Собор Святого Генриха, как и большинство подобных построек, имел форму креста. Основная его часть – иначе говоря, главный неф – тянулась от высоких деревянных дверей и до престола, где в каменной раке хранились мощи святого Генриха. Но Гретель сейчас находилась в трансепте – поперечном нефе, пересекающем собор под прямым углом. Девочка понятия не имела, кто первым додумался строить церкви в форме креста, но считала это крайне удачной придумкой. Ведь благодаря такому расположению ее практически не было видно из главного нефа, куда и направилась Фелиция. Убедившись, что жена бургомистра действительно ушла, Гретель нырнула под дубовую скамейку, захватив с собой тряпку: «Если что, скажу, что вытирала здесь пыль!» Старинные скамейки имели свойство скрипеть так, словно в них вселились души грешников. Поэтому во время воскресной проповеди сразу становилось понятно, кто ерзает, а кто внимательно слушает преподобного Дельбрука. Несмотря на почтенный возраст, выглядела мебель солидно. Гретель уперлась спиной в боковую стенку скамьи и с удовольствием вытянула ноги. Подготовка к Празднику Урожая никогда не давалась легко, по крайней мере, девочкам из воскресной школы. Но в этот раз Гретель чувствовала себя не просто уставшей, а выжатой и разбитой. «Это все прятки на Сыром Погосте, – подумала она, массируя гудящие ноги. – И маме тоже отдельное спасибо!» Другие девочки не приблизились даже к середине главного нефа, ведь от них требовалось не просто помыть дорожку к алтарю, но и завернуть в узкие проходы между скамейками. Гретель тянула время, чтобы закончить вместе с остальными. Пока ее подруги ползали на четвереньках, словно грешницы, на которых наложили епитимью, она предавалась греху лености – неторопливо массировала колени и прислушивалась, не зазвучат ли поблизости тяжелые шаги Фелиции. Как это бывало с Гретель, пропитавший все и вся запах фимиама навел ее на мысли о святых мощах, криптах и ссохшихся мумиях. В какой-то момент сиденье церковной скамьи напомнило ей дубовую крышку гроба. Убежище перестало казаться уютным, и девочка растянулась на каменном полу так, чтобы доска, облепленная паутиной и засохшими козюльками (складывалось ощущение, что горожане только затем и приходили в церковь, чтобы ковыряться в носу!), не давила на голову. Впрочем, это не помогло направить мысли в иное, не связанное со смертью, русло – ведь теперь над Гретель вздымался купольный свод, расписанный сценами Страшного суда. На фреске грешники корчились и тянули руки к небу, огромный скелет заносил над ними острую косу, а черти кривлялись и тащили несчастных в адское пламя. Ужас, да и только! Чтобы отвлечься, девочка попыталась вспомнить, чье буйное воображение породило эти картины. В памяти всплыли два имени – Франческо Аббизи или Пьетро Булетти. Оба звучали так, словно принадлежали художникам, хотя с тем же успехом Аббизи и Булетти могли оказаться философами, богословами или святыми отшельниками. Благодаря сестре Агнес в голове Гретель роилось множество разрозненных и – чего греха таить! – бесполезных имен, дат и фактов. Где-то неподалеку раздались голоса, и Гретель поспешно вернулась под скамейку, где и замерла, как зверек, почуявший охотничьих псов. – Девчонки медленно работают! – И не говори. Но до полуночи мы управимся, а все остальное неважно. Гретель прекрасно знала оба голоса: первый, высокий и холодный, принадлежал Бри, а второй, пониже и с хрипотцой, – Леонор. Эти уважаемые фрау входили в церковный комитет. Бри – обладательница мелких кудряшек – напоминала тощего суетливого пуделя, в то время как визитной карточкой Леонор являлась длинная папироса и сухой кашель. Гретель всегда казалось, что курение – греховная зависимость и что активистка из церковного комитета не должна подавать дурной пример молодежи. Но ни у кого язык не поворачивался сделать замечание Леонор, даже преподобный Дельбрук помалкивал по поводу ее курения. В городе все трепетали перед «святой шестеркой», не только дети из воскресной школы. – Я так жду полуночи, – чуть понизив голос, сказала Бри. – Не ты одна. – Как ты считаешь, в этот раз он почтит нас… – Не здесь, – резко прервала собеседницу Леонор. – Или ты не в курсе, что у стен тоже имеются уши? Гретель стало любопытно, почему Бри ждала полуночи, но та не стала развивать тему. Неужели в столь поздний час две благочестивые фрау могут заниматься чем-то иным, кроме как крепко спать в своих постелях? Вот уж загадка из загадок! Когда шаги Бри и Леонор отдалились, Гретель вылезла из своего укрытия. Она тянула время как могла, но теперь следовало хоть немного поработать. Девочка принялась вытирать пыль с деревянного ограждения между лестницей и алтарем, поглядывая в сторону главного нефа, куда удалились Бри и Леонор. Внезапно относительная тишина собора наполнилась раздраженными возгласами. Судя по обрывкам фраз, гудевшим под церковными сводами, Бри и Леонор остались недовольны результатами уборки. Когда девочки вернулись к дверям и начали мыть пол по второму разу, Гретель сочувственно покачала головой. Лениво помахивая тряпкой, она понемногу продвигалась вдоль резного ограждения. Заходить в алтарную зону разрешалось только мужчинам, и, пока шла генеральная уборка, это правило вполне устраивало Гретель. Все три алтаря – один в главном нефе и еще два по обе стороны трансепта – выглядели одинаково мрачно и торжественно. С возвышений на прихожан взирали ангелы и святые, вырезанные из дерева, раскрашенные, залакированные, а кое-где даже позолоченные. Лак покрывала сеточка трещин, указывающая на древность скульптур. Гретель радовалась, что все это великолепие мыли и полировали мальчишки из числа церковных служек. Закончив с ограждением, Гретель кинула мокрую тряпку на пол и принялась без энтузиазма тереть каменные плиты. Она могла бы работать усерднее и быстрее, если бы знала, что раньше освободится. Но «святая шестерка» в любом случае продержит всех до упора. И это сегодня, когда другие дети вовсю готовились к вечерним шествиям! Канун Праздника Урожая нравился Гретель куда больше, чем сам праздник. Тридцать первого октября юные марбахцы наряжались, надевали страшные маски и весь вечер гуляли по городу, распевая песни. А тут, как назло, работы непочатый край! – Заканчивай поскорее! – крикнула заглянувшая в трансепт Фелиция. – Сейчас уже привезут овощи! Хрустнув затекшей поясницей, Гретель выжала тряпку над ведром. Овощи, которыми предстояло украсить храм, – это финишная прямая. А значит, еще час-полтора, и можно идти домой! Девочка потащила ведро на двор и в дверях столкнулась с Керстин, супругой начальника полиции и одной из «святой шестерки». Гретель отошла в сторонку, пропуская шествие – Керстин, Урсулу, Хулду и десяток крепких мужчин с большими ящиками, полными овощей и фруктов. Замыкали процессию мальчишки, тащившие плетеные корзины. Увидев следы, которыми покрылся свежевымытый пол, девочки проводили новоприбывших мрачными взглядами. Оставив ящики и корзины возле главной кафедры, грузчики ретировались. Традиция украшать богослужебный зал пирамидами из овощей и фруктов появилась в незапамятные времена. На торжественной мессе будет присутствовать сам бургомистр, чиновники и прочие уважаемые горожане. Овощные композиции должны радовать глаз и напоминать о процветании Марбаха. Когда же городская элита переместится в трапезную, фрукты и овощи смогут забрать бедняки. А вот из тыквенной башни, что высилась на церковном дворе, с утра пораньше предстояло готовить кашу для благотворительного обеда. Гретель опорожнила ведро в клумбу, а вернувшись в помещение, увидела, что девочки собрались вокруг ящиков. Она хорошо знала всех, но дружила только с Ирмой Майер, поскольку они были одного возраста и жили по соседству. – Вы должны красиво разложить фрукты и овощи по этим корзинам, – объясняла Хулда. Она, как всегда, облачилась в строгий черный наряд, словно собиралась на похороны. С учетом нездоровой бледности и тонких бескровных губ казалось, что хоронить должны ее саму. – И надо расставить корзины на ступенях, но так, чтобы они не мешали подниматься к алтарю. Мы же не хотим, чтобы преподобный споткнулся и упал! Следуя указаниям Хулды, девочки, а вместе с ними и Гретель принялись расставлять пустые корзины у алтаря, вдоль стен и на лестницах. – Не сюда! Ты совсем дура или прикидываешься? Откуда у тебя руки растут вообще?! – то и дело покрикивала Хулда. Когда корзины наконец заняли свои места, она приказала заполнять их овощами, а сама удалилась. – Скорее бы уже все закончилось, – пробормотала Барбара, самая старшая из девочек. – Неужели «святой шестерке» не надо домой, к мужьям?! – Хотела бы я посмотреть, как выглядит их семейная жизнь… – подхватила Гертруда, ее подруга. – Они же только и делают, что командуют. Мужья у них, наверное, по струнке ходят! – У Керстин муж – начальник полиции, – вставила третья, Петра. – Им небось не сильно покомандуешь! – А у кого из «святой шестерки» простые мужья? – пожала плечами Барбара. – Это точно, – согласилась Гертруда. Она вытащила из ящика крупную тыкву и, пыхтя, переложила ее в корзину. – Бургомистр, доктор, директор школы, начальник полиции, хозяин мельницы… Обратите внимание: ни одного сапожника или пастуха! – А еще герр Шварц, который держит похоронное бюро! – вспомнила Петра. – Ага, – кивнула Гертруда. – Судя по внешности Хулды, прежде чем сделать предложение и жениться, он вытащил ее из могилы! Все дружно прыснули со смеху. – А вы идете вечером гулять? – поинтересовалась Гретель, которую не слишком интересовала личная жизнь «святой шестерки». – Успели сделать костюмы? Барбара мягко улыбнулась: – Лично мне это уже неинтересно. Но вы с Гензелем обязательно заходите в гости, мы приготовили для детей вкусное печенье! Гретель, считавшая себя достаточно взрослой, слегка покраснела. А вот Ирма Майер – известная простушка – даже не заметила снисходительного тона старших подруг. – Мы с мамой сделали костюм чертенка, – сказала она. И, повернувшись к Гретель, спросила: – А тебе что мама сшила? Все соседи знали, что Марта Блок не дружит с головой и время от времени бросается на собственных детей. Гретель внимательно посмотрела на Ирму – неужели та смеется над ней? Но девочка спокойно раскладывала кукурузу и, кажется, не понимала, что ее слова прозвучали как издевка. Напомнив себе, что Ирма не из тех людей, что станут вкладывать во фразу двойной смысл, Гретель произнесла: – Мы с Гензелем будем привидениями. Папа разрешил нам использовать пару старых простыней. И, пока я здесь, брат должен сделать костюмы. – Понятно, – кивнула Ирма. – Это вы хорошо придумали! Вернулась Хулда. Взглянув на то, как девочки разложили овощи, она всплеснула руками: – Что за кошмар?! Почему все вразнобой?! Крупные – вниз, а мелкие – наверх! Неужели у вас нет никакого представления о красоте? Вы же фройляйн, в конце концов! Не смея возразить, девочки принялись вытаскивать плоды из корзин. Тыча пальцами, Хулда объясняла, по какому принципу и как они должны лежать. В этой суете Гретель ухитрилась наступить на большущий помидор, который лопнул под ее ногой, забрызгав пол красным. – Идиотка! – завопила Хулда, не стесняясь деревянных святых и позолоченных ангелов, наблюдавших за этой сценой. – Марш за водой и тряпками! И разуйся, иначе разнесешь это по всему полу! Гретель поспешно сбросила испачканный ботинок и заковыляла в сторону чулана. Сил почти не осталось, терпение тоже было на исходе, а ведь завтра еще работать на кухне. Что за длинная неделя! Прихватив из чулана ведро и тряпку, Гретель вышла на свежий воздух. Каменный порог холодил левую стопу, но это было даже приятно. Над Марбахом сгущались сумерки, со стороны Зальц-Ахена наползал клочковатый туман. А еще стояла странная тишина, не слышно было даже цоканья лошадиных копыт на площади. «Еще немного, и домой», – подумала Гретель и, плотнее запахнув вязаный кардиган, направилась к водяной колонке. Набрав полведра воды, девочка вернулась к алтарю и тщательно убрала остатки раздавленного помидора. К этому моменту вся «святая шестерка» собралась возле лестницы, ведущей на кафедру. – Уже восемь часов! – сказала Бри таким тоном, словно дежурные торчали тут по своей воле. – Поторопитесь, у нас еще дела! Понаблюдав немного за тем, как девочки раскладывают овощи, фрау двинулись вдоль главного нефа, в очередной раз проверяя, все ли хорошо вымыто и оттерто. – Интересно, что у них за дела на ночь глядя? – спросила Петра. – Неужели «святая шестерка» тоже отправится гулять в масках? – Как можно! – захихикала Барбара. – Они же такие серьезные! Детские развлечения не для них! – Ну а вдруг? – продолжила настаивать Петра. – Фелиция бы хорошо смотрелась в образе ведьмы Пряничного домика! Она такая же страш… А-ай! Никто не заметил, как из-под лестницы возникла Хулда. Она схватила девочку за ухо и дернула ее наверх. Гретель подумала, что той еще повезло, ведь это была не сама Фелиция. – Что ты сказала, дерзкая девчонка?! – яростно прошипела Хулда. Ее бледное лицо исказил гнев. – Я… я… я… – запиналась Петра, не зная, как оправдаться. Ее ухо покраснело от жесткой хватки, и казалось, что оно вот-вот оторвется. Девочка стояла на цыпочках, надеясь хоть немного ослабить боль, но Хулда тянула все выше и выше. – Что говорится во Второй книге римлян о колдунах?! Быстро говори! – Там говорится… что… – Петра уже плакала от боли и унижения, но знала, что ответить необходимо. – …Каждый прорицатель и колдун будет гореть в геенне огненной, ибо ведьмовство – мерзость и грех… – А у святого Августа?! – Не… не помню!.. – Что последнее прибежище негодяя – колдунский храм, и осквернится каждый, вошедший в него! Запомнила? – Да! – Хорошо! – сказала Хулда, отпуская девочку, которая тут же схватилась за покрасневшее ухо. – А еще там сказано: «Бойся и уважай учителей и родителей своих, ибо всякая земная власть есть отражение власти небесной!» Все тебе понятно?! Петра поспешно закивала головой.