Весь остаток дня Катя провела у себя в Пресс-центре, занимаясь текучкой, которой накопилось столько за эти дни! Просмотрела почту, отправила срочные ответы по электронке, проглядела сводки происшествий, отмечая для себя на будущее что-то интересное и полезное. Ничего интересного. Дело Пелопеи и мертвых, зарубленных топором, занимало ее всецело. В семь приехал Клавдий Мамонтов, чем-то то ли встревоженный, то ли озабоченный, то ли удивленный. А в начале девятого они уже высаживались из его внедорожника на Патриарших, у так хорошо знакомого розового дома. «Барберрум» располагался на противоположной от Малой Бронной стороне пруда. Уже стемнело и по всем Патрикам зажглись фонари, замигала неоновая реклама бутиков, баров и кафе. Но вечерний питейный бум кипел на Малой Бронной и Большом Патриаршем, а возле мужского «Барберрума» было тихо. Рядом находился салон красоты «Моя прекрасная леди», и там уже закрылись, однако окна светились загадочным теплым янтарным светом. Свет «Барберрума» — более резкий, белый. Клавдий Мамонтов постучал в запертую дверь. За стеклом возникла женщина, скользнула по ним взглядом и открыла. Приземистая широкобедрая брюнетка, ухоженная и одновременно изможденная, в белой униформе салона, чем-то похожая на медсестру. Она выглядела на свой возраст — на пятьдесят, несмотря на то, что, похоже, изо всех сил старалась казаться сорокалетней. — Ираида, мы к вам, — известил ее Клавдий. — Для бритья опоздали, мы закрыты, — сказала Гарпунова. — А для чего-то другого… Сколько? — Три сейчас — за то, что дождались нас и согласились встретиться, — Катя выступила из-за могучей фигуры Клавдия. Она собиралась провести и эту беседу лично. — И пять, если сведения того стоят. — Стоят, — обнадежила их Гарпунова, пропуская внутрь. — Регинка мне голову оторвет, если узнает, что я языком треплю. Так что это все строго между нами — договорились? И… выключите, выключите свой диктофон! Никаких записей, никакого компромата. Катя выключила диктофон в сумке, который уже украдкой врубила, и отдала ей первый взнос. Гарпунова села в вертящееся парикмахерское кресло перед большим зеркалом. Катя — в другое, рядом. Клавдий занял позицию у двери, прислонился к ней спиной. — Итак? — спросил он. — Случай с Ло меня потряс, — сказала Гарпунова. — Регину он потряс не меньше, хотя она вида не подавала. Но она в панике была. Да и сейчас живет в постоянном страхе. — Почему? — спросила Катя. — Потому что есть основания бояться, и не только за Ло-Пелопею. За себя тоже. Да и за Грету — младшую. Насчет парня Гаврюшки не знаю — он все же ей не родной, хотя она и считает его своим сыном. Возможно, и за него тоже боится. За его жизнь. — Объясните свою мысль, — снова попросила Катя. — Все гадали — и домашние, и полиция, — как это Пелопея угодила в ту аварию. Как вообще она оказалась там, в этом лесу, ночью, на дороге, да еще голая, невменяемая. Сама туда приехала? Но зачем? К кому? Это абсурд, — черные как ночь глаза Гарпуновой моргнули. — Более правдоподобно предположить, что ее туда кто-то привез против ее воли, раз она сбежала в таком виде от этого кого-то. — Кравцов, шофер, который на нее наехал, мог ее и похи… — Бросьте, это вздор. — Гарпунова махнула рукой, сверкнув серебряными кольцами. — Если кто и пытался причинить вред девчонке, если кто-то и пытался ее убить или уж не знаю… на цепь ее посадить в подвал и пытать, так это тот, кто хотел отомстить. А самой Пелопее, хоть она и не ангел была, уж никак в этом деле не сравниться с ее мамашей. — С Региной? — Да, с нашей прекрасной королевишной Региной, которая когда-то сотворила в своей жизни вещь, за которую и двадцать лет — не срок для мести. Даже для убийства. Гарпунова уставилась на Катю черными птичьими глазами. — Регина вам об этом никогда не скажет. Платон тоже. Остальные не в счет. Я… мне деньги нужны, — она снова моргнула. — За пять тысяч я разговаривать не стану. — Мы добавим, если сведения того стоят, — кивнула Катя. — Стоят. Десять тысяч. И вы никогда не будете на меня ссылаться в том, что узнаете. — Хорошо, — ответил за Катю Клавдий. — Если вы нас не разводите, как мошенница. — Мы все участвовали в конкурсе красоты «Мисс Москва». Это был девяносто четвертый год. Я, Регина и она… Жанет. Катя ощутила внезапный укол — словно тоненькая острая иголочка впилась ей в висок. Конкурс красоты… Она уже слышала упоминание о конкурсе красоты… Нет, видела — буклет… Сумочка Александры Быковой, и там, в боковом кармашке, куда не догадался заглянуть наследивший кровью убийца… — Расскажите нам, что знаете, — попросила она тихо. — Черт его знает, сколько времени назад это было — девяносто четвертый год. Конкурс «Мисс Москва» — все тогда словно с ума посходили. Телевидение, газеты, Интернета еще не было… И мы в гостинице «Россия». Которой тоже давно нет. Сейчас смешно вспомнить — кругом убогая нищета, а на нас такие платья от Юдашкина… Какие призы обещали победительнице — Королеве Красоты, — машину «Москвич», тогда на иномарках еще одни братки ездили, — Гарпунова хрипло засмеялась. — А какие мужики вокруг — все будущие олигархи, денежные мешки! И мафиозники, и прочий разный сброд с деньгами. И веселье, такой угар! И ненависть, зависть, и такая жажда победить! Стать этой самой «Мисс Москвой»… Сейчас все эти конкурсы уже приелись, а тогда мы из кожи вон лезли, чтобы пройти кастинг в следующий тур. Я не прошла. Что говорить — мне сразу не повезло, может, и к лучшему. Нам все же было далеко за двадцать. Я с двумя абортами, у Регинки — дочка маленькая, а кругом лезли как вши восемнадцатилетние «миски». Финал этого конкурса грандиозный был, и фамилию той победительницы-королевы можно в Интернете встретить. А нас… нас позабыли, и те события, которые финалу предшествовали. — Какие события? — спросил Клавдий. — Я с первого тура вылетела, а они — Регина и Жанет — прошли в третий. Это был перелом — самая жесткая конкуренция. Кто проходил дальше, имели шансы… вы понимаете. И там такая борьба началась! Жесть! Я с конкурса вылетела, но пристроилась парикмахером — девок завивать, в общем, терлась в кулуарах. А эти двое — Регина и Жанет — психовали. Они обе из моделей «Бурды» — журнальчик тогда был немецкий с выкройками. Умора! Такая беднота все там что-то шила-вязала… И так случилось, что Жанет… Она красивая была девка — высокая, видная, ну, настоящая модель! Ее бы после этого конкурса и в «Вог» взяли наверняка. В общем, по всему, по всем прогнозам, Жанет проходила дальше, а Регинка вылетала. И тут случился этот кошмар. Это было вечером, шла подготовка к третьему туру. По коридорам гостиницы «Россия» сновали все как угорелые. А конкурсантки ждали в номерах с душем наверху. Надо было спуститься к нам, к стилистам, либо по лестнице, либо на лифте. Крик раздался со стороны лестницы — жуткий, вибрирующий на одной ноте вопль боли, переходящий в неистовый визг. Ираида Гарпунова вспомнила, как они все услышали его в лобби, переоборудованном в салон-раздевалку для конкурсанток. Они все — парикмахерши, стилисты, визажисты, портнихи, конкурсантки — сначала опешили, но визг… этот страшный женский визг… вопль — он все не умолкал. И они ринулись в коридор, толкаясь в дверях, помчались в сторону лестницы, откуда доносились крики, и увидели… Жанет. Она распласталась на ступеньках и орала, царапая мрамор, ломая накрашенные ногти. На ней было бальное платье — она уже успела одеться для выступления, — великолепное платье желтого цвета с золотыми блестками, удивительно шедшее к ее загорелой коже и каштановым волосам. Только вот с этими волосами и кожей было что-то… Клочья, целые пряди каштановых волос усеяли плечи, открытый лиф платья. На темени зияли проплешины, покрытые багровыми пузырями. С кожей на лбу тоже творилось что-то непонятное — она покрылась язвами и пузырями и словно оплывала, как воск. Нос и губы — на них было страшно смотреть, лицо как будто плавилось, словно его погрузили в невидимый огонь. Жанет визжала от боли, потом изо рта у нее хлынула кровь и… Кто-то закричал: «Скорую!» Кто-то побежал искать гостиничный телефон. Но основная масса окруживших Жанет все никак не могла понять, что же случилось. А потом до них дошло. — Жанет облили кислотой, — сказала Ираида Гарпунова. — Когда она вышла на лестницу и начала спускаться, кто-то подкараулил ее на верхнем пролете и бросил в нее банку с соляной кислотой. Кислота облила ее сверху. Тот, кто это сделал, тоже побежал наверх — гостиница по тогдашним меркам считалась высокой, а потом спустился на лифте и смешался с толпой. Изуродованную Жанет увезли в Склиф. Так вот и закончился для нее конкурс красоты. — Вы считаете, что Жанет облила кислотой Регина Кутайсова? — спросила Катя. — Ходили самые темные слухи об этом. Насколько я знаю, милиция подозревала парня Жанет, с которым та жила — якобы он не хотел, чтобы она участвовала в конкурсе, ревновал. Но все шептались, что Регинка тоже могла это сделать — они же были с Жанет конкурентки в третьем туре. Либо одна, либо другая. Я не знаю, что милиция по этому поводу думала, но слухи все множились. И Регина отказалась от участия в конкурсе. Она не пошла на третий тур. Я думаю, она боялась, что милиция начнет копать против нее. Но внешне все выглядело так, что она отказалась не из-за Жанет, а потому что Платон Кутайсов сделал ей предложение. Они ведь на том конкурсе «Мисс Москва» с ним и познакомились. За Регинкой темный слух с тех пор тянется как шлейф. И она знает, и Платон знает, и я знаю — если кто-то хотел отомстить ей за прошлый грех, за облитую кислотой Жанет, то случай с Пелопеей очень для этого подходит. — Вы думаете, что Жанет… кстати, а как ее по-настоящему звали? — Понятия не имею, — Гарпунова пожала плечами. — Я же говорю, она была по профессии модель, а у них у многих кликухи-псевдонимы, тогда было модно на иностранный манер себя называть. Наверное, организаторы конкурса знали ее фамилию, но нам всем она была известна как Жанет. — Вы думаете, что это Жанет насильно похитила Пелопею с целью отомстить ее матери? — уточнила Катя. Ираида Гарпунова загадочно посмотрела на нее своими черными круглыми глазами не мигая — ну точно как ворона на скамейке у пруда. — Нет, это не она. — Тогда я совсем ничего не понимаю. У Жанет, по вашим словам, был мотив для мести, и она могла… — Жанет умерла, — возразила Гарпунова. — В Склифе или в институте Вишневского — ее туда, кажется, перевели. Я узнала об этом от девчонок, приятельниц по конкурсу, позже, когда «Мисс Москва» уже отгремела. У Жанет оказалось слабое сердце. Она не выдержала соляной кислоты. — Становится все интереснее ваш рассказ, — заметил Клавдий Мамонтов. — Она вернулась с того света, по-вашему, чтобы отомстить? — У Жанет имелся ребенок, как и у Регины, — ответила Гарпунова. — Вроде от того самого пацана, которого в нападении менты обвинили. Не знаю, парень или девчонка, знаю лишь, что ребенок был. И этот ребенок сейчас взрослый. В салоне «Барберрума» повисла пауза. — Заработала я свои деньги? — спросила Гарпунова. — Да, но еще несколько вопросов, — Катя словно очнулась. — Скажите, а как же вы сама… как же вы, зная, что Регина, возможно, повинна в таком жестоком преступлении… как же вы с ней столько лет общаетесь? Были ее парикмахером, ездили к ней в дом… — Она мне хорошо платила, — Гарпунова плотоядно облизнула накрашенные губы. — Не скупилась. Обвинить ее напрямую я, конечно, не могу, доказательств и тогда не было, и сейчас нет. Только слухи. Но знаете, как эти самые слухи и старые тайны объединяют баб? Регина общалась со мной — я ведь в обслугу превратилась, а она стала обеспеченной дамой, так вот она делала вид, что принимает по старой памяти участие в моей судьбе, дает мне работу. Сюда устроила меня, на Патрики, опять же поближе к себе. Не то чтобы она откупалась от меня или за молчание платила — нет, просто так уж жизнь сложилась. — Значит, по-вашему, ребенок Жанет — сын или дочь — мог через столько лет отомстить убийце своей матери — Регине Кутайсовой, похитив ее дочку? — спросил Клавдий Мамонтов. — Ее дочку-красавицу, — уточнила Гарпунова. — Вы, возможно, видели фотографии… если вы и правда из газеты, во что не совсем верится… вы видели, какая из себя была наша Пелопея. Краше матери. Краше Жанет. Этот ребенок, который сейчас совсем взрослый, мог вернуть Пелопею Регинке по частям — как в книжках про бандитов. Мог изуродовать ее — той же солянкой умыть, а потом смотреть, как Регинка рвет на себе волосы. Мало ли вариантов? — А вы не знаете, кто был настоящий отец Пелопеи? — спросила Катя. — Может, тоже слухи бродили в кулуарах конкурса красоты? Может, это и был сам Платон Кутайсов? — Слухи ходили, — ответила Гарпунова, — только за это — еще тысячу. Итого одиннадцать. — Заплатим, — сказала Катя. — Это Платон? — Нет, не Платон. С Платоном Регина познакомилась прямо на конкурсе. Туда, как мухи на мед, на девок красивых золотая молодежь слеталась. Слухи ходили, что Регинка, еще когда моделью в журнале работала, имела связь с женатиком, со спортсменом, чемпионом по боксу. С Каменной Башкой, который и сделал ей чадо, но семью не бросил. — Каменная Башка? — Емельян Заборов. Папа Феодоры, — Гарпунова хрипло захохотала, забавляясь выражением их лиц. — Но это слухи. Регинка вряд ли делала потом тест ДНК — она со многими богатыми мужиками путалась. Но слухи витают до сих пор. И Платон в курсе. — Бывший парень Пелопеи — сын дирижера, с которым она училась в школе здесь, на Бронной. Он вроде и живет где-то недалеко. Вы про него что-нибудь знаете? — спросил Клавдий Мамонтов.