— Нормально, — ответил Гаврила. — Ничего не нормально! Феодора права качает каждый день, — пожаловалась Грета. — Мамину спальню перекрасила, всю мебель выкинула. Я вчера ее в гардеробной застукала — она в вещах, как свинья, роется. Я сказала ей пару ласковых. А она меня матом. Ну, ты помнишь нашу Федьку-Федору… Пелопея хмурится. Феодору она помнит. Но воспоминания эти какие-то уж слишком старые… древние, полузабытые. Вот они с Феодорой в школе, сидят за одной партой, и на них одинаковые клетчатые юбки, белые сорочки с черными галстуками и синие пиджаки. Прикольная форма частной школы, что на Новой Риге. И еще — они в школьном спортивном зале бухают теннисным мячиком об стенку и по очереди отбивают ракетками — стучат, учась играть в большой теннис. Вот Феодора игриво обхватывает ее за шею и что-то шепчет на ухо — какую-то смешную непристойную чушь. От нее пахнет клубничной жвачкой и пивом. Это они вроде в каком-то ночном клубе и тоже давно, потому что на вид Феодоре столько же, сколько Грете сейчас. Вот они под ручку вместе гуляют по улочкам средиземноморского городка — это, кажется, Испания или Италия. Они там отдыхали вместе лет шесть назад. Вот они куда-то едут на машине. Феодора за рулем. Она что-то говорит, губы ее шевелятся. Черные как ночь волосы треплет ветер. Когда это было? Сколько лет этим воспоминаниям? Пелопея не может сказать. Да, она помнит Феодору — свою подругу, свою лучшую школьную подругу. Но она не помнит, не может вспомнить другую Феодору — новую жену своего отца и мачеху Гаврилы и Греты. — Сука она! — Острые скулы Греты становятся похожими на лезвия. — Властная, жадная сука. Папой стала вертеть как флюгером. У него на уме, кажется, одна только постель. Они спят сейчас в комнате, где ты жила. Но все равно я слышу, как она орет, оргазм изображая. Папа на седьмом небе. Он стал похож на идиота. Молодится. Купил себе кожаную косуху на заклепках. С тех пор как мама с тобой переехала сюда, у нас в доме все вверх дном. Я… я порой плачу по ночам… Честное слово, Ло, я плачу… Я чувствую себя так, словно вот-вот умру. — Не плачь, Грета, ну что ты, — Пелопея гладит сестренку по голове. Волосы у нее серые и словно давно немытые. Ощущение такое, что ее младшая сестра махнула рукой и на свою фигурку-скелетик, и на волосы, и на внешний вид. На ней старые кроссовки с избитыми носами — когда-то дорогие, мать покупала ей и дарила, а теперь замызганные. Худи с капюшоном — мешок и… да, рваные джинсы. Здесь, на Патриках, рваные джинсы — писк моды. Но Грета не модничает, просто ей все равно, что на джинсах дыры. — Не расстраивай Ло, — приказывает Гаврила. — И прекрати распускать нюни. Родители развелись. Мама сама уехала. Она так решила, так захотела. Потому что Ло лучше здесь, в городе. Здесь врачи, клиника. Если что, то… Если что? Гаврила смотрит на Пелопею, умолкает. Вздыхает. На его щеках появляется румянец. — Вкусно здесь, в «Вильямсе», — говорит он, желая увести беседу из грустной колеи. — Грета, поросенок, еще рано бухать. — Тебя не спросила, — огрызается младшая сестра и заказывает проходящему официанту джин-тоник. Пелопея смотрит, как сестренка пьет на голодный желудок — морщится при каждом глотке, но тянет, тянет джин. Пелопея снова участливо гладит сестру по голове — так гладят маленькую взъерошенную дворняжку, что лишь лает да ловит зубами блох, которые то ли есть — то ли нет. Глава 13 Большая Ордынка. Отец и мачеха Вернувшись из Бронниц в Главк, Катя с разрешения полковника Гущина забрала оба толстых тома дела о ДТП к себе в кабинет Пресс-центра и читала материалы до восьми вечера. Мысли ее, однако, часто обращались к тому, что она увидела и узнала в отделе полиции. Клавдий Мамонтов пошел их проводить до машины, когда они собрались уезжать. Даже куртки не накинул — вышел, неторопливый и меланхоличный, в своем бронежилете, напяленном прямо на футболку с коротким рукавом. Дул северный ветер, срывавший с чахлых деревьев у отдела полиции желтую листву. Но Клавдий Мамонтов словно и не замечал холода, молча смотрел, как они садились в полицейский джип. Кате отчего-то было приятно сознавать, что накануне поездки в Бронницы она все же побывала в салоне красоты. Впрочем, образ бравого Клавдия Мирона Мамонта даже в образе римского центуриона недолго занимал воображение Кати. Она полностью сосредоточилась на томах уголовного дела, буквально продираясь через техническую документацию автотранспортных экспертиз и медицинские термины из истории болезни потерпевшей Пелопеи Кутайсовой. Медицинские справки и заключения врачей занимали половину второго тома — Пелопея в результате аварии получила открытые переломы бедренного и голеностопного суставов, множественные переломы костей таза, переломы пяти ребер, разрыв мочевого пузыря, повреждения яичников, ссадины. Ей было проведено три операции — одна в Бронницкой больнице и две в Институте Склифосовского. Еще в деле имелась справка о том, что через год после аварии ей была проведена повторная операция костей таза и бедренного сустава в клинике в Германии. Катя вообще поражалась, как девушка выжила с такими травмами. Катя читала заключения наркологических экспертиз. Одна категорически отрицала наличие в крови водителя Виктора Кравцова алкоголя и наркотиков. Вторая столь же категорически выявила наличие в крови потерпевшей Пелопеи фенциклидина и снотворного в солидных дозах. Имелись в деле и справки о том, что признаков сексуального насилия у потерпевшей не выявлено и что все ужасные травмы она получила именно во время наезда на нее машины Кравцова. В деле были подшиты рапорты сотрудников ГИБДД, осматривавших место аварии. Катя читала рапорт Мамонтова — он описывал все очень лаконично. Видно, все его подозрения и эмоции были высказаны следователю в устной форме. Имелись в деле и три документа от Виктора Кравцова — первичная объяснительная, написанная собственноручно, и два допроса, проведенных следователем. Но главное место в томах занимали десятки страниц технических документов и экспертиз. Катя читала их так долго, что у нее начали болеть глаза. В восемь вечера она закрыла последнюю страницу дела — постановление о прекращении. Экспертизы и эксперты сходились во мнении о полной невиновности Кравцова в происшедшем на Старой дороге. Все прочитанное Катей лишь подтверждало этот вывод. Однако она ощущала непонятное смутное беспокойство. И никак не могла ясно определить для себя его природу. Что-то ускользало от ее внимания, и она никак не могла это найти. Вроде все здесь, на страницах этих толстых томов дела. Как будто мелькнуло нечто, заставившее ее насторожиться. Но она моментально отвлеклась — слова Клавдия Мамонтова, подозревавшего Кравцова в похищении девушки, тоже ведь не давали ей покоя. И то, что насторожило ее в материалах дела, словно растворилось в хаосе дорожно-транспортных документов. Катя начала листать тома снова. Но глаза ее уже не видели конкретики, она просто скользила взглядом по строчкам. Нет, нет, не найти… Что-то есть… Где-то здесь… Она прочла и… А может, и не было ничего? В начале девятого вечера, вконец обессилев, она понесла тома Гущину — он тоже припозднился. Сидел в кабинете в одиночестве, при включенной настольной лампе. — Ну что? Ознакомилась? — спросил он. Катя кивнула. — Все эксперты в один голос подтверждают невиновность Кравцова. Следователь просто опирался на их выводы. Он ничего не передергивал. О том, что нам Мамонтов говорил, в деле вообще ни слова. Это все за кадром осталось. Следователь в официальное расследование все эти версии о похищении и маньяке не включил. По документам это просто дело о ДТП, — сказала Катя. Гущин пробурчал, что сам станет читать. Катя спросила, есть ли новости о месте работы Кравцова, удалось ли кого-то найти? Что насчет его пассии? — Пока никаких новостей, — ответил Гущин. Катя помолчала. Неожиданно ей пришла в голову новая идея. — Федор Матвеевич, а не может так случиться, что пассия Кравцова и есть потерпевшая Пелопея Кутайсова? Гущин воззрился на нее. — Мы с вами ездили сегодня в Бронницы. Этот гаишник… Клавдий, — Катя с неким тайным удовольствием произнесла громкое римское имя центуриона, — изложил нам события на Старой дороге так, как они ему в тот момент привиделись, померещились. Ему показалось, будто он лицом к лицу столкнулся с похитителем и убийцей девушки. Ему показалось, что и его самого Кравцов замыслил убить как нежеланного свидетеля. Там ведь чуть до стрельбы не дошло. Но Мамонт… то есть Клавдий — он же бывший телохранитель. И нам сообщили, что он своего работодателя трагически потерял. А это значит, что он психически был раним на тот момент. И когда ему показалось, что Кравцов встал у него за спиной, то… — Что ты хочешь мне сказать? — Мы выслушали гаишника. Кроме его подозрений имелось и еще кое-что, — Катя подняла вверх указательный пальчик — очень изящно. — Клавдий сказал нам, что Кравцов навещал Пелопею с букетом. То есть он приходил к ней. Возможно, не однажды. Знаете, что такое Стокгольмский синдром? Когда жертва начинает оправдывать своего палача. Начинает жалеть. А палач тоже начинает жалеть жертву. Между ними устанавливается психологический контакт. Они вступают в отношения, в разговоры. Палач просит прощения, жертва прощает. Физические страдания, боль, жалость, раскаяние — это мощнейший афродизиак. Нам что сказала бывшая жена Кравцова? Что он неожиданно влюбился в молодую девушку. Как гром среди ясного неба. Бросил семью, двоих детей, развелся и ушел к ней. А в течение почти полутора лет в его жизни не было другой молодой девушки, кроме этой самой Пелопеи Кутайсовой. — То есть, по-твоему, они после аварии стали любовниками? — А почему нет? Все возможно. Он мог пытаться искупить свою вину и влюбился. Она его простила — не забывайте, ни она, ни ее семья не стали подавать гражданский иск против Кравцова. Она могла простить его и влюбиться. — Если это он — наш безголовый, тогда кто же его убил? Катя не стала отвечать. Рано, рано, Федор Матвеевич, задавать такие вопросы. — Может, нам поискать любовный след рядом с Пелопеей Кутайсовой, а? — спросила она. — Нам ведь все равно необходимо с ней встретиться. — Я созвонился с ее отцом, Платоном Кутайсовым, — ответил полковник Гущин. — В деле из всех допросов — лишь его допрос с данными и телефонами и допрос его сына Гавриила. Мать и младшую дочь следователь не допрашивал. Телефон мобильного у Платона Кутайсова за три года не сменился. Он удивился, что мы снова подняли дело о ДТП. Но готов ответить на мои вопросы. Сказал — у него завтра дела на Большой Ордынке, дал адрес. Мы туда поедем и встретимся с ним.