Гретель носилась из кухни в трапезную и обратно, то с горячим, прямо из духовки, пирогом, то со стопкой салатниц, то с охапкой дорогих мельхиоровых ложек. Она старалась не задумываться о том, что после обеда ей и остальным дежурным предстояло убрать и перемыть гору посуды. А потом еще и ехать с родными на кладбище. Выглянув на бегу в окно, Гретель увидела, что повара уже тащат огромный чан с кашей – первый из многих. Хулда и Леонор были тут как тут – можно подумать, без их руководства девочки не смогут разложить гостям поминальную кашу. Наконец все блюда заняли свои места. Теперь дежурные могли немного расслабиться. Во время трапезы им предстояло быть на подхвате – убирать опустевшие тарелки, вытирать пролитое пиво и подливать гостям напитки. А пока девочкам разрешили пообедать на кухне. Уплетая тыквенную кашу, Гретель, Клара и Мари говорили о чем угодно – погоде, готовке, общих знакомых, но ведьм и старины Джека в разговоре не касались. Гретель уяснила позицию сестер Шепард и не хотела нарываться на шуточки. «Клара и Мари мне, конечно, подруги, – думала Гретель, выслушивая сплетню о знакомой девочке, сбежавшей с труппой бродячих артистов. – Но очень уж любят попусту трепаться. Не успеешь опомниться, а тебя уже считают дурочкой, которой всюду мерещится старина Джек». Едва девочки отставили тарелки в сторону, как на кухню вбежала Керстин. – Служба закончилась! Вы трое, – она указала на Гретель, Клару и Мари, – поможете мне в трапезной! Остальные моют кухню и раскладывают по блюдам все, что еще не разложено. За работу! Рефекторий заполнился людьми, на скамейках не осталось свободного места. За кафедрой стояла Фелиция Руппель, на пюпитре перед ней лежали открытые «Проповеди о мирянах». Праздничный обед, как и всегда, сопровождался чтением душеспасительных книг, и на сей раз в качестве чтеца выступала жена бургомистра. Во главе одного из четырех столов сидел преподобный Дельбрук – он ласково кивнул Фелиции, показывая, что можно начинать. – Братья и сестры! – пробасила фрау Руппель, и все взгляды обратились к ней. – Мы рады, что уже который год наша церковь собирает всех желающих на торжественную трапезу, посвященную Празднику Урожая! Небеса были, как всегда, милостивы, а святые покровители Марбаха весь год помогали нам в трудах и заботах. Результат мы видим прямо перед собой – изобилие выращенных плодов! Это благословение, которое… Гретель потеряла интерес к речи где-то между «братья и сестры» и «святые покровители Марбаха». В разные годы вступительное слово произносили разные люди – то фрау из «святой шестерки», то глава торговой гильдии, то сам преподобный Дельбрук. Но смысл речи нисколько не менялся: «Благодарим Небеса за хороший урожай, и пусть в следующем году будет не хуже». Даже если урожай был так себе, вступительная часть оставалась неизменной. По правую руку от преподобного сидел бургомистр Арнольд Руппель – пузатый коротышка с поросячьими глазками. По левую – судья Шнайдер, красноносый и дородный. Известный своим пристрастием к шнапсу, он и сейчас смотрел не на Фелицию, а на переплетенную лозой бутыль, что стояла посреди стола. Дальше бок о бок расположилась деловая и политическая элита Марбаха. Гретель скользила взглядом по гостям, отыскивая знакомые лица, когда вдруг увидела белую, похожую на пух шевелюру и круглые очки в проволочной оправе. Это был Бонифаций Хофманн. Пожилой аптекарь перехватил взгляд Гретель и вежливо кивнул. Для большинства гостей девочки-дежурные были невидимками, и такое внимание от человека, достойного сидеть за одним столом с бургомистром, смутило Гретель. Она кивнула в ответ, чувствуя, что краснеет. – …А потому приступим к трапезе! Пока мы наслаждаемся блюдами, которые приготовили активистки женского церковного комитета, я зачитаю вам отрывок из «Проповедей о мирянах». – Фелиция облизнула палец и отыскала нужную страницу. – «И когда соберешь ты урожай, возрадуйся и возблагодари Небеса за милости! И приведи своих детей в церковь, дабы…» Фелиция продолжала бубнить, но народ ее уже не слушал. Даже преподобный Дельбрук весело болтал с бургомистром, мужем выступающей, подливая себе и ему шнапса. Гретель подумала, что речь Фелиции сейчас уместна так же, как селедка в тыквенной каше. Скоро блюда и кувшины начали пустеть, и у Гретель с подругами прибавилось работы: стоило вернуться в трапезную, как тут же надо было бежать за чем-то на кухню. К счастью, через полтора часа Фелиция, строго следившая за регламентом, захлопнула «Проповеди…» и объявила, что обед окончен. – Напоследок хотелось бы напомнить о доброй традиции посещать в Праздник Урожая могилы родных, – сказала Фелиция слегка осипшим голосом. – Уверена, что все мы с вами встретимся на кладбище! Последнее пожелание прозвучало несколько зловеще, но никто не обратил на это внимания. Заскрипели отодвигаемые лавки, и народ потянулся к выходу. Гретель и сестры Шепард принялись собирать грязную посуду, заодно доедая оставшиеся на столах пироги и булочки. Когда все блюда, тарелки и приборы перекочевали на кухню, Керстин отпустила подруг по домам. Девочки вылетели из кухни, пока она не передумала. – Керстин сегодня добрая! – удивилась Мари. – А ведь могла заставить мыть посуду вместе с остальными. – Шутишь? – отмахнулась Гретель. – Она за тарелки беспокоится. Возле мойки и так тесно, а если мы начнем толкаться, что-нибудь обязательно разобьется. Народ уже покидал церковный двор, а мальчишки убирали столы – таскали доски и ко́злы. Гретель увидела Гензеля и помахала ему рукой. Убедившись, что Хулда и Леонор не смотрят, он бросил доску и подбежал к сестре. – А нас уже отпустили! – сообщила Гретель. – Как поступим дальше? Зайдем домой за родителями, а после на кладбище? – Нет! Мама сегодня… – Гензель покосился на близнецов, – плохо себя чувствует. А папе на кладбище делать нечего. Томас Блок не являлся коренным марбахцем. Он приехал в незнакомый городок на границе с Либкухенвальдом в поисках работы. В то время к Марбаху тянули железнодорожную ветку, и работы хватало. Когда же строительство станции завершилось, он не захотел уезжать, потому что встретил Марту – будущую мать Гензеля и Гретель. Томасу некого было навещать на кладбище Марбаха, ведь все его родственники покоились далеко отсюда, в другой провинции. – Выходит, мы не поедем на кладбище? – уточнила Гретель. – Не сегодня, – помотал головой Гензель. – Мама хочет навестить могилу бабушки, и просила без нее не ходить. Так что сходишь с ней завтра, если она придет в себя. – Почему я? – удивилась Гретель. – А ты? А папа? – Отец не станет пропускать работу. И я тоже на завтра нашел работу, представляешь?! Фрау Нойманн нужна помощь по дому, вот она и попросила преподобного прислать кого-нибудь. Виктория Нойманн – вдова преклонных лет – являлась единственной органисткой на весь Марбах. А поскольку ни одно богослужение не обходилось без органа, преподобный поддерживал ее как мог. – Я, Иуда Ган и еще несколько парней из нашего класса будем латать крышу, чистить камин, может, еще что-то, – сообщил Гензель. – Платят немного, но все-таки! – Работа – это хорошо, – сказала Гретель. – Надеюсь, там не будет Курта и Йозефа. – Не знаю… – Гензель как-то разом сдулся. – Наверное, нет – у них же есть постоянная работа, в пекарне и на железнодорожной станции… Сестры Шепард отправились домой, а Гретель села на порог кухни и стала дожидаться Гензеля. Тучи плыли так низко, что шпиль колокольни грозил вспороть их раздутые животы. Того и гляди пойдет дождь. «Даже хорошо, что сегодня не надо идти на кладбище, – размышляла Гретель, наблюдая, как мальчишки таскают доски. – А завтра мама, скорее всего, передумает, и мы вообще никуда не пойдем…» Интерлюдия третья 1919 год от Рождества Христова, декабрь Риттердорф – Что произошло? В моей квартире еще никогда так не пахло! Гретель увлеклась приготовлением ужина и не заметила, как в комнате появился Конрад. – В смысле – никогда? – возмутилась девушка. – Кажется, я не первый раз готовлю! – Не спорю, – согласился Конрад, усаживаясь на стул. – Но сегодня как-то особенно вкусно… – Ладно уж, – смягчилась Гретель. – Сегодня же Рождество, вот я и подумала, что блюда должны быть праздничными… Ты сегодня поздно. Неужели журналисты никогда не отдыхают? – Спрашиваешь, как жена! – рассмеялся молодой человек и высоким голосом изобразил: – «Дорогой, почему ты так поздно?! Я весь день готовила! Ты что, забыл – вообще-то сегодня Рождество!» Гретель отставила в сторону миску с салатом, сложила руки на груди и холодно посмотрела на Конрада. – По-твоему, так я говорю? – Нет, конечно! Ты говоришь вот как. – Конрад откашлялся и продолжил еще более тонким голоском: – «Где ты, негодяй, всю ночь шлялся?! Я не спала, тебе салаты готовила! Только о работе своей и думаешь! Совесть где твоя, а-а?!» – На последней фразе Конрад истерично взвизгнул, и Гретель, не выдержав, засмеялась. – Другое дело! Теперь на меня это действительно похоже! Усмехнувшись, Конрад встал и подошел к плите. Заглянув в духовку и быстро изучив содержимое всех кастрюлек на столе, он удовлетворенно уселся обратно. – А что… – произнес он. – Кажется, женатому мужчине не так уж плохо живется. Может, мне тоже стоит остепениться?.. Такая завидная невеста, и уже прямо у меня в доме! – Не старайтесь, герр Ленц, – сказала Гретель, перемешивая салат. – Я и так рассказываю психотерапевту все, что знаю. – При чем здесь это, – отмахнулся Конрад. – Я тебе о серьезных вещах говорю! На кону – ужины на ближайшие сорок лет. – Завтраки сам будешь готовить? – Нет. Зачем я тогда жениться буду? Завтраки, обеды, ужины – все с тебя. – А-а, так это уже предложение? Интересно, интересно… – Гретель отставила салат и открыла духовку, где запекалась индейка. – Спешу предупредить: тебе придется наладить отношения с моим папой. Он у меня дровосек и, как понимаешь, человек суровый. В прошлый раз, когда у него просили моей руки, жених едва своей руки не лишился. – Даже не желаю знать, что тогда произошло, – покачал головой Конрад. – Вот и правильно, – кивнула Гретель. – К тому же что скажут твои коллеги?.. Жениться на своей свидетельнице! Скандал! – Ну, я же не полицейский, в самом деле, – развел руками Конрад. – Да и в целом коллеги волнуют меня мало. – Они ничто в сравнении с моим отцом? – Типа того. Кажется, Конраду уже надоело шутить про женитьбу, и он просто ждал, когда ужин окажется на столе. Гретель тоже понимала, что все это лишь глупая болтовня, но почему-то подобный безобидный разговор поднял ей настроение. Ставя на стол индейку, картошку и салаты, она поймала себя на мысли, как бы ей жилось в Риттердорфе. Она бы точно не торчала целыми днями в квартире, а ходила бы на концерты и в оперу. Вместо старых платьев носила бы самые модные костюмы и раз в полгода обязательно приезжала бы в Марбах. Вот бы Ирма обзавидовалась! А еще Гретель непременно забрала бы в Риттердорф всю свою семью. Возможно, не сразу – для начала нужно договориться с мужем. Но, как известно, мудрая жена может подобрать нужные слова, чтобы убедить своего благоверного. Гретель кинула быстрый взгляд на Конрада – ему нужны семейный уют и горячие ужины. Хозяйством Гретель занималась с детства, здесь проблем не было. А стать женой известного журналиста означало для нее перестать бедствовать и вырваться наконец из Марбаха. – Дорогая фройляйн… – Пока Гретель накрывала на стол и размышляла о будущем, Конрад успел наполнить бокалы вином. Один из них он протянул девушке: – Позвольте же пожелать вам счастливого Нового года и веселого Рождества!.. * * * i_005.jpg На Рождество Артур Фонберг уезжал из столицы, поэтому со времени последнего сеанса прошла неделя. Но за это время Гретель так и не решила, как быть дальше. В прошлый раз она битый час рассказывала о дьявольской школе, но психиатр не поверил ни единому ее слову. Стоило ли придерживаться начального плана и говорить только правду? Но если она начнет подстраиваться, говорить то, что хотел услышать доктор, все попросту потеряет смысл. Сеансы превратятся в цирк. Заходя в кабинет, Гретель все еще размышляла, стоять ли ей на своем, или сочинить историю про психопата, который так напугал ее, что вся реальность в голове перемешалась. – Здравствуйте, Гретель, – произнес Фонберг, когда девушка уселась в кресло. – В прошлый раз мы обсуждали вашу школу. Может, вы вспомнили какие-то подробности и хотите что-нибудь добавить? – Да не особо, – пожала плечами Гретель. – Хорошо. Как я понял из нашей беседы, учеба особой радости вам не приносила. И сегодняшнюю встречу я бы хотел посвятить чему-то более позитивному. Предлагаю поговорить о праздниках. Наверняка там, где вы жили, было что-то вроде, допустим, Рождества? Девушка задумалась: – Нет, Рождество там не отмечают. А последнее гулянье, на котором мне довелось побывать, – это Праздник Урожая… – Отлично! – …Грешных душ, – закончила Гретель. – Вот как, гм… – сказал Фонберг, решивший было, что речь пойдет о самом обычном Празднике Урожая. – Вероятно, он чем-то отличается от известного мне праздника? – Вероятно, – кивнула Гретель и, не выдержав, добавила: – Я могу рассказать, если вы готовы слушать и воспринимать.