неплохой человек… Сомнения, а верно ли она поступила, согласившись на эту авантюру, и чувство непонятной тревоги растворялись вместе с остатками уходящего дня. Наверно, не так уж все и плохо. Сколько времени она простояла на балконе, вглядываясь в ночное небо, она не знала. Легкое свадебное платье колыхалось на ветру, а она совсем не замечала ни мурашек, ни посиневшей от холода кожи. Интересно, как там отец? Эмма? Должно быть, без нее им будет легче. И вновь вспомнились брезгливые взгляды соседей, спешащих отвернуть высокомерные носы, и укор в глазах Камиля, обвинившего ее же в том, что с ней сделали… И тоскливый взгляд Эммы, отвергнутой своим первым ухажером из-за нее, Кристины… И мрачный отец, от которого тоже все отвернулись из-за нее, Кристины. — Простудишься, — неожиданно раздался рядом чуть заплетающийся мужской голос, и теплая рука едва коснулась замерзших ее плеч. — Пойдем. Я приготовил тебе воду. Кристина чуть обернулась и с благодарностью посмотрела на мужчину — она действительно не отказалась бы от горячей ванны. — Пойдем, — повторил Ланс, ласково коснувшись ее руки, и потянул девушку в дом. Вопреки ожиданиям, ждала ее не ванна, а просторная чаша с ароматной горячей водой, какие еще сохранились в богатых домах высшей аристократии. — Наслаждайся, — улыбнулся мужчина, заметив, наконец, не равнодушие и тоску в ее глазах, а почти детскую радость. Она чуть дернулась, когда он коснулся ее спины. — Помогу, — остановил Ланс ее попытку отойти и умелым движением принялся за шнуровку платья. — Я сама. Она попыталась увернуться от его рук, но он вернул ее на место и невозмутимо продолжил начатое. Вот тут-то тревога и вернулась — он что, намерен, ее раздевать? А он лишь усмехнулся на ее испуг — надо же, даже заговорила от страха! Резким движением он расправился со шнуровкой и оголил ее спину, успев заметить, как содрогнулась она, и девушка поддалась вперед. На сей раз он не стал ее удерживать — молча развернулся и вышел из комнаты, предоставив дальше разбираться с платьем самой. Кристина резко выдохнула, стоило двери захлопнуться за ним. Похоже, она будет теперь шарахаться от любого неосторожного движения… Укорила себя за панику и даже застыдилась — этот человек не сделал ей ничего плохого, а она подсознательно все еще видит в нем врага. Она еще немного подождала, но, убедившись, что он действительно ушел, уже смелее стянула платье и ступила в заветное блаженство. Это действительно блаженство — после долгого напряженного дня освободить свое несчастное уставшее тело от оков душащего корсета и погрузиться в ароматную горячую воду. Она прикрыла глаза и впервые за последние несколько дней улыбнулась. Впрочем, долго предаваться неге Кристина побоялась — все казалось, отворится дверь, и он войдет сюда на правах хозяина. Несмотря на его заверения, что бояться ей нечего, дразнить подвыпившего мужчину своим видом она не желала, а потому, едва отогревшись, вылезла из чаши и поспешила прикрыться полотенцем. И боялась она не зря. Когда он вошел, она уже сидела перед зеркалом, расчесывая пряди густых волос, рассыпанных по плечам. Пока она нежилась в горячей воде, Ланс успел переодеться в пижаму, и теперь, глядя на их отражение в зеркале, можно было действительно заподозрить в них добрых супругов, по-домашнему уютных, проживших долгую и счастливую жизнь. Вот только долгой счастливой жизни у них не было, и Кристина невольно напряглась, глядя, как он неторопливо подошел сзади и положил руки ей на плечи. Он изменился. Что-то надломилось в его взгляде, и того доброго, заботливого жениха, что был с ней сегодня, она в нем больше не находила. Он молчал, задумчиво разглядывая девушку через зеркало; Кристина замерла, парализованная этим внимательным взглядом. Короткое полотенце щедро оставляло его взору коленки, стыдливо прижатые друг к дружке, но своей белизной бесстыдно притягивающие взгляд. Он ничего не делал, просто молча разглядывал девушку, но от этого взгляда дышать невозможно — казалось, он видел сквозь пушистую ткань все то, что завтра будет принадлежать ему по праву, и то, что она упорно от него сейчас прячет. Она молчала, он молчал. И только взгляд его хмельной становился все тяжелее, все темнее, обнажая немую внутреннюю борьбу между приказом короля и внезапно охватившей его тягой к молчаливой своей жене. Вдруг пальцы его, скрещенные на ее груди, потянулись к краю полотенца. — Нет! — выкрикнула Кристина, перехватив его руку. — Отпусти, — в тихом его голосе, чуть хриплом и уже не таком ласковом, как еще несколько минут тому назад, ей даже померещился приказ. — Пожалуйста, не надо, Вы же обещали… — Я хочу посмотреть на тебя, — не повышая голоса, заявил Ланс, стряхивая ее руку со своей. — Зачем? Он не ответил. Просто развязал полотенце, а когда Кристина попыталась прикрыть оголившееся тело руками, он все так же молча убрал и их. — Вы же обещали, что не тронете меня, — едва не плача, проговорила девушка, сгорая под бесстыжим плотоядным взглядом. — Какая разница, если уже завтра ты будешь воплощать все фантазии Филиппа? — задумчиво проговорил мужчина, словно о чем-то обыденном. — Что?! — Прости, это так. Я всего лишь выполняю приказ. Но это очень несправедливо, Кристина. Ты все-таки моя жена, а пойдешь в постель к нему… — Что Вы несете?! Какой приказ? — Приказ Филиппа, — шершавая ладонь без стеснения скользнула на ее грудь и легонько сжала, пропуская меж пальцев затвердевшую торчащую горошину. — Да, девочка, завтра после венчания он заберет тебя к себе. Но мне кажется, будет гораздо справедливей, если первая ночь достанется мне, а не ему. — Да Вы с ума сошли! — закричала Кристина, пытаясь отцепить от себя его руку. — Вы никогда не станете мне мужем! Я не дам Вам согласия! Никакого венчания не будет, слышите! — Будет. Завтра утром. Твое желание никто не спросит, прекращай верещать. И да, надумаешь сбежать — не забудь, что в доме стража. А сейчас пойдем — у нас с тобой всего одна ночь, и я не намерен тратить ее на пререкания. — Никуда я не пойду! — Кристина, будь умной девочкой, давай решим полюбовно и сделаем эту ночь приятной и для меня, и для тебя. Тебе деваться-то некуда — если Филипп решил выдать тебя замуж, значит, ты выйдешь. Если он решил сделать тебя своей любовницей — ты ею станешь. И вспомни о сестре. Мне не хотелось бы напоминать тебе о ней, но это не значит, что она в безопасности. — Прекратите меня шантажировать! — Прекрати возмущаться — и шантажировать тебя не придется. Смирись, Филипп выбрал тебя, и в твоих интересах — подчиниться. Добрый совет от мужа: не зли его, и твоя участь будет куда терпимей. А сейчас я хочу взять то, что принадлежит мне по закону, и если ты перестанешь строить из себя недотрогу, я позабочусь, чтобы для тебя эта ночь прошла не так плачевно. — Вы не посмеете взять меня силой! — Уверена? Одним резким движением Ланс подхватил ее на руки и потащил в спальню, невзирая ни на ее попытки вырваться, ни на удары маленьких кулачков, ни на жалобные ее слезы и захлебывающуюся мольбу. Он притащил ее в спальню и бросил на кровать. Пока она нежилась, смывая с себя дневную пыль, он успел разжечь камин и погасить все свечи, и теперь комната погрузилась в полумрак, играющий всполохами огня. Девушка попятилась к изголовью, судорожно ища лазейку для побега, но Ланс стоял перед кроватью и лишь ухмылялся, стягивая с себя одежду. С замиранием сердечка смотрела она на мужчину, черной тенью стоящего в полутьме — смотрела, как светлая рубашка исчезает со смуглого тела, а вслед за ней исчезают и штаны… И темнота не может скрыть его желание начать супружескую жизнь уже сейчас; при виде обнаженной своей невесты, распластанной на кровати, испуганной, заплаканной и трясущейся, «желание» его лишь крепнет, тяжелеет, чуть покачиваясь, а потом… А потом он подошел ближе и всполох огня осветил чуть блестящую его загорелую кожу. Кристина попятилась, замотала головой, не желая принимать, что вот сейчас кошмар повторится; молящий взгляд метнулся к лицу мужчины, а зацепился за черный витиеватый рисунок на его груди, плавно перетекающий на плечо. Девушка замерла, даже пятиться перестала; как завороженная вглядывалась в татуировку, и понимала лишь одно: она ей знакома. Заметив ее замешательство, Ланс посмотрел на татуировку, а потом снова на девушку. — Ну и? — усмехнулся он, глядя, как не сводит она глаз с рисунка, даже позабыв, зачем сама находится сейчас тут. — Вы были там, — глухо проговорила девушка, вспоминая, как этот же рисунок маячил перед ее глазами месяц назад в таверне. — Ты наблюдательна, — кивнул Ланс, даже не пытаясь соврать и отказаться от причастности к ее изнасилованию. — Это тоже был приказ? — все так же глухо спросила Кристина, и слезы тихо покатились по ее щекам. — Да. — Подонок… — Ну вот видишь, Кристина, не такие уж мы и чужие с тобой, — Ланс невозмутимо забрался на кровать, схватил девушку за лодыжки и рывком притянул к себе. — Так что хватит изображать из себя недотрогу, и все у нас будет хорошо. Он пьян, но его движения резки, точны и уверены. Не впервой ему ломать сопротивление глупых доверчивых девиц, наивно полагающих, что они какие-то особенные, и уж с ними-то будут церемониться. Он и так слишком долго держался, изображая из себя благородного рыцаря, спасающего несчастную девушку из трудных жизненных обстоятельств! Он принял решение еще в карете, из полумрака разглядывая свою перепуганную тихую невесту, равнодушно уставившуюся в окно, только чтобы не смотреть на своего почти что мужа. Выпитое вино и злость на Филиппа, заставившего жениться на порченной девице, но при этом запретившего даже смотреть в ее сторону, победили, и ему до зуда захотелось нарушить запрет — в конце концов, обидно иметь под боком законную жену и не сметь ею воспользоваться. Он был уверен, девчонку он убедит молчать, Филипп ничего не узнает, вот только бы сдержаться и не покалечить ее, если вздумает противиться… Она и взвизгнуть не успела, а он уже раздвинул ее ноги и навис над ней, невзирая на ее сопротивление и попытки оттолкнуть. Он не церемонился с ней больше. К чему теперь все эти игры? Она его узнала, она знает теперь о планах Филиппа. Он попытался завладеть ею — грубо, больно толкнулся, но Кристина что есть силы сжалась, напряглась… — Впусти меня, — прошипел недомуженек. — Все равно ж будет по-моему. — Не будет, — царапалась Кристина, изо всех сил закрываясь от пьяной горячей туши. — Порву же тебя, дура. — Давай! — с вызовом крикнула ему в лицо девушка и затряслась в истерике. — Давай! Порадуй своего короля, сломай его игрушку! — Хоть слово ему скажешь — убью, Кристина. И судя по тому, как в яростном безумии неудовлетворенного желания и злости сверкнули сейчас его глаза, он не шутил. Еще настойчивей толкнулся, заставляя закричать от боли. — Впусти, — прорычал он, и только страх перед Филиппом мешал ему осуществить свою угрозу и толкнуться еще сильнее, чтоб завладеть, наконец, вожделенным телом. А сил не остается, он будто дикий зверь — проворный, сильный, идет до конца, добивая жертву. И Кристина знает: она сдастся, позволит опять растоптать себя первому пожелавшему. Она сдастся, потому что она в разы слабее этой пьяной настойчивой туши. Потому что она всего лишь женщина, и в этом новом мире, построенном Филиппом, она никто — всего лишь игрушка для забав любого, кто сильнее. Она сдастся, потому что ее некому защитить, и даже ее ошибка — ее согласие на этот проклятый брак — всего лишь иллюзия: это не она дала согласие — это ей позволили почувствовать себя согласной. Откажись она от свадьбы, ее бы не оставили в покое; ей просто дали пойти самой, а не связанной, перекинутой через чье-то плечо, насилу уведенной из дома. Кристина плакала и билась до последнего, но силы слишком неравны, и вот уже оскал победный сияет над ее лицом, обдавая перегаром; липкое, вспотевшее тело вжимается в нее и… Из-за собственного крика ей не слышен хрип ее мучителя, под пеленой слез она не видит, как исказилось его лицо, и тяжесть, что вжимает несчастное ее тело в атласное покрывало, не от его победы, а от его бессилия — ему не до нее; непонятно откуда взявшаяся веревка на шее мешает вдохнуть, и он в отчаянии цепляется за нее, пытаясь ослабить смертельную хватку, а она все тянет и тянет его от трясущейся в истерике девчонки, и пока он полностью не сползает с нее, удавка не ослабевает. Лишь только когда девушка оказывается на свободе, веревка исчезает, и чья-то рука перехватывает насильника за волосы и тащит с кровати, подальше от перепуганной, ничего не понимающей Кристины. Почувствовав свободу, Кристина подскочила и вжалась в изголовье кровати. Она не понимает, что происходит, ей кажется, что она сошла с ума, но возня возле кровати реальна, и, утирая слезы, она вглядывается в полумрак, и едва не вскрикивает, когда различает знакомый профиль темноволосого мужчины. Короткий облегченный выдох сменяется очередным приступом истерики — не верится, что здесь, сейчас ее нашли, и, кажется, спасение близко. Она без труда вспоминает имя своего спасения, но произнести его не может, лишь давится слезами. И стыд перед мужчиной спешит накрыть ее — ему опять приходится ее спасать, на сей раз вытаскивая из чужой постели. — Кристина, уходи, — не глядя на нее, бросил Этьен, прижимая Ланса к полу, не давая тому и слова сказать, не то что позвать на помощь стражу. И она готова бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но вспышкой в голове проносится образ сестренки — они за ней придут, и, спасая себя, она обрекает ее. Кристина замотала головой и отчаянные слезы с новой силой побежали по щекам — даже сейчас, когда спасенье близко, на самом деле спасенья нет. — Кристина! — прикрикнул Этьен, на сей раз обернувшись на девушку. — Я не могу… Нельзя… Эмма… — Она в безопасности. Кристина, уходи через балкон. Живо! Его выкрик подействовал — она ему верит. Верит, что спасет ее, верит, что спасет и Эмму, и отца… Не понимает, как он оказался здесь, но верит — теперь все позади. Кристина спрыгнула с кровати, позабыв о маленьком деликатном обстоятельстве, и только его взгляд, чуть потемневший, скользнув по обнаженной ее коже, заставляет вспыхнуть от стыда — она раздета, прикрыться ей нечем. По ее взгляду он понимает, что одежды здесь нет, и где ее взять, она не знает. — Простыня, — не без усилий заставив себя отвернуться, произнес Этьен. — Кристина, живее.