Свен-Эрик Стольнаке и Айри Бюлунд смеялись над своей попыткой расчистить от снега будущие картофельные грядки. Поездку в Паркаломболо тоже пришлось отменить. Вместо этого Свен-Эрик позвонил Адриану Фьедеру. Они познакомились, вместе повздыхали о «прекрасном мае, возвратившемся в наши края». В Паркаломболо тоже мело. Свен-Эрик и Адриан Фьедер вспомнили исторические снежные зимы и жизнь полицейских в то время. – Мне всегда нравилась Кируна, – признался Фьедер. – Но думаю, что теперь не скоро вернусь в ваш город. Слишком больно видеть, как взрывают твое прошлое. – Но здесь появилось и много красивого, – неожиданно для себя возразил Свен-Эрик. – Музей искусств и новая ратуша, например, стали только лучше после того, как Блекхорнет перенесли на Луоссу. Затем он сменил тему и перешел к делу. – Я помню этот случай, – сказал Фьедер, выслушав его, – потому что много занимался пропажей Раймо Коскелы. Я был молод, амбициозен и очень хотел докопаться до истины. Помню, его бывшая была очень даже ничего… Она считала, что Коскела просто бросил мальчика и уехал пьянствовать с друзьями, а потом вернулся в Финляндию. Он ведь был бродяга – ни кола ни двора, ни постоянной работы. Мотоцикл да татуировки по всему телу – такое тогда встречалось не так часто. Но я читал в газете, что его нашли в морозильнике. Так вы хотите навести ясность в этом деле? – Да. Пистолет почти наверняка «Камрат-сорок». Его украли у одного военного, а потом подложили на место, сделав всего один выстрел. Пропажа нигде не задокументирована. – Черт знает что… – Коскела был в чем-то замешан? У вас есть сведения об этом? – Если бы я только мог вспомнить… – Ларре Гран? – подсказал Свен-Эрик. – Да, кажется, так. Странно все-таки работает человеческий мозг. У меня в голове был темный лес, когда вы спросили. Гран, конечно. Я не особенно углублялся в его историю. Мы ведь расследовали не убийство. Но много лет спустя, году в восемьдесят втором или восемьдесят третьем, мне довелось беседовать с парнем, которого полиция задержала за кражу двухсот килограммов куркумы из «Кокумса». – Куркумы? – Чьель-Фредрик Эско. Один из местных, кто решил попытать счастья на юге. Теперь его давно нет в живых. А куркуму дают беговым лошадям, которые от нее якобы быстрее приходят к финишу. Так или иначе, здесь, у нас, Эско работал на Брусничного Короля. И он рассказывал, что вся эта чрезвычайно запутанная история с пропажей Коскелы и не только обошлась Брусничному Королю в кругленькую сумму. «Вся касса «Консума», – так он сказал. Якобы Брусничный Король столько потерял на этом деле. – Вся касса «Консума»! – прищелкнул языком Стольнаке. – Да, притом что сам он, конечно, вряд ли имеет представление о бухгалтерии «Консума». Я имею в виду того парня. Распрощавшись с Фьедером, Свен-Эрик достал папку с материалами дела Раймо Коскелы. Ситуация выглядела час от часу все более безнадежной. Несколько едва наметившихся точек – слишком мало, чтобы, соединив их, можно было бы получить более-менее внятный рисунок. «Я должен поговорить с Брусничным Королем, – думал Стольнаке. – Что там, интересно, делают эти русские? Они не пустят меня, но можно, по крайней мере, попытаться». * * * В четверг, в четыре часа дня, Анна-Мария Мелла пробралась к гаражу. За семь секунд – ровно столько заняло, чтобы добежать обратно до подъезда – она превратилась в снеговика. – Там ничего не видно, – сказала Анна-Мария Роберту и Йенни. – Подыщите мне какую-нибудь морковку вместо носа. Роберт и Йенни сидели на кухне, уткнувшись в мобильники, и не отвечали. Перед Йенни стоял пустой стакан – из-под какао, судя по следам на стенках. Йенни любила перехватить что-нибудь сладкое перед ужином, а потом ковырялась в тарелке ложкой, потому что не была голодна. А иногда ее вдруг тянуло на здоровую пищу, и тогда на столе появлялись смузи и на всю квартиру пахло крекерами с цельным зерном. «Если взрослые ведут себя как дети, это не значит, что обращаться с ними надо как с детьми», – подумала Анна-Мария. Она стряхнула с себя снег на тряпичном коврике в прихожей и повесила мокрую куртку на специальный крючок над батареей. – Я позвоню Ребекке и скажу, что не приеду, Даже не представляю, как доехать до Курры в такую погоду. Ребекка должна понять. Но Йенни и Роберт как будто слились в единое целое и продолжали заниматься своим. – О чем ты? – вдруг спросил Роберт. – Я отвезу тебя, а потом заберу, без вопросов. – Конечно же, ты поедешь, мама, – подхватила Йенни. – Я сделаю тебе прическу и макияж. И потом, мы же купили платье! – Да, платье, – вспомнила Анна-Мария и открыла холодильник в поисках того, из чего можно было бы приготовить ужин. – Но меня там никто не хватится, это точно. – Я запрещаю тебе быть такой скучной, – строго заметила Йенни. Затем развернула телефон в сторону Анны-Марии и сделала кадр. – Вот так. Это будет фото «до»… Мелла взглянула на снимок: – Боже мой! Бездомная кошка, которую какой-то садист прокрутил в стиральной машине… – Ты поедешь, – уверенно подвел итог Роберт. – Даже если для этого мне придется одалживать у брата снегоход. Итак, было решено. Анну-Марию так переполняло нежелание этого праздника, что никаким другим чувствам просто не осталось места. «О чем я буду с ними говорить?» – думала она. * * * – Ну теперь тебе придется быть милым, – сказала Ребекка Снуррису, когда такси с гостьями медленно въезжало во двор. Сама она уже была немного не в себе. Выпила всего два бокала пива, но ничего не ела. Рейс задержали из-за снегопада. Мария Тоб сделала снимок всей компании в Арланде[62] и выложила его в «Инстаграме». Ребекка узнала из «Гугла» имена трех приятельниц Марии и теперь проговаривала их про себя, как будто репетировала предстоящую встречу. Клара, София через f и еще одна София, через ph. Снуррис, слишком серьезно воспринявший пожелание хозяйки «быть милым», приветствовал гостей так, будто они только что освободили его из собачьего приюта. В конце концов Ребекка была вынуждена взять его за ошейник, чтобы дать Марии и ее приятельницам возможность расплатиться с таксистом и выгрузить багаж. Во всяком случае, первое знакомство не получилось натянутым, а немного хаоса в таком деле еще никогда не вредило. Так или иначе, трезвости Ребекки как раз хватило на то, чтобы не наброситься на гостей с порога, как Снуррис. Мария быстро поцеловала ее в губы, после чего Ребекка пригласила ее и остальных в дом. Так здорово было встретиться и всем вместе надеяться, что погода не помешает их планам… Ребекка провела гостей на первый этаж и просила располагаться. – Как здорово! – воскликнула София через ph. Большая и шумная, она сразу понравилась Ребекке больше всех. В присутствии таких женщин легко позволить себе расслабиться, потому что инициатива в разговоре все равно передается им. Ребекке и самой нравились гостевые комнаты. Кухонный буфет пятидесятых годов и другая старая мебель. Только кровати она купила в ИКЕА. Но и их они с Кристером перекрасили в разные цвета – розовый, бирюзовый, желтый, красный, – чтобы было не так скучно. Яркая картинка из детской книжки – так, по замыслу Ребекки, это должно было ощущаться. И все именно так и получилось. Здесь сразу поднималось настроение. И Ребекка перестала, наконец, видеть отца за кухонным столом каждый раз, как только переступала порог этой комнаты. * * * Они пошли в баню, которую Ребекка топила всю вторую половину дня. Снуррис улегся в предбаннике у открытого очага. Снаружи в снегу ждали своего часа бутылки с пивом. Ребекка нарезала слегка подкопченную маринованную оленину. Она уже успела забыть о своем решении не пить перед едой. Они плеснули на каменку и застонали, окутанные клубами первого пара. Выпили и с криками выскочили на снег. Все получалось проще, чем думала Ребекка. София через ph работала управляющей – и управляла, как выяснилось, семейным состоянием. – Ума не приложу, зачем они отправили меня учиться на юриста, – недоумевала она. – Нашей семье куда нужнее квалифицированный врач, который мог бы ставить диагнозы и прописывать лекарства. И далее очень смешно изложила историю своего полусумасшедшего рода как по материнской, так и по отцовской линии. Вторая София оказалась налоговым юристом и специализировалась на международной прибавочной стоимости. Она недавно развелась, и в этой связи тоже было о чем поговорить. Мария передала последние сплетни со старого места работы Ребекки. Клара с мужем собирались строить дом в Оре. – Хочу, чтобы все было как здесь. – Клара развела руками, как бы охватывая и баню, и дом в широком жесте. «Вилла в горах в Оре и лачуга в Курравааре», – сравнила про себя Ребекка и выплеснула на каменку полный ковш, заставив Клару и Софию через f переместиться на нижний ярус. Ее удивляло, что эти богатые женщины с Юрхольмена в разговорах только и делали, что принижали свои семьи и родственников. Вспоминали каких-то сумасшедших предков или нищих прадедушек, родом не из Стокгольма. Или просто переводили беседу на собак. Интересно, зачем они это делали? – Ну кто хочет добавить жару? – спросила Ребекка и вышла под снегопад. Босая, шагнула в сугроб и вытащила сразу пять бутылок пива. Так было легче скрыть смущение, перестать наконец чувствовать себя обделенной. В конце концов, они знали, куда ехали. И к кому. «С другой стороны, – думала Ребекка, – а не пошли бы все они к черту…» Тут ей стало стыдно. За что она их так, в самом деле? Что сделали ей эти женщины? – Еще полчаса, – объявила Ребекка, возвращаясь в баню. – Потом закругляемся. Скоро приедет Анна-Мария. Они еще успели посидеть у огня, а затем, полуодетые, в зимних ботинках на босу ногу, побежали в дом. Мария поскользнулась и упала. Ребекка прикладывала снег к лицу в надежде протрезветь. Она позвонила Сиввингу и предложила попариться. Баня натоплена, и женщин в ней больше нет. * * *