У меня отвисает челюсть. Если новость является шоком для меня, то для Кейси это совершенно невероятно: – Нет, – шепчет он. – Это невозможно. – Пулевое отверстие в виске, – Валери качает головой. – Почему это невозможно? Кейси погружается в свои мысли. Он вытирает нос тыльной стороной ладони: – Я делил с ним комнату в доме. Он... Ну, во– первых, он пытался привести меня к Иисусу. – Не все христиане является святыми, ну да ладно, – говорит Валери. – Дело было не только в этом. Он... Казалось, что он очень жалеет о том, что сделал. Что это было ошибкой. Я имею в виду, он был пьян, когда убил тех парней. – Я не знаю, Кейси, – Валери запускает пальцы в волосы. – Люди лгут. Я уверена, что они лгут и здесь, чтобы выставить себя более невинными, чем они есть на самом деле. Теперь моя очередь говорить: – Таннер, казалось, думал то же самое о Блейзе. Он был уверен, что Блейз попытается сбежать отсюда, – еще одна мысль приходит мне в голову. – Как Блейз убил тех парней? – Он был на вечеринке у кого– то дома, выпил, а затем нашел заряженный пистолет в главной спальне, я думаю, – объясняет Валери. – Это значит, что он умер точно так же, как и совершил преступление. – Как Салем и Эрити. – Ты знаешь, что это значит, не так ли? – глаза Валери находят мои. – Ты единственная, кто выживет. Она права. Я должна была умереть в той пещере. Когда увидела школьную парту, я сказала Кейси уходить, потому что знала, что они хотели воссоздать моё преступление. В той или иной форме они собирались убить меня. Но это не так. Это не имеет никакого смысла. – Может быть, так бы и было. Но я потеряла этот шанс. Иначе бы сбежала. – Я не могу понять, что тут происходит, – говорит Валери. – Этот режим справедливости должен очень хорошо работать. Иначе бы его не одобрили. Мы бы сейчас все гнили в тюрьме, – она поднимает два пальца. – Я думаю, есть две причины, почему мы ещё живы. Первая: у них нет достаточного количества доказательств на данных момент, чтобы убить нас. Вторая: ты не такая злая, как все говорят, Ибарра. Я качаю головой. Это ничего не значит. – Хорошо, – Валери встаёт. – Вы двое, оставайтесь здесь и приготовьте что– нибудь. Я пойду вдоль течения, чтобы спасти Джас, – она делает паузу и оглядывается. Она понимает, что оставляет нас наедине со всем, что поможет нам выжить. – Мы будем здесь, когда вы вернетесь. Альянс, помнишь? – Союзы для идиотов, – она сужает глаза. – Вы знаете, что я с вами сделаю, если что– то будет не так. Она поворачивается и идет в обратном направлении. – Без разницы. Они, вероятно, убьют нас всех в любом случае. Вы, ребята, дерьмово выглядите. Можете поесть и отдохнуть. Эй, вы можете помочь мне разобрать эту лачугу. Вдруг найдете что– нибудь ещё, что поможет нам продержаться на день дольше, – не говоря больше ни слова, она направляется к потоку. – Это работает не так, – бормочет Кейси. Но Валери слишком далеко, чтобы услышать. Я пытаюсь моргнуть, но мои глаза сухие, и они покалывают. У меня больше нет сил. Мой мозг слишком перегружен, чтобы понять, что здесь есть еда. И огонь, и одеяла. Почему мне до сих пор так чертовски холодно? Кейси встаёт первым. Он снимает с себя одежду и остается в одних боксерах. Затем берет одеяло из палатки и закутывается в него. Он осматривает сад, лачугу. Мне удается встать и снять с себя футболку и штаны. Потом я тоже беру одеяло и закутываюсь в него. – Есть ли вероятность, что этой еды хватит, чтобы прокормить четырёх человек больше недели? – спрашивает Кейси. – Я думаю, что нет. – Мы можем умереть раньше, чем через неделю. Я сижу, упираясь лбом в колени. Увидеть Меган – слишком для меня. Я забыла, как бывает больно. – Эй, ты в порядке? – спрашивает Кейси. Когда я не отвечаю, он продолжает: – Я приготовлю что– нибудь поесть. А ты пока можешь пойти поспать в палатке. – Я не ребенок, чтобы ухаживать за мной, – говорю я, не поднимая головы. – Сомневаюсь, что ты устал и травмирован меньше меня. – Эвелин. Это в первый раз, когда он произносит моё имя так выразительно. Этого достаточно, чтобы заставить меня поднять голову. Его лицо выражает смесь различных эмоций. – Я не очень понимаю, что произошло в пещере, но, как я знаю, психи не раскиваются за те ужасные вещи, которые сделали. Мои глаза наполняются слезами, когда я думаю о Меган. – Это сложно. – Я уверен, что это так. Я не прошу тебя объяснять мне, но не сиди здесь и не делай вид, будто ты не хочешь разрыдаться прямо сейчас. Я сдираю потрескавшуюся кожу с пересохших губ зубами и смотрю на черные потоки воды. Он прав. Это сложно, и я не хочу объяснять ему. Людям надоело выбирать, верить мне или нет в самый ужасный момент моей жизни, в месяц моего суда. Я бы предпочла оставить это в прошлом. Вместо того чтобы ответить Кейси, я наблюдаю за потоком, который переходит в водоворот. Природа не может создать нечто подобное. И это говорит о том, что мы заблуждаемся насчет этого места. Большая часть того, что вокруг нас, естественна: роса, зеленые деревья, богатая, мягкая почва под ногами и утренний туман, который висит в воздухе. Но в водовороте есть что– то механическое. Им управляют. Кейси вырывает пару картофель и морковок из земли и промывает их в воде. Он хватает банку тушеного мяса и потрёпанную старую кастрюлю из лачуги, затем осторожно открывает банку кухонным ножом. Я чувствую себя бесполезной, пусть я и несчастна, так что встаю и иду искать дрова. Валери обчистила большую часть земли, но мне удается найти охапку хвороста, в то время как я пытаюсь удержать одеяло на себе. В конце концов оно соскальзывает вниз и обнажает мой лифчик. Я проговариваю проклятья про себя, вновь накидываю одеяло на плечи, стоя на коленях возле костра, дуя на угли. Кейси смотрит на меня. Не уверена, из– за моих действий или из– за моей груди. – Где ты научилась этому? – Я была скаутом. Он поднимает бровь. – Шучу. Все, что мы делали, это продавали печенья и были милыми. Не знаю. Возможно, видела по телевизору. Что ж, это работает. Он пожимает плечами и держит сковородку над огнём. Это занимает некоторое время, чтобы нагреть её. Наконец мы едим хрустящий картофель. Он такой горячий, жирный и божественный. Мы съели не так много, но я больше не могу, мой желудок полный. Он пихает последний картофель на сковороде в мою сторону. – Ешь, – говорю я. Он подчиняется. После того, как доедает, он говорит: – Интересная ситуация. Мы вынуждены быть здесь все вместе, хотя среди нас нет надежных людей. – Это мягко сказано.