Часть 54 из 59 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вы сказали, это случилось не сейчас и не тогда, а задолго до пропажи Пелопеи.
— Да, это выплыло на поверхность зимой. В новогодние праздники. Но Регина не одобрит, что я распространяюсь о ее семейных делах.
— Вы же хотите помочь — не нам, чертовой полиции, а ей — вашей подруге и ее дочери? Расскажите мне.
— Трагедия помочь не может. Там все было очень скверно в какой-то момент. Но они преодолели и это. Справились.
— Вы ведь не развод Регины с мужем имеете в виду? И не роман Платона с юной Феодорой, подругой Пелопеи? Это, как вы выражаетесь, выплыло гораздо позднее. А что выплыло тогда, в Новый год?
— Я снова заявляю, что это к убийствам не имеет отношения.
— Да, я верю вам. Но что произошло? Это было как-то связано с Пелопеей и… с кем? Кто другая сторона? Ее отец?
Сусанна смотрела на Катю, прищурившись от дыма.
— Там что-то было между ними, да? Я всегда думала, что… Платон ведь не родной ее отец, приемный, и… Ну, вы понимаете. Я права, да?
— Нет, не правы. Снова полицейский стереотип. Мерзкий папаша, насилующий свою дочь. Боже, как же вы банальны.
— Кто другая сторона? — спросила Катя, повысив голос.
— Ее брат.
— Гаврила?
— Гаврила-птенчик. — Сусанна покачала головой. — Это грянуло как гром среди ясного неба. В Новый год. Гаврила объявил родителям, что намерен жениться на Ло.
— Жениться на Пелопее?!
— Ну да. Он даже кольца купил обручальные. Сказал, что любит ее с шестнадцати лет, что у них связь. Что с точки зрения родства у них нет никаких препятствий для брака — потому что они дети разных родителей. И это действительно так. Они ведь даже не единокровные брат и сестра.
Катя почувствовала, как ее бросило в жар. Сердце забилось.
Обручальные кольца…
Их нашла в комнате Гаврилы любопытная горничная Надежда Ежова, продавшая им информацию.
Они ведь знали об этом…
Он хотел жениться…
Только им и в голову не пришло, на ком!
— Регина и Платон были в шоке. Парень просто истерил, настаивал на своем. На свадьбе с Ло. Она сначала дурочку из себя разыгрывала, затем родители к ней приступили с расспросами, и она призналась. Она все подтвердила. У них действительно с Гаврилой была многолетняя связь. Не постоянно — эпизодически. И это она его соблазнила — шестнадцатилетнего мальчишку. Она ведь старше, опытнее. Вот в чем ее вина. Вот в чем она провинилась. Есть вещи недопустимые. Свобода нравов среди молодежи — это факт, мы сами были не ангелы в их возрасте и потом, когда стали зрелыми людьми. Но есть определенные границы, которые нельзя переступать. Никогда нельзя переступать. — Сусанна курила. — Это родители и начали внушать Гавриле. Он был в бешенстве. Настаивал на свадьбе. Ло сказала, что никогда не выйдет за него, потому что это невозможно. Это противоестественно. Она попросила у него прощения. Платон хотел отправить его на пару лет за границу — учиться дальше. Гаврила ведь не какой-то раздолбай, он всегда был примерным мальчиком. Учился как бог, легко, с охотой. У него были такие планы в отцовском бизнесе! И вдруг это. Немыслимое дело — свадьба с Ло! Он наотрез отказался уезжать. Ло захотела жить отдельно. Она переехала сюда, на Патриаршие, в их квартиру. Гаврила очень переживал. Места себе не находил. Но о свадьбе больше не заикался. И там у них как-то сразу все пошло вразнос. Я думаю, что и Платон позволил себе отпустить вожжи с этой молодой дурочкой Феодорой, потому что он… Потому что в семье все пошло наперекосяк. Там сломалась самая основа, главная ось, на которой все держалось. Их семья распадалась. Пелопея тоже как-то сразу вся сдала, она ощущала свою вину перед братом и перед семьей. Она жила здесь, на Патриках, отдельно — сама по себе. Комплекс вины она глушила наркотиками. Я видела ее зимой — она выглядела скверно. А потом вдруг снова вся расцвела. И мне показалось, что она…
— Что?
— Как-то справляется с ситуацией. Они все начали справляться с ситуацией. Каждый по-своему.
Катя пыталась осознать то, что рассказала ей рыжеволосая женщина. Но мысли ее путались.
В дверь раздался звонок — динь-дон.
— Кто это там еще? — Сусанна подскочила на диване, затушила сигарету. — Неужто Регина? Из больницы вернулась? Сидите здесь, я не хочу, чтобы она видела вас у меня в доме.
Она затушила сигарету в пепельнице и направилась через свои просторные апартаменты в холл.
Катя осталась на диване. Она все никак не могла переварить то, что сейчас услышала.
Гаврила…
Не отец, как в мифе о Пелопее и ее отце…
Брат…
Не родной, а сводный брат.
Обручальные кольца, про которые они с Клавдием знали, и…
Свадьба…
Как там говорилось? — Как корабль вы назовете, так корабль и поплывет. Только вот кораблик по имени Пелопея плыл не туда, куда они думали, — без руля и без ветрил, по своим собственным, немифологическим законам. По законам семейного хаоса и…
Чего еще?
Катю внезапно сковал ужас, как в доме в Дятловке, когда полковник Гущин сказал ей о…
Сердце любовника…
Это не миф, это ведь… это было на самом деле!
Она услышала звук открываемой входной двери и негромкий возглас Сусанны:
— А, это ты… Девочка моя, что так позд…
Потом раздался придушенный вскрик.
Потом что-то упало — мягко и глухо, стукнувшись об пол.
Шепот. Возня. Какое-то сопение — там, в холле, у входной двери.
Катя вскочила на ноги.
Что там происходит?
Она хотела было окликнуть Сусанну, но что-то — возможно, инстинкт самосохранения, инстинкт близкой грозной опасности — остановило ее.
Стараясь ступать неслышно, она подкралась к двери мастерской. Отсюда холл был как на ладони.
Она увидела рыжеволосую женщину, распростертую на вощеном паркете.
А рядом с ней…
Катя ощутила, что у нее темнеет в глазах.
Грета по-лягушачьи сидела на корточках возле Сусанны, вцепившись здоровой рукой ей в волосы и пыталась повернуть ей голову.
Рядом стоял Гаврила — сутулый, в спортивной куртке, в шерстяной шапке, в резиновых хирургических перчатках. В руках его — что-то увесистое, замотано тряпкой и полиэтиленом.
На Грете — тоже хирургические перчатки.
— Разожми ей зубы. Таблетки… они на языке растворятся. Я потом камеру дверную испорчу. У нее в крови обнаружат колеса. Я тащу ее в ванную. Включи воду. Там немного надо сначала — я буду держать ей голову, она захлебнется. Потом мы, как обычно, наполним ванну. Это будет выглядеть как несчастный случай — передоз в ванной, мол, она захлебнулась. Ударилась о борт головой. Иди в ванную, включи воду. Я притащу ее туда. Она умрет через пять минут, захлебнется. В легких воду найдут. Она никому уже ничего не скажет. Перестанет болтать. А мать — наша мама, Грета… Она нас любит. Она тоже никому никогда ничего не расскажет о нас.
Он быстро бормотал это, но Катя слышала каждое слово.
Грета пальцами в резине протолкнула в рот беспомощной оглушенной Сусанне несколько таблеток. Гаврила вцепился ей в плечи, приподнял, потащил мимо гостиной, кухни.
— Полироль для пола, — процедил он сквозь зубы. — Прыскай, протирай тряпкой. Они тут будут все осматривать — чтобы никаких наших следов, никаких частиц, полироль все сотрет.
Грета встала с корточек на тощие ноги и ринулась в ванную. Через секунду там загудела вода.
Катя, скорчившись у дверей мастерской, лихорадочно думала, что делать. Этот внезапный хаос, обрушившийся на нее…
В этом деле все — хаос и смерть…
Съеденное сердце…
Они, эти двое — брат и сестра…
Двое против одной. Что у них еще в запасе, кроме таблеток, перчаток, монтировки в тряпках? Шприц с ядом, который обездвиживает в момент? Тиопентал натрия? У нее — никакого оружия. В мастерской — ничего, что могло бы за него сойти. На кухне, в ящике, наверняка есть ножи. Мстительница Жанет когда-то нашла там свое оружие. Но кухня рядом с ванной! Она здесь как в ловушке. Что делать? Броситься на Гаврилу с голыми руками?
Он, сопя, волок тело Сусанны по полу. Грета, согнувшись в три погибели, шла за ним с тряпкой, смоченной полиролью, вытирала пол.
Катя решила: как только они скроются в ванной, она метнется в кухню. Да, они ее сразу увидят, но у нее будет, по крайней мере, что-то в руках, чем можно обороняться и нападать. Спасти рыжую женщину. Попытаться остановить их и…
В кармане ее куртки зазвонил мобильный.
Она знала, кто это.