– Сними, – согласилась дочь, – это не твое. И прекрати паясничать. – Ставлю маленькое красное сердечко под твоими намеками, – продолжала Мелла, выбираясь из платья номер два. Платье номер три превратило ее в сбежавшее из кондитерской пирожное. А номер четыре вспучилось горбом на спине, потому что Мелла была маленького роста. – The bells, the bells… – напевала Анна-Мария, вышагивая по кабинке. Платье номер пять она примерять отказалась: – Длинных рубашек у меня дома достаточно. – Сдаюсь! – воскликнула Йенни. – Забудь о празднике. Зачем туда идти, если это тебе так тяжело дается? – Но я должна туда пойти, – мрачно возразила Мелла. – Особенно теперь, когда Ребекка отстранена от расследования. Если не пойду, меня могут неправильно понять. И ты здесь, чтобы помочь мне. – Тогда крепись. Вот это… – У него только один рукав… ну хорошо, хорошо… Небесно-голубое платье село как влитое. – Убийственно хороша. – Йенни покачала головой. Анна-Мария согласилась и, довольная, долго вертелась перед зеркалом, пока не взглянула на ценник. – Сколько?.. Они что, вшили в подол бриллианты? И тут Йенни приступила ко второй стадии операции – уговариванию. Когда Анна-Мария покупала себе платье в последний раз? У них один размер обуви, и Йенни с удовольствием одолжит маме свои лучшие туфли. Наконец позвонили Роберту, и тот, конечно, сказал «да». – Ну хорошо. – Анна-Мария надеялась, что денег на ее карточке хватит. – Пусть это будет дорогой праздник. Один поцелуй, который дочь запечатлела на ее щеке, стоил половины этой суммы. Обе они смеялись. Успели и пообедать, перед тем как Йенни пришло время возвращаться в школу. * * * Такая старость всегда наводила на Бёрье Стрёма уныние. Крупный, но вялый, без мускулов. К тому же бледный, как плохо пропеченное тесто, и с темными кругами под глазами. Волосы выпали почти все, оставшиеся слишком длинны. Бёрье не за что не узнал бы Таггена, сына Брусничного Короля, если б тот сам не пошел к нему навстречу. – Стрёммен! Какими судьбами? Трое мужчин в наушниках монтировали в мастерской какие-то будки, но голос Таггена перекрыл шум станков. – Давненько, давненько… Послушайте, парни! Машины замолкали одна за другой. Наушники опускались на шеи или же, напротив, поднимались на виски. – Сегодня у нас в гостях звезда, – продолжал Тагген, пожимая Бёрье предплечье левой рукой и одновременно ладонь правой. – Бёрье Стрём! Чемпион Олимпийских игр семьдесят второго года, трехкратный чемпион Швеции! Мужчины подходили, здоровались. Кто-то вспомнил племянника, который тоже боксирует в клубе «Северный полюс», и сделал селфи. Тагген протиснулся между рабочими, обнял Бёрье за плечо и попал в следующий кадр. – И я, чтоб вы знали, в свое время хорошо получал от него. Он помахал кулаками перед носом Бёрье, изображая бокс, и тот помахал тоже. Это был его единственный ответ. Боксер из Таггена был так себе, хотя мускулы в свое время у него имелись. Слабоват в стратегии, не умеет читать противника – такое часто встречается. Все были бы чемпионами, если б вовремя приложили к этому руку. Если б не упрямые родители, жилищные условия и тому подобное… Бёрье давно перестали раздражать подобные жалобы. – Можем организовать матч, – предложил один из рабочих. Остальные заухмылялись. – Конечно, – подхватил Тагген. – Я сейчас как раз в тяжелом весе. – Что за чертовщина случилась с вашим отцом, – сочувственно покачал головой один из мужчин. Бёрье сразу погрустнел и поджал губы. – Значит, так, – объявил Тагген. – Я ухожу на обед. Нам с Бёрье есть что вспомнить, так что раньше полуночи не ждите. Он забронировал столик в ресторане «Рипан» и настоял на том, что приглашает. К официантке обратился по имени. – У вас важный гость, – заметила она. Тагген подвел Бёрье к столику у окна. – Лучшее место. – Он развел руками в широком жесте. – Меня здесь знают. Бёрье огляделся, пытаясь понять, чем этот столик отличается от остальных. Только сейчас он получил возможность как следует присмотреться к Таггену. Удивительно, но Бёрье, похоже, и в самом деле было небезразлично, что представляет собой этот человек и что стоит за его шутками на тему собственного веса. Что-то в Таггене не стыковалось, не складывалось, в том числе и для него самого. – Если хочешь вернуться в Кируну, так и скажи. – Тагген потянулся за хлебной корзиной. – Работу, жилье – всё найдем. Дела на фирме идут в гору. Бёрье слушал его вполуха. Тагген рассказывал, что продает сборные бараки, жилые вагончики и мини-дома по всей Северной Европе. Они не справляются с таким потоком заказов. И в Кируне все больше сезонных рабочих, которые не намерены жить здесь постоянно. Поэтому спрос на бараки растет. Но Тагген не жалуется. Легкая на подъем рабочая сила – наше будущее. Семьи приезжают и уезжают. Что с того, что налоги уйдут в чужой бюджет? Зато коммуне не придется оплачивать школу и другое. Все в выигрыше. Кроме националистов и других «леваков», пожалуй. Но этим не угодишь, они всегда в оппозиции. – Приспосабливайся к новым временам или умри; или как? – заявил Тагген с набитым ртом. «Есть же такие люди, – думал, глядя на него, Бёрье. – Напичканы чужими словами, готовыми цитатами. Как автомобили, которые не разваливаются на части только благодаря стикерам на бампере». Между тем снаружи становилось пасмурно. Исчезли тени. Тонкие березки уже едва прорисовывались на фоне мутно-серого ландшафта. Официантка приняла у них заказ. – Лосиный стейк, пожалуй, – сделал выбор Тагген. – И… – Знаю-знаю, – официантка улыбнулась, – не экономить на соусе и картошке. – Я хотел сказать: «И ваш номер телефона». – Мой телефон разрядился. – Официантка подмигнула и быстро ушла. – Я голоден, – крикнул ей вслед Тагген и похлопал себя по животу. – Так что можно два по цене одного. Он продолжал болтать, теперь уже про ресторан «Рипан». В этом месте когда-то стояла самая старая в Кируне прачечная, знает ли об этом Бёрье? И женщины полоскали белье в ледяной воде, даже зимой. Потом здесь был открытый бассейн, пока кемпинг, наконец, не перестроили в отель. – Кируна растет так, что все трещит по швам. Нужно успеть запрыгнуть в последний вагон. В ожидании заказа Тагген уже сжевал весь белый хлеб и принялся за черный, из муки грубого помола. Потянулся за масленкой к соседнему столику. Бёрье выжидал возможности вставить слово. Это походило на поединок между Инго Юханссоном и великаном Эдом Сандерсом из Лос-Анджелеса, финал 1952 года в тяжелом весе. Инго уходил – отступал, пятился, вытанцовывал на месте. Хотел измотать Сандерса. Так они и топтались на ринге – ни единого удара за два раунда. Тогда Инго дисквалифицировали за пассивный бокс. Уже был съеден стейк из лосятины, обед подходил к концу, а случая для Бёрье так и не представилось. Наконец, в самый разгар описания новых рудных месторождений, простиравшихся от Луоссы до Нукутусярви, он не выдержал. – Послушай, – оборвал Таггена на полуслове, – мой отец… Тагген замолчал и проверил свой мобильник. – …Ты ведь старше меня, – продолжал Бёрье, – и уже боксировал в клубе, когда я только пришел. Ты знал его?.. Ну, я имею в виду, он ведь работал на твоего отца… Тагген провел рукой по лицу. – Ну твоему отцу тогда было за тридцать, – ответил он. – Я не водился с такими, поэтому… нет, я его не помню. – Я тут поговорил с одним типом… Ларри Гран, из того же дома престарелых, что и Ниркин-Юсси. И он сказал, что отец был замешан в какой-то афере с продажей фальшивой валюты русской мафии. Якобы эта мафия его и застрелила. Там еще был этот, как его… Форслинд, что ли… В общем, звучит как бред сумасшедшего… – Ну… не ты один ничего не знаешь о своем отце, – ответил Тагген. Он отодвинул от себя тарелку и принялся возить по столу, переставляя местами, бокал, солонку и бутылку из-под светлого пива. – Поверь мне, сыну Брусничного Короля, – продолжал Тагген. – Люди рассказывают много такого, что не очень-то хочется слушать. Сколько раз мне уже приходило в голову уехать отсюда и начать где-нибудь в другом месте… с нуля… Тогда здесь у нас был самый настоящий Дикий Запад. Думаю, все в клубе были замешаны в разных темных делишках, каждый по-своему. Так оно было – и всё. – То есть Гран говорит правду? Тагген пожал плечами.