— О чем? Он поднял руку, его пальцы задевали край простыни, прикрывавшей мою грудь. — Думаю, я бы предпочел быть тем, кто ласкает меня. — Он спустил шелковую простыню с моего тела, оставив меня обнаженной перед ним. Голод в его глазах усилился, он закусил губу, его взгляд неторопливо опускался по моему телу и снова поднимался. — Если бы ты не носила моего ребенка, я бы разорвал эти шелковые простыни на ленты и привязал твои запястья к лодыжкам, чтобы ты не могла сомкнуть ноги. Мое сердце сжалось, и от его четкой картины у меня заколотилось сердце. — Я беременна, Святой. Я не инвалид. Он наклонился вперед и приблизил свои губы к моим. — Как бы мне ни хотелось вернуться к нашей извращенной ебле, я не собираюсь рисковать. — Он коснулся большим пальцем моего подбородка, проведя по коже и разжигая в моей душе жгучее желание. — Но когда ты снова станешь моей, и только моей, я не пощажу твое тело. Эта мысль привела меня в восторг, и я задрожала. Наши отношения со Святым могли быть сложными, но сексуальная связь и притяжение между нами были простыми. Мое тело принадлежало ему всегда и везде. Грубый, жесткий, неумолимый и доминирующий — именно такой аппетит он пробуждал во мне. Но пока что придется действовать медленно и легко. 17 МИЛА Я ходила по воздуху. Прошла неделя с тех пор, как Сэйнт сделал мне предложение старым добрым способом. Я поймала себя на том, что смотрю на кольцо на пальце, как только что обрученная женщина, которой еще предстоит спланировать свадьбу своей мечты. С той лишь разницей, что… я уже была замужем. Святой казался более спокойным, вел себя как заботливый муж, не стесняясь публичного проявления привязанности перед Еленой и новым охранником, который работал на месте Джеймса, пока его не было в городе. Елена укрепляла свои позиции, и мне нравилось, что она здесь. Я проводила с ней большую часть дня в те моменты, когда Сэйнт был занят делами, используя самую дальнюю комнату в квартире как свой кабинет. Я не могла лгать. Чем больше я смотрела на закрытую дверь его кабинета, тем больше задавалась вопросом, чем он занимается. Что за бизнес он ведет? Конечно, если это было что-то, чем он не мог со мной поделиться, значит, он не продавал печенье, как "Девочка-скаут" и не работал над решением проблемы глобального потепления. Но я приняла решение несколько недель назад. Я никогда не буду спрашивать его о том, что происходит в его офисе, а значит, ему никогда не придется мне лгать. Я должна была найти способ справиться со своим любопытством и оставить все как есть. К тому же, если быть честной, он мог оказаться лидером крупнейшего в мире наркокартеля, а я все равно была бы безнадежно влюблена в него. — Пожалуйста, скажи мне, что мы скоро вернемся в Италию, Марчелло. — Елена отложила вилку и сделала глоток мимозы. — Этот нью-йоркский воздух такой душный, и я клянусь, что мои волосы в такую погоду хуже поддаются укладке. Сэйнт закатил глаза. — У тебя идеальные волосы. — Только потому, что я трачу часы по утрам, пытаясь их укротить. Я хмыкнула и откусила кусочек круассана. Бранч был единственным временем, когда мы все трое сидели вместе и ели на открытом воздухе на крыше. Чаще всего во время обеда Сэйнт сидел в своем кабинете и работал. А когда его не было, он предпочитал, чтобы мы проводили время наедине — либо на крыше, либо в спальне между простынями. Но он оставался верен своему слову и сдерживал свою доминирующую сторону во время секса. Мне хотелось, чтобы он этого не делал, и я много раз пыталась возбудить в нем зверя. Он был прав. У меня появился вкус к тому, как он трахается, и я жаждала этого каждый раз, когда он прикасался ко мне, и я видела тот же голод в его глазах, когда он был внутри меня. Нам обоим нужно было больше, но я понимала, что теперь, когда я беременна, ему необходимо контролировать себя. Сэйнт положил салфетку на стол и откинулся на спинку стула. — Если ты захочешь вернуться в Италию, Елена, то всегда пожалуйста. У тебя есть полный доступ к моему поместью, а также к Императрице. Тебе нет необходимости оставаться здесь со мной и Милой. Как выключатель, атмосфера из легкой и воздушной превратилась в тяжелую и густую. Я наблюдала, как выражение лица Елены померкло, и на секунду она уставилась на Святого, словно слова ускользали от нее, а затем перевела взгляд на свою тарелку. — Наверное, это правда, да. Я так привыкла путешествовать с тобой и заботиться о тебе, что даже не поняла, что в этом больше нет необходимости, — она подняла взгляд на меня, — ведь у тебя теперь есть Мила. В ее тоне прозвучал укор, а в том, как она смотрела на меня через стол, — острая грань. — Тебе должно быть легче, — сказал он с улыбкой. — Теперь ты можешь путешествовать по миру, не беспокоясь обо мне. — Он взял меня за руку. — Теперь я — проблема Милы. — Он дразняще подмигнул мне, и я улыбнулась. Но что-то подсказывало мне, что это не то, что Елена хотела услышать. — Ну, — начала Елена и убрала с лица прядь светлых волос, — я всегда хотела поехать в Южную Африку и побыть там достаточно долго, чтобы осмотреть некоторые достопримечательности. — Она посмотрела в мою сторону. — Но Марчелло никогда не задерживается дольше двух дней, поэтому у меня никогда не было возможности съездить в Кейптаун и посмотреть на вид со Столовой горы. Сэйнт пожал плечами. — Я никогда не видел в этом городе ничего притягательного. Я бываю там только тогда, когда у меня есть дела. — Видишь? — Елена игриво приподняла бровь. — Я свяжусь со своим турагентом и попрошу ее организовать для тебя поездку. — Он поднялся со своего кресла и положил руки мне на плечи. — Если вы извините меня, дамы, я должен позвонить Джеймсу. Есть несколько вещей, которые он должен сделать для меня до своего возвращения. — Когда он вернется? — Спросила Елена, делая последний глоток мимозы. — Через несколько дней. — Он поцеловал меня в щеку, и я улыбнулась от любовного прикосновения его губ к моей коже. Звук шагов Сэйнта исчез позади меня, и когда я убедилась, что мы одни, я посмотрела Елене в глаза. — Мне очень жаль. Она нахмурилась. — За что? — Мне жаль, что это тяжело для тебя. — О чем ты говоришь? — О Святом. — Я откинулась в кресле. — Ты так долго заботился о нем, а теперь, когда я здесь… — Не говори глупостей. — Она отмахнулась от меня взмахом руки. — Если что, я чувствую облегчение. Как сказал мой племянник, теперь я могу спокойно путешествовать по миру, зная, что о Марчелло позаботятся. — Я на это не куплюсь. Ты для него практически как мать, Елена. — Глупости. Я просто сделала то, чего, как я знала, хотела бы моя сестра. Я скрестила руки. — Он рассказал мне. Ее глаза расширились. — Он рассказал мне о своей матери и о том, почему он так ненавидит своего отца. Невозможно было не заметить удивленный взгляд в каждой черточке ее лица. — Значит, у вас был небольшой разговор по душам. Я кивнула, и Елена отвернулась в сторону, глядя на крышу. — Ты веришь в это? Она посмотрела в мою сторону. — Верю во что? — В то, что его мать не совершала самоубийства? Что его отец убил ее? Она слегка откинула стул назад и скрестила ноги, положив ладони на колени. — Дело не в том, во что я верю. Дело в том, что я знаю. А знаю я то, что моя сестра была не из тех, кто совершает самоубийство. Она была не из тех матерей, которые оставили бы сына одного в этом мире. Она слишком сильно любила Марчелло. — Значит, ты считаешь, что его отец имеет к этому отношение? Ее молчаливый взгляд стал еще пристальнее, и тема нашего разговора стала тяжелее. — Если бы я не верила, что его отец причастен к этому, я бы не помогала Марчелло похитить тебя. Ее слова задели меня, и я почувствовала, что так и должно быть, тем более что они сопровождались враждебностью, которой я никогда раньше от нее не чувствовала. Я пошевелилась на своем месте. — Я не хотела… — Ты сомневаешься в этом… не так ли? — Что ты имеешь в виду? Она улыбнулась, но улыбка не достигла ее глаз. — Я знаю тебя, Мила. Когда ты чего-то не понимаешь, это поглощает тебя. Возьмем для примера твою любовь к моему племяннику. Сколько раз в прошлом мы говорили о твоих чувствах к нему? Ты не понимала, как можно любить его после того, что он с тобой сделал, и это сводило тебя с ума. А теперь, — она подняла плечи, — с тех пор как он надел тебе на палец кольцо, и ты смирилась с тем, что не можешь изменить свои чувства к нему, у нас с тобой не было ни одного содержательного разговора. — Это не… Она подняла руку.