Он ничего не ответил. Ему и не нужно было отвечать, потому что я и так знала, что права. Я сделала шаг ближе и потянулась к его руке, желая прикоснуться к нему и одновременно посмотреть ему в глаза. — Ты хотел, чтобы я ушла, потому что впервые с тех пор, как умерла твоя мать, ты чувствуешь что-то, кроме ненависти. Что-то кроме горя, которому ты позволял поглощать себя все эти годы. — Я провела ладонью по его щеке, и по лицу потекла одна-единственная слезинка, а каменное выражение его лица начало трескаться. — Впервые ты чувствуешь что-то… прекрасное. Он положил свою руку на мою и склонился к моему прикосновению. — Счастье никогда не было тем, что я искал, Мила. Я никогда не позволял себе мечтать о жизни, в которой я мог бы просыпаться по утрам и не чувствовать ненависти, которая постоянно выжимает жизнь из моих костей. А теперь, — он обхватил меня за талию и притянул ближе, — теперь я просыпаюсь по утрам с мыслью о тебе, гадая, смогу ли я когда-нибудь быть достойным тебя. Я хожу с постоянным страхом, что однажды ты поймешь, что заслуживаешь гораздо большего, чем я. — Я люблю тебя, Святой. — Ты так говоришь, но как ты можешь? Как ты можешь любить меня после всего, что я сделал? Я причинил тебе боль. Я использовал тебя. Я превратил твою жизнь в… — Я здесь, — перебила я. — Я здесь… с тобой. И да, ты причинил мне боль. Ты использовал меня. Но я все еще здесь, потому что, как мы уже много раз говорили… все изменилось, включая тебя. — Я встала на носочки и обвила руками его шею. — Я здесь, потому что одна только мысль о том, что я могу быть где-то еще, пугает меня слишком сильно. — Быть со мной должно пугать тебя. — Должно. Любовь к тебе пугает меня. — Я положила руку на живот. — Быть матерью для нашего ребенка пугает меня. Мысль о том, где я буду на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году, пугает меня. Но я боялась всю свою жизнь, жила со страхом каждый день… пока не решила, что он не будет управлять мной. — Это совсем другое, Мила. — Он отвернулся от меня, наша связь прервалась, и я возненавидела его в тот момент, когда это произошло. — Совсем другое. — Он провел обеими руками по волосам и издал низкий рык, прежде чем взглянуть на меня через плечо. — Ты знаешь страх всю свою жизнь. Единственный раз я испытал страх в ту ночь, когда мы с Джеймсом выломали дверь в спальню моей матери. — Он повернулся ко мне лицом. — Это была самая ужасная ночь в моей жизни, но я больше никогда не испытывал подобного страха. Во мне было слишком много ненависти, чтобы чувствовать что-то еще. А теперь, — он сделал два шага и встал так близко ко мне, что нас разделяло всего лишь дыхание, — теперь я боюсь потерять тебя. Я боюсь потерять нашего ребенка, и это сводит меня с ума. Я ненавижу это, Мила. — Он обхватил мои щеки ладонями, его глаза расширились, а в глазах появилась боль. — Я ненавижу страх потерять тебя больше, чем его. Я люблю тебя так сильно, что это поглощает меня каждую минуту каждого дня. — Его взгляд скользнул по моему телу, а руки прошлись по плечам и спустились ниже. — И чем больше ты у меня есть, тем больше я тебя хочу. Ты для меня как наркотик. В глубине души я знаю, что ты станешь моей погибелью, но я не могу перестать хотеть тебя еще больше. Его глаза словно переключились с боли на голод, а прикосновения — с обожания на чувственность. Он шагнул вперед, так близко, что его туфли поцеловали мои. — Ты видишь? — Его руки опустились к моей талии, пальцы медленно задрали юбку. — Вот почему я должен был попытаться отпустить тебя. Я должен был попытаться спасти себя, чтобы не утонуть в тебе. У меня перехватило дыхание, когда я почувствовала, как мягкая ткань платья скользит по моим бедрам, а ветерок ласкает мои обнаженные бедра. Наши дыхания столкнулись, и я уже чувствовала его вкус. Желание накатывало на него волнами, разбиваясь о мое собственное желание. — Если ты утонешь, — прошептала я и обвила руками его шею, — я утону вместе с тобой. — Каким бы я был мужем, если бы взял тебя с собой на дно? Я приподняла подбородок, так что наши губы едва касались друг друга. — Какой бы я была женой, если бы позволила тебе утонуть одному? Напряжение спало, и его рот с силой впился в мой, заставив меня выгнуть шею. Но мои отчаянные губы встретили его требовательный поцелуй, и я крепче обхватила его шею, чтобы притянуть ближе. Наши языки заговорили, и я застонала, когда он обхватил мою попку и легко приподнял меня, позволяя обхватить его ногами. Его тело было твердым на фоне моего. Его запах, его вкус, его жар — я чувствовала все это. Полная сенсорная перегрузка, но я жаждала гораздо большего. И теперь, когда я знала, каких демонов он укрывает, наша связь стала еще сильнее. Он понес меня к беседке, наши губы не расставались ни на секунду. Я жаждала его, жаждала так сильно, что чувствовала, как боль гложет мои кости. С тех пор как он запустил руку в мои трусики тем утром, я все время думала о том, что бы я почувствовала, если бы не остановила его. Как бы мое тело разжалось под его прикосновениями. Он осторожно опустил меня вниз, пока мои ноги не коснулись земли, его пылающие губы целовали мою шею, пробуя на вкус каждый сантиметр моей кожи. Я затаила дыхание, когда он кончиками пальцев провел по коже вдоль отделки платья, по выпуклости груди, заставляя меня дрожать от предвкушения. — Я никогда не занимался любовью с женщиной, Мила. — Его глаза нашли мои. — Все, что я знаю, это как трахаться. Как управлять. Как брать то, что я хочу. — Он провел большим пальцем по моей нижней губе. — Но сегодня я не хочу контролировать. Я хочу попробовать сделать это медленно. — Он потянулся к моей спине и неторопливо расстегнул молнию на моем платье. Чем дольше он это делал, тем сильнее мне хотелось, чтобы он сорвал его с моего тела… тела, поглощенного обостренными чувствами. — А что, если я скажу, что не хочу, чтобы ты медлил? — Я выдохнула, наши губы оказались в сантиметрах друг от друга. Он поцеловал край моего рта. — Тогда тебе нужно приготовиться к пыткам, Segreto. Потому что я планирую смаковать каждую секунду. 14 СВЯТОЙ Ее кожа была огненной, а губы — соблазнительными. Изумрудные глубины ее глаз были жидким искушением, и я хотел потерять себя в них. Я хотел утонуть в ней. Я хотел задохнуться в ее сущности, пока мы поглощали друг друга. И хотя я не хотел бы ничего больше, чем выгибать ее тело по своей воле, чувствовать, как ее киска сжимает мой член, пока я упираюсь бедрами в ее задницу, прямо сейчас… мне нужно было показать ей, что моя любовь к ней стала сильнее моей похоти. Сильнее, чем моя непрекращающаяся потребность в контроле. Я просунул палец в бретельку ее платья и медленно спустил его с ее плеча. — Ты уже почувствовала вкус к тому, как я трахаюсь, не так ли? По тому, как горели ее глаза, я понял ответ на свой вопрос. — Помнишь, во время нашей первой поездки в Италию, в туалете моего самолета? — Какую часть? Я провел большим пальцем по другому краю ее платья и погладил тонкий ремешок между пальцами. — В той части, где я спросил тебя, трахалась ли ты раньше. — Мой взгляд остановился на ней. — Ты сказала, что у тебя уже был секс, и я напомнил тебе, что я спрашивал не об этом. Ты… — Я спросила, есть ли разница. — Она сглотнула, и в горле у нее заклокотало. — И ты сказал, что с тобой — да. Я улыбнулся. — Ты хорошо помнишь тот день. — Как я могла забыть? — Она посмотрела в сторону, наблюдая, как мои пальцы неторопливо спускают ремешок с ее руки, а затем снова подняла на меня глаза. — В тот день я поняла, что это лишь вопрос времени, когда ты обратишь мое собственное тело против меня. Ее слова заставили меня почувствовать вкус победы на губах. Соблазнить Милу, сделать ее своей — это был мой самый большой триумф. Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы осознать это. Платье соскользнуло с ее тела, упав в лужу голубого цвета вокруг ее каблуков. Я прикусил губу от благодарности, впиваясь в нее взглядом. Изучал каждый изгиб, каждый дюйм обнаженной кожи. Все мое. Черные шелковые трусики, которые должны были быть сексуальными и манящими, только мешали, были камешком на моем пути, который вел туда, куда я действительно хотел попасть. Мила смело протянула руку и положила ладонь на мой член. Я застонал и схватил ее руку, когда похоть всколыхнулась и обожгла мои вены. — Не усложняй мне задачу, Мила. — Как ты и сказал, у меня появился вкус к тому, как ты трахаешься. Голод в ее глазах умолял меня. Ее раскрасневшиеся щеки умоляли меня. Я знал, чего она хочет. Но я также знал, что ей нужно, а ей нужно было, чтобы ее боготворили, пока ее тело снова и снова разбивается на фрагменты наслаждения и восторга. — Положи руки мне на плечи. Секунду она колебалась, прежде чем сделать то, что я потребовал, и слегка положила руки мне на плечи. Не отрывая от нее взгляда, я опустился на колени, как грешник, собирающийся исповедаться в грехе всей своей жизни. Ее тело манило меня, и похоть, от которой трепетало ее тело, пела для меня. Прекрасная мелодия желания и разврата. Наши взгляды все еще были прикованы друг к другу, когда я провел пальцами по бокам ее трусиков и спустил их по бедрам и ногам. Я опустил взгляд на черные туфли на каблуках. — Думаю, я позволю тебе оставить их. Она хмыкнула, ее руки по-прежнему крепко лежали на моих плечах, пока я поднимал ее ноги одну за другой, чтобы снять черные шелковые трусики. — Я уже говорил тебе, как ты хороша на вкус? — Я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее ног. — Как мне нравятся твои стоны, когда я требую тебя? Она крепче сжала плечи, а я продолжал наблюдать, как моя рука движется по внутренней стороне ее бедра, а большой палец едва заметно проводит по ее чувствительным складочкам. Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как она закрывает глаза, складывая рот в идеальную букву "О". Мне не нужно было просовывать палец в ее расщелину, чтобы понять, мокрая ли она для меня. Я чувствовал запах ее возбуждения, запах ее похоти, который провоцировал во мне хищника. Он возбуждал во мне грязную потребность трахаться, торопить нас обоих к кульминации, которая разорвет нас на части. Но пока мой член пульсировал, как ублюдок, сильно упираясь в молнию, я прикусил губу и собрал все силы самоконтроля, чтобы держать себя в руках. Я обхватил ее за бедро и притянул ближе к себе, заведя руку за другое ее колено. — Держись за меня, — приказал я и перебросил ее ногу через свое плечо, острый край ее каблука впился в мой позвоночник. Как художник, зачарованный цветами и формами своего произведения, я был пленен изгибами и безупречной кожей своей жены. Кончиком языка я прочертил неторопливые круги по ее бедру, рисуя его нежными штрихами. Мила извивалась и изо всех сил старалась направить меня к тому единственному месту, которое, как я знал, жаждало внимания. Я улыбнулся, намеренно избегая губок ее набухшей киски. — Я хочу дразнить тебя, пока ты не сломаешься. — Пожалуйста, не надо. — Ее голос был просто порывом воздуха, и она провела пальцами по моим волосам, сжимая их все крепче и крепче. — Не мучай меня. — Назови мне хоть одну причину не делать этого. — Я прижался губами к ее голой киске, щелкнул языком один раз, чем вызвал громкий, благодарный стон из ее блестящего рта. — Потому что я умоляю тебя об этом. — Мне нравится, когда ты умоляешь. — Я нежно подул на ее голую киску, и ее тело напряглось, когда она глубоко вдохнула. — Сэйнт. — Тише, Мила. Я провел пальцем по ее половым губкам, от входа до клитора и обратно. Ее ноги задрожали. — Не говори. Просто чувствуй. Я положил руку ей на бедро и слегка провел большим пальцем по ее щели — ласка, призванная причинить мучительную боль ее телу. Я взглянул на ее прекрасное лицо, на котором уже отражалась эйфория, овладевшая ею: шея выгнута, щеки раскраснелись. Ногти впились в мои плечи, и я широко раздвинул ее киску, прежде чем погрузить язык в ее слипшийся жар. Она громко застонала, и ее бедра задвигались сами собой. Вкус ее похоти обволакивал мой язык и усиливал мой собственный в три раза. Я чертовски сильно хотел оказаться внутри ее сладкого тела, но сначала мне нужно было увидеть, как она будет разрываться от желания, пока я стою на коленях и поклоняюсь ей, как своей гребаной королеве. Еще одно плавное движение по ее киске, и я просунул в нее палец, глядя вверх, желая увидеть наслаждение, которое владело ею. Медленно и ритмично я вводил и выводил палец из нее, не входя так глубоко, как я знал, ей было нужно. С каждым движением ее киска плакала от возбуждения, и я не мог остановить себя от облизывания этих набухших губ, проводя кончиком языка по ее клитору, прежде чем крепко засосать его в рот. Ее бедра затряслись, а ноги задрожали. Она наклонилась вперед, опираясь на мои плечи, а я обхватил ее бедро, которое лежало на моем плече. — Я хочу, чтобы ты кончила на мой язык, Segreto. И я хочу, чтобы весь Нью-Йорк услышал тебя. Я зарылся лицом между ее ног и стал лакомиться ее киской, как будто это была моя последняя чертова еда. Мой язык гладил, лизал, дразнил ее, а я вводил пальцы быстрее и глубже. Ее бедра двигались с потребностью трахаться, и я позволил ей это. Я позволил ей трахать мой рот, позволил ей прижимать свой клитор к моему языку. Ее руки обхватили мой затылок, и я почувствовал ее несдержанность, когда она притянула меня ближе, заставляя трахать ее языком сильнее. Каблук ее туфли все глубже вдавливался в мой позвоночник, и мой член жаждал занять место моего языка. — Святой, — задыхалась она, — я сейчас кончу. Мои пальцы впились в ее бедро, и мне пришлось бороться с желанием еще немного помучить ее тело. Садист во мне хотел играть с ней, лишать ее удовольствия, которого она так отчаянно желала, пока ее тело не превратится для меня в сплошное месиво. Но я поклялся не быть эгоистичным ублюдком, которым я был, не сегодня, поэтому я дал ей то, что ей было нужно, чтобы окончательно переступить через край. Я сосал ее клитор и работал с ее киской, пока она трахала мое чертово лицо с такой яростью, какой я никогда раньше от нее не видел. Ее тело содрогалось, когда ее кульминация хлынула на мой язык, и вкус ее оргазма взорвался у меня во рту. Я пронес ее через все это, убедившись, что выжал из ее тела все до последней капли удовольствия. Ее руки расслабились, и она склонилась надо мной, ее дыхание стало учащенным и затрудненным. Твердой рукой я снял ее ногу со своего плеча. Было видно, что у нее не осталось сил, когда она рухнула в мои объятия. Прядка локона коснулась ее щеки, и я спрятал его за ухо, изучая ее и наслаждаясь ее красотой.