– Дорогая теща, возьмите, пожалуйста, эти монеты, возможно, вы захотите купить новый мяч или биту для крикета. И тогда обязательно победите в соревнованиях! Он раздал каждому по несколько серебряных монет. Такой улов можно было получить, только весь вечер пробегав по богатым домам. – Спасибо, дорогой зятек! – сказал Гензель, поспешно убирая деньги в карман. – До встречи через год! Боясь спугнуть удачу, дети быстренько покинули порог. Заговорили они, только отойдя от дома на сотню-другую шагов. – Гензель! Ну ты голова! – восторженно пропищала то-ли-Клара-то-ли-Мари и кинулась обнимать мальчишку. Недавние обиды оказались моментально забыты. – На следующий год сразу идем сюда! Гензель стащил с головы простыню и теперь улыбался во весь рот. Ни у кого из них в жизни не водилось столько карманных денег – семьи Шепард, Блок и Майер не могли похвастаться тугими кошельками. – Осталось придумать, на что это потратить! – сказала Ирма. – Завтра же накуплю конфет. – Глаза Гензеля загорелись. – В «Марбахских сластях»! Здесь хватит, чтобы объесться самым дорогим шоколадом, и еще останется! Гретель сунула свои монеты в карман фартука. Она еще не решила, что делать с внезапно свалившимся на голову богатством, но точно не хотела спускать его на еду. Ну, может, только частично… – Чем займемся теперь? – спросила она. – Пойдем домой, – пожала плечами то-ли-Клара-то-ли-Мари. – Уже поздно, и мы получили даже больше, чем надеялись. – Подождите, – сказал Гензель. – А вы разве не хотите узнать, что это за компания отправилась из дома Шварцев в лес? Вдруг это правда «святая шестерка»? – Лично мне безразлично, кто это был, – отмахнулась Ирма. – Что значит безразлично?! – возмутился Гензель. – Девчонки, подумайте сами! Сейчас канун Праздника Урожая. Этой ночью ведьмы и колдуны собираются на свой главный шабаш. Помните, нам об этом сестра Агнес рассказывала? Гретель прекрасно помнила истории о том, как в эту ночь Святая инквизиция ловила ведьм по лесам и отправляла их на костер. Сестра Агнес обожала подобные темы. – Ты что, думаешь, «святая шестерка» – ведьмы? – уточнила Ирма. – Они же заведуют всеми церковными делами! – Отличное, кстати, прикрытие, – кивнул Гензель. – И ты предлагаешь нам посреди ночи прогуляться в Либкухенвальд, чтобы посмотреть на ведьминский шабаш? – спросила то-ли-Клара-то-ли-Мари. – Гензель, ты вообще нормальный? – А что тут такого страшного? – пожал плечами мальчик. – Вы думаете, «святая шестерка» наведет на нас порчу? Или на месте превратит в лягушек и ящериц? – Слушай, Гензель, я не могу понять, – сказала Ирма. – Так ты веришь, что «святая шестерка» – ведьмы? Или не веришь? – Я не думаю, что они умеют летать на метлах или вызывать дьявола. Все это чушь собачья. Но я думаю, что они могут считать себя ведьмами. Плясать голыми у костра и проводить дурацкие ритуалы – чем не развлечение для богатеньких скучающих фрау? – И если мы застукаем их за чем-то странным… – начала Ирма. – …Тогда нас больше никогда не заставят заниматься уборкой в церкви, – закончила за нее Гретель. Девочки переглянулись. – Я считаю, ничего страшного не случится, если мы посмотрим, куда пошли эти шестеро, – сказал Гензель. – Мы все живем возле леса и знаем его как свои пять пальцев. Кроме того… разве никому не хочется посмотреть, как Фелиция Руппель трясет голым задом у костра?! – Фу-у… – Близнецы захихикали. Гретель хотела разведать, что фрау из церковного комитета забыли ночью в лесу. Тем более что об их прогулке не знал никто – даже муж Хулды. Поймать «святую шестерку» на лжи или узнать какую-нибудь отвратительную тайну казалось весьма соблазнительным. – Конечно, интересно, чего они там задумали… – протянула Гретель. – И что же, мы будем их искать по всему лесу? – поджала губы то-ли-Клара-то-ли-Мари, совсем так же, как это делала Фелиция. – Просто пойдем туда же, куда и они, – беззаботным тоном произнес Гензель. – Далеко в лес не обязательно заходить. Если ничего не найдем, вернемся домой. Сестры Шепард переглянулись, и та, что стояла слева, сказала: – Ладно. Только если быстро. – Вот это другое дело! – обрадовался Гензель. – Подождите, мы что, пойдем туда без фонаря? – спросила Ирма. – Так недолго и ноги поломать! – А я об этом уже подумал! – Гензель воровато огляделся и поспешил обратно к дому. – Он надеется, что герр Шварц еще и керосиновую лампу теще передаст? – спросила одна из близняшек, провожая Гензеля взглядом. – Чтобы та могла играть в крикет по ночам? – В раю не бывает ночи, там всегда светло, – отозвалась ее сестра. – А может, мать Хулды вовсе не в рай попала, – поддержала разговор Гретель. – Мы же точно не знаем. – Тогда ей тем более фонарь ни к чему, – пожала плечами то-ли-Клара-то-ли-Мари. – В преисподней светло от адского пламени! Тем временем вернулся Гензель с большим и, похоже, весьма тяжелым фонарем, вырезанным из тыквы. Внутри горела толстая свеча, и улыбка старины Джека мерцала оранжевым. – Герр Шварц выставил его на порог, когда мы ушли. – Вообще, нельзя забирать фонари с порога, – проговорила одна из сестер Шепард. – Это плохая примета, – добавила другая. – Ой, да ладно вам! – Гензель поудобней перехватил увесистую тыкву. – Все равно никто, кроме нас, сюда не придет, а значит, и фонарь без надобности. Идемте уже! Дети двинулись через каменистый, изрытый кротовыми норами пустырь. До первых деревьев отсюда было рукой подать. Гензель шел впереди, освещая путь тыквенным фонарем. – А те шестеро шли вовсе без фонаря, – сказала Ирма. – Странно, вокруг же такая темень! – Это потому что… – начал Гензель, но вдруг замялся. Гретель знала брата как никто другой и могла поспорить, что он хотел сказать: «…потому что ведьмы видят в темноте не хуже кошек» – или еще что-нибудь в этом роде. Но потом решил лишний раз не пугать Клару и Мари, которых и так едва удалось уговорить на эту авантюру. – …Потому что фонарь привлек бы лишнее внимание, – закончил Гензель. – Хулда здесь живет. Могу спорить, она прекрасно знает в этом лесу каждый пень и каждую кочку. Друзья пересекли пустырь и остановились в нескольких шагах от первых деревьев. – Давайте оставим корзины здесь, – предложил Гензель. – На случай, если нам понадобится идти, взявшись за руки. – Отличная идея, – проворчала одна из сестер. – А если нас сожрут волки или похитит ведьма Пряничного домика, по этим корзинкам полиция узнает, где нас искать. Оставив корзины, дети вошли в лес, зловещий и безмолвный. Среди деревьев клубился туман, ветви нависали над головой, мохнатые и словно отяжелевшие от влаги. Либкухенвальд – огромный лес, протянувшийся до заснеженных гор на границе королевства, – был по большей части хвойным. Поэтому в Рождество у местных жителей не возникало проблем с тем, чтобы обзавестись елкой. На границе участка Шварцев возвышались неохватные ели и пихты, которые наверняка помнили времена, когда Марбах еще был маленькой деревушкой на левом берегу Зальц-Ахена. Стоило детям покинуть пустырь, как их шаги стали почти не слышны, – толстый ковер из опавшей хвои пружинил под ногами и скрадывал малейший шорох. – Куда теперь? – прошептала одна из сестер Шепард. – Вперед, – отозвался Гензель. – Держитесь поближе друг к другу. Не хватало еще потерять кого-нибудь в этом тумане… Судя по голосу, оказавшись среди деревьев, он слегка подрастерял задор. Свеча внутри тыквенного фонаря горела ровно, но все же Гретель не видела ничего, кроме творожистого тумана и ближайших деревьев… за любым из которых могло прятаться козлоногое чудовище или старина Джек. Она положила руку на плечо Гензеля и нашарила в темноте ладонь Ирмы. Остальные девочки тоже взялись за руки, так что получилась цепочка. – Никого мы здесь не найдем, – сказала одна из сестер Шепард. – Давайте поворачивать. – Да, это уже не смешно, – поддержала вторая. – Мы не увидим костер, пока светит фонарь, – догадался Гензель, останавливаясь. – В такой темноте даже свечка ослепляет, и, если среди деревьев мелькнет огонек, мы его не заметим. – Совсем спятил?! – зашипела та из близняшек, что замыкала цепочку. – Хочешь погасить фонарь? – Не-не, ничего такого, – помотал головой Гензель. – Я оставлю его здесь, вместе с вами, а сам отойду на несколько шагов и осмотрюсь. Надо, чтобы глаза привыкли в темноте. И если ведьмы уже развели костер, я его увижу. – Разделяться – плохая идея, – нахмурилась Гретель. – Но если мы все-таки разделимся, я пойду с тобой. Гензель приблизился к старой кривой сосне. Ее кору покрывали пятна мха, а корни выпирали из земли так, словно дерево хотело прогуляться, да передумало. Мальчик аккуратно поставил тыкву в переплетение корней, и Гретель показалось, что старина Джек обзавелся бородой… или множеством узловатых щупалец – это как посмотреть. – Значит, так, – Гензель повернулся к девочкам, загородив собой фонарь, – я сейчас отойду, а вы стойте тихо и ничего не… В этот момент из-за его спины послышался протяжный треск, похожий на стон. Гензель начал поворачиваться, когда над ним выросла кошмарная фигура, сплетенная из гибких корневищ и веток. Положенная на землю тыква обзавелась телом и, ухмыляясь, взирала на детей с высоты своего огромного роста. Гретель видела костлявое туловище, гибкие, неестественно длинные руки, тонкую шею. Грудная клетка существа не имела мышц и кожи, и между темных ребер что-то сыпалось – то ли земля, то ли сгнившие внутренности. Увидев над собой оскал старины Джека, Гензель заорал, а следом завизжали Гретель, Ирма и сестры Шепард. Все пятеро бросились бежать, а за их спинами слышался треск, словно ломалось сухое дерево или хрустели кости. Гретель бежала сквозь промозглый мрак, рискуя налететь на ствол или располосовать ветками лицо, и в какой-то миг очутилась на пустыре. Пробежав еще несколько шагов, она повернулась лицом к темной стене леса. «Я одна сумела спастись!» – в ужасе подумала девочка, но вдруг из-за деревьев выскочил Гензель, а следом за ним – Ирма. В своем костюме она выглядела как черт, которого окатили ушатом святой воды и вдобавок сунули под хвост свечку. Последними, размахивая рукавами смирительных рубашек, из тумана выбежали Мари с Кларой. Сейчас любой бы поверил, что перед ним психопатки, сбежавшие из больницы.