– Я не для этого спасала твою задницу, чтобы позволить тебе сделать это. – Я никогда не просил тебя спасать меня, – огрызается он, его взгляд более пустой, чем был до этого. Звучит очень знакомо. – Заткнись и продолжай идти, – приказываю я, но угроза смешна, потому что мой голос дрожит. Я не знаю, почему паникую. Может быть потому, что после всего того, что я сделала, он до сих пор не заботится о том, чтобы жить. Похоже на то, что он не думает, что у него есть причина для этого. Такое чувство, что прошли часы после того, как мы повторили наш путь назад к горячему источнику. Я захожу первая, вода достаточно прохладная. Кейси тоже заходит, морщась, когда погружается в воду. Он очень бледный. Я тяну его рубашку вниз и начинаю заниматься его головой, стараясь скрыть ужас на своем лице, когда вижу следы ушибов. Он опускается на колени. Я замачиваю свою белую футболку, которая становится розовой, когда я вытираю запекшуюся кровь с его лица, волос, висков. – Я заслуживаю ада, – говорит он. Я скольжу рубашкой по его ушибам на ключицах, по старым шрамам на груди, вниз по его рукам. Шрамы от пыток. Я прослеживаю их. – Нет. Он заслуживает ада. Он заслуживает умереть снова и снова. – Прекрати, Эвелин. – Он сделал это с тобой, не так ли? – Не жалей меня. Ненависть Кейси к насилию ради насилия вдруг приобретает гораздо больший смысл. Это не из– за глубокого внедренного комплекса. Это потому, что он испытывал такое иррациональное, излишние насилие в течение всего детства. До тех пор, пока он не покончил с этим. – Они собираются убить меня. Это то, что должно произойти сейчас. – Он качает головой. – Я только хотел защитить маму. Его смерть была единственным решением. Он должен оставаться мёртвым, как и я. Кейси нуждается в порядке и контроле, в вещах должен быть смысл. Он полная противоположность хаосу. Он противоположность всему, что разрушило мою жизнь. Я склоняю к нему голову, мои губы обрушиваются на его. Может быть, я чувствую жалость к нему, но на самом деле больше, чем это. Он вдыхает через нос, и я отстраняюсь. – Скажи мне остановиться. Он не делает этого. Он наклоняется и с жадностью целует меня. Я захватываю его нижнюю губу и медленно кусаю, затем отпускаю его рот и переключаюсь на шею. Я целую его ушибы. – Тебе просто жаль меня. Я беру его лицо в свои руки. – Ты знаешь, что я почувствовала, когда воткнула ему нож в спину, Кейси? Облегчение. Это то, что ты чувствовал, когда похоронил его? Я смахиваю слезу, которая стекает по его щеке, подушечкой большого пальца. – Я знаю, что чувствую себя очень хорошо. Если он проклинает тебя, то пусть проклинает и меня. Так сделай мне одолжение и поверь, что это не из– за жалости к тебе. Я целую его челюсть, и он касается моих лопаток, рыдая в сгиб моей шеи. Мы всё ещё здесь. Он живой и держит меня изо всех сил. Мы всё ещё здесь. *** Никто не заметил нашего отсутствия к тому времени, как мы вернулись в лагерь. Никто не задает вопросов, касающихся того, почему наши футболки розового цвета, почему у меня лицо в царапинах, почему Кейси хромает. Все одержимы гораздо большей проблемой. Стелла нашла нас. И это намного хуже, чем то, как облажался Кейси. *** Социальная работница была пугливой. Разговор с Брендой был неестественным, не то чтобы тюремная терапия была когда– либо естественной. Мы сидели в комнате для свиданий. Мои руки были скованны на столе. Бренда поправила очки на переносице и положила свои руки перед собой. Я знала эту женщину менее двадцати минут, и это жест был уже седьмым. Она согнулась немного вперёд, как будто это поможет ей увидеть, как работает моя душа, немного яснее. Я откинулась на спинку сиденья, как будто несколько дополнительных дюймов между мной и это женщиной что– то изменит. Хотя Бренду заинтриговало моё появление, я не могу игнорировать намёк на страх, который видела за этой отвратительной оправой из проволоки. Она была осторожна с каждой женщиной в этом тюрьме, или только с таким злом, как я? Вопросы, которые она задавала мне, были стандартными, будто она задавала их снова и снова каждому заключённому, которого посещала, подводя их к тому, какое преступление они совершили, или какое наказание получили.