– Жизнь такая странная. Я росла беспомощной, никто не заботился обо мне. Не беспокоился, пока я не почувствовала себя живой, когда обо мне начали заботиться. – Что ты имеешь в виду? – Я училась в средней школе. Мои родители были вместе. Люди говорили, что я симпатичная. Никто не принимает депрессию симпатичной девочки всерьез. Они думали, что это тоска, или попытка привлечь внимание. «Проблемы с мальчиками». – Она все еще смотрит на озеро. – Это никогда не было «проблемой с мальчиками». Затем я сорвалась с цепи. Села за руль пьяной и сбила ту семью. Когда приехала в больницу, то увидела, на что похожа смерть. – Это некрасиво. – Не для той семьи. – Отвечает она. – Я уверена, она может быть красивой; нестись под откос... Но я не готова к этому. Моё тело вспыхивает. – Я тоже не готова. – Ты когда– нибудь влюблялась? – спрашивает она меня. Я сильно кусаю свои губы и смотрю на горы, окружающие нас. – Можешь не отвечать, если не хочешь. – Конечно. Я была влюблена. – Была ли ты влюблена, когда все это говно обрушилось на тебя? –Была. – Он бросил тебя? Я пытаюсь что– то сказать, но не могу произнести ни слова. – Прости. – Не извиняйся. Все в порядке. – Я бы хотела влюбиться, прежде чем умру. Мне хотелось бы узнать каково это. –Не романтизируй. Любовь причиняет боль. Даже когда все хорошо. Она ничего не говорит, и когда молчание между нами затягивается, я понимаю, что она заснула. Я пытаюсь отдохнуть, но каждый раз, когда закрываю глаза, то вижу, как Эрити разрывается на части. Моё пребывание здесь не близится к концу. У нас есть двадцать девять дней в месте, которое не поддается законам логики, в месте, заполненном призраками и богами, которые могут взаимодействовать с нами. Могут убить нас. Настоящая загадка — сколько дней у меня осталось, или чью смерть я еще увижу. Я встаю и подхожу к берегу. Присев, плещу на свое лицо и проглатываю ледяную воду. На вкус она как кровь. Возможно, Кейси прав. Возможно, я уже умерла, и это ад. *** Наконец, отмытая, Джас спит на одном из одеял. Даже во сне она выглядит испуганной. Я умираю с голоду. Холодильник в домике был полон еды. Жаль, что я не поела. Жаль, что не подготовилась к чему– то подобному. Кейси сидит у воды, глядя через озеро на горный хребет. Интересно, о чем он думает. Интересно, молится ли он относительно прощения, прежде чем его собственный демон появится. Я оставляю Джас, чтобы присоединиться к нему. Когда я сажусь, он смотрит на меня, но потом возвращается к озеру. Затем произносит: – Почему ты помогаешь ей? Потому что думаешь, что твоя порядочность добавит тебе очков? – Это не так. – Так вот почему ты пошла посмотреть, что Салем действительно мертв, зная, что могла бы сгореть – все это ради шоу. И если бы за нами наблюдали, могли увидеть, что ты не ужасный человек. Его слова задевают меня, хотя не должны. Я уже привыкла к этому. Так почему Кейси задел меня за живое, словно я и не создавала эмоциональных стен? – Это неважно, что мы делаем здесь. Важно, что мы чувствуем. Я поворачиваюсь к нему. Его лицо суровое, глаза налиты кровью. Впервые, будучи так близко к нему, замечаю веснушки на его носу. Он был бы красив, если бы не выглядел суровым все время. –Двое из нас мертвы. Ты думаешь, их убили исключительно из– за их чувств? – спрашивает он. – У Салема не было раскаяния к девочке, которую он изнасиловал. У Эрити был чисто эгоистичный повод убить Джас, – говорю я, проглатывая горечь. – Так что, когда я умру, Кейси, ты можешь решить для себя, что же пришло мне в голову, что они решили убить меня. И затем сможешь посмеяться над моими жалкими попытками помочь людям. А пока попытайся не ненавидеть меня за каждую вещь, которую я делаю? Его лицо смягчается, но слишком поздно. Я встаю и иду вдоль берега к Джас. Мои руки плотно скрещены на груди. Но разговор не выходит у меня из головы. Почему меня беспокоит то, чту произойдет с каждым из нас здесь. Мы взрослые – взрослые, которые совершили ужасные вещи. Мы должны следить за собой в последний момент нашего суда. Однако, когда Джас очнется, я знаю, что не смогу следовать своим собственным убеждениям. – Ты не обязана заботиться обо мне, – говорит она тихо. – Но я не знаю, что произошло бы, если бы не ты. Так что, спасибо. Спасибо за то, что спасла меня, даже если я этого и не заслуживаю. – С тобой в любом случае было бы все в порядке. Она хмурится. – Откуда ты знаешь? Я лгу ей в лицо. – Я многого не знаю о Передовом Центре, но мне известно лишь одно: нас отправили сюда не из– за смертной казни. Ты должна быть «злой», чтобы умереть. – Если я уже «злая»? – спрашивает Джас с волнением в голосе. – Сомневаюсь. – Кусочки возможной логики ПЦ совмещаются в моей голове. – Я думаю, что растворяющийся нож был чем– то вроде предохранителя. – Я осторожно касаюсь ее плеча. – Они не хотят твоей смерти. Пока что. Она расслабляется и улыбается. – Спасибо, Эвелин. Ужас, скрутивший мои внутренности с момента пожара в домике, ослабевает удовлетворенный помощью Джас, даже если это и не зачтется мне в будущем. Она задает мне вопросы снова и снова. Как умерла Эрити. Я честно пытаюсь объяснить ей все, что в моих силах. И затем самый сложный из вопросов. Почему они делают нас такими жалкими. – Они пытаются запугать нас, я думаю. Если чип измеряет наши чувства и эмоции, возможно, они пытаются заставить нас чувствовать себя уязвимыми. В этом есть смысл. Поэтому я хочу бодрствовать. Хочу дождаться другого ужаса, с которым мы встретимся, но вскоре это становится невозможным. Следующее, что я знаю, это то, что дрожу так сильно, что больно, и я не чувствую свой нос. Солнце встает. Кейси лежит, свернувшись калачиком на одной стороне Джас, я на другой. Вместе мы делаем все возможное, чтобы согреться. Мой желудок сжимает от боли. Я сажусь и растираю его. – Мы должны найти еду. – Кейси смотрит на меня из– под капюшона. – Где? – Мы могли бы вернуться к домику. Покопаться там. Я уверен, что не все сгорело. Я качаю головой.