Гретель не слишком-то спешила. Дома ей делать нечего – наверняка мать уже там, ходит по пустым комнатам или сидит у камина и пялится в одну точку. «Хотя заглянуть домой все-таки придется», – подумала Гретель. Ей предстояло оставить под окном горсть белых камешков, чтобы предупредить Гензеля. А то вдруг мать и на него со скалкой накинется? И придется до вечера где-нибудь гулять, по возможности не попадаясь на глаза соседям. В таком виде – платье в кладбищенской грязи и траве, на лице синяк, в волосах запеклась кровь – Гретель даже не могла зайти к подругам. Начнутся расспросы, и что она ответит? Что мать привязала ее к надгробию и едва не отчикала пальцы садовыми ножницами? Нет уж! На закате вернется отец (если, конечно, не заглянет с друзьями в «Мышку, птичку и жареную колбасу» – тогда ждать придется до ночи). Вот ему Гретель все и выложит! И пусть он думает, как быть со своей женой. Девочка так засмотрелась на ворон, что не сразу заметила фигуру, которая неслась ей навстречу. Присмотревшись, Гретель разглядела знакомую светлую шевелюру. Уж не Гензель ли это? Но разве он не должен сейчас латать крышу или чистить камин у Виктории Нойманн? На всякий случай Гретель решила остановиться и подождать. Бегун, за которым тянулся пыльный шлейф, приближался, и вскоре не осталось никаких сомнений, что это Гензель. Он помахал сестре, а потом, не сбавляя скорости, оглянулся. Чувствуя нарастающую тревогу, Гретель привстала на носочки и приложила руку ко лбу на манер козырька. Вдалеке, там, где дорога поворачивала, маячили две или три точки. Гензель остановился в паре шагов от сестры, согнулся и уперся ладонями в колени. Его лицо блестело от пота, а дыхание наводило на мысли о загнанных лошадях. – Что случилось?! – воскликнула Гретель. – Ты от кого убегаешь? – От Нильса и его банды… – Гензель поднял глаза на сестру. – Поздравляю, ты оказалась права. – Курт и Йозеф тоже вызвались помогать фрау Нойманн? – Гретель вспомнила, что пожилая органистка жила как раз неподалеку. – Да. Один остался следить, чтобы я не сбежал, а другой отправился за Нильсом. Я хотел отсидеться на крыше, но куда там! Дельбрук лично поднялся за мной, пока Йозеф и Курт ждали внизу! – Не постеснялся залезть на крышу чужого дома? – удивилась Гретель. – Да ему плевать на всех! Зайдя в калитку, он первым делом заехал в глаз Иуде Гану и сказал, что тому пора присматривать подходящую осину. Это человек десять видели. По-моему, у Нильса не все в порядке с головой! – И как тебе удалось убежать? – Пришлось прыгать с крыши – хорошо, дом одноэтажный! – Гензель выразительно закатил глаза. – У Нильса был нож, и он собирался выпотрошить меня прямо у печной трубы! Это было что-то новенькое. Раньше Нильс Дельбрук предпочитал действовать чужими руками и уж точно не размахивал ножом, словно какой-то разбойник. Похоже, лишившись зубов, он сильно обозлился на Гретель, а заодно и на ее брата. – Это же они там бегут? – спросила Гретель, махнув рукой вдаль. – Ну а кто же еще? – Гензель уже не так тяжело дышал, как минуту назад. – Надо быстрее убираться отсюда! – Это понятно. Вот только вокруг пустырь. Можно попробовать вернуться на кладбище… – Да ну, там нас в два счета поймают, – отмахнулся Гензель. – Кстати, а с тобой-то что? Откуда синяк? – Это мама. – Девочка осторожно потрогала кровоподтек на левой скуле. – Она окончательно чокнулась. Чуть не убила меня скалкой прямо на бабушкиной могиле! Если бы не сторож… Между прочим, он хотел отвести меня в полицию! Если мы вернемся и отыщем его… – Куда проще затеряться в лесу, – перебил ее Гензель. – И никакой полиции. Гретель тоже не горела желанием давать показания в участке. Но и соваться в лес, да еще и поблизости от того места, где на них напал старина Джек, тоже как-то не хотелось. – Пока мы тут рассуждаем, Нильс приближается! – Гензель схватил сестру за руку и потащил в сторону леса. Гретель со вздохом подчинилась. Они быстрым шагом пересекли каменистый пустырь и остановились на опушке леса. Либкухенвальд встретил Гензеля и Гретель торжественным молчанием, и девочке невольно вспомнились друиды, которые, по словам Томаса Блока, обожествляли деревья. До заката оставалось несколько часов, но между неохватными стволами уже поселились бесформенные тени, а косматые ветви нависали над землей, подобно бородам древних великанов. Гретель пожалела, что не уточнила у отца: какими были божества друидов? Добрыми или злыми? Хотелось ли им кровавых жертвоприношений? Гензеля, похоже, куда больше волновало то, что творилось за их спинами, а не впереди. Он оглянулся и сказал: – Наши друзья сворачивают с дороги. Ну ничего, пускай побегают по лесу. Либкухенвальд большой, скорее уж Нильс отыщет Пряничный домик, чем нас. – Не говори глупостей. – Гретель слегка пихнула брата в плечо и ступила под сень первых деревьев. – А что я такого сказал? – спросил Гензель. – Все ведь правильно, Пряничный домик стоит на месте, а значит, его проще отыскать, чем нас. – Нашел время корчить из себя дурачка! – Гретель наградила брата недовольным взглядом. – Не надо говорить про сам знаешь что, когда мы идем в лес! – Про ведьму Пряничного домика, что ли? – с невинным видом уточнил Гензель. – Хорошо, я не стану говорить ни про нее, ни про ее домик! Ну тот, в котором она жарит и ест пойманных детей… Гретель – дочь дровосека – не боялась заблудиться в лесу. Скорее уж Нильс, воспитанный городской мальчик, станет очередной жертвой Либкухенвальда. Однако же рассчитывать, что он так просто отстанет от Гензеля и Гретель, не приходилось. Брат и сестра уходили все глубже в сумрачный лес. Нильса и его дружков было не слыхать, но, в конце концов, они не такие идиоты, чтобы выдавать себя криками. Гретель понимала, что это будет тихая охота. Ландшафт был неровный – Гензель и Гретель то поднимались на пологий холм, то спускались в напитанную влажными испарениями низину. На очередной возвышенности сосны внезапно уступили место кряжистым дубам. Обычный для Либкухенвальда сумрак здесь немного рассеялся. – Давай остановимся и понаблюдаем, – предложил Гензель. – Сомневаюсь, что Нильсу повезет выйти прямо на нас. А если он пройдет мимо, мы сможем вернуться. «Хлебные крошки склевали птицы, поэтому нам не вернуться», – подумала Гретель, вспомнив раскатившиеся по бабушкиной могиле булочки. Образ был неясный и зловещий, как обрывок полузабытого сновидения. Девочка попыталась выкинуть его из головы, сосредоточившись на том, что творилось вокруг. Гензель и Гретель залегли у подножия огромного дуба, за трухлявой корягой. Землю здесь сплошь усыпали желуди и коричневые узорчатые листья, от которых поднимался пряный аромат. Почему-то этот запах, связанный с увяданием и умиранием, наводил на Гретель грусть. – Так что там с мамой? – спросил Гензель, не отрывая взгляда от мрачноватой низины, которую они только что пересекли. Гретель вздохнула и подробно рассказала брату, что произошло на кладбище и как ей удалось сбежать. – Она вела себя странно. – Тоже мне новость, – хмыкнул Гензель. – Не так странно, как мы привыкли, – сказала Гретель. – По-другому. Она не просто мучила меня, она… знаешь, мама как будто пыталась принести меня в жертву. – Как язычники? – уточнил Гензель. – Именно, – закивала девочка. – Пытая меня, она как будто ждала, что сейчас кто-то появится. Придет на мои крики. – Так он и пришел, – заметил Гензель. – Кладбищенский сторож. – Да. Сначала мама обрадовалась, когда только услышала шаги. Как будто сработал какой-то ее план. Но потом поняла, что это просто сторож, и сильно расстроилась. – Мало ли что творится в голове у сумасшедшего, – пожал плечами Гензель. – Может, ты права и, мучая тебя, она пыталась вызвать старину Джека или даже самого хозяина преисподней. Какая, по сути, разница? С этим Гретель не могла не согласиться. – Надеюсь, отец сможет с этим разобраться, – сказала она. – Если не хочет, чтобы в один прекрасный день… – Тихо, – перебил ее Гензель. – Ты слышишь? – Нет, я ничего не слышу, – прошептала Гретель после недолгой паузы. – Вот именно. В той низине пели птицы, а потом разом замолчали. Девочка прекрасно понимала, что это значит. Охотник рядом! Брат и сестра вжались в землю, целиком обратившись в зрение и слух. И вот среди сосен что-то мелькнуло, а полминуты спустя на прогалину вышел Нильс Дельбрук собственной персоной. Похоже, на тех уроках, где сестра Агнес рассказывала, почему надо держаться подальше от леса, он читал свои любимые «Жернова ведьм». – Надо уходить дальше в лес, – произнес Гензель, ужом отползая назад. – Постой, – зашептала Гретель. – Куда мы пойдем? Скоро стемнеет, и мы заблудимся. Давай просто притаимся здесь? Нильс огляделся и крадущейся походкой направился к поросшему дубами холму, на вершине которого затаились Гензель и Гретель. Впрочем, он взял немного правее и продолжал отклоняться в сторону. – Ладно, давай подождем, – согласился Гензель. – Может, пронесет… «Стоило забраться на дерево», – запоздало подумала девочка. Хотя она понимала, что вскарабкаться на столетнюю сосну, а тем более дуб – задача не из легких. Здешние деревья отличались толстыми и гладкими стволами, а их нижние ветви росли высоко над головой, так что и в прыжке не уцепиться. Чуть правее того места, где спрятались Гензель и Гретель, раздался негромкий свист – весьма неумелая попытка изобразить дрозда. Похоже, Нильс подавал сигналы своим дружкам. Слева ему ответила иволга, которая, судя по голосу, всю свою птичью жизнь только и делала, что курила трубку. – Далеко, – прошептал Гензель. – Пройдут мимо, зуб даю… Гретель не успела ничего ответить, когда иволге ответил более-менее правдоподобный дикий голубь. Казалось, его приглушенное «у-ууу-у… у-ууу…» доносится прямо из-за ближайшего дерева. Гретель знала, что лесные звуки обманчивы, и лишь сильнее вжалась в пружинящий матрас из преющей листвы, веточек и желудей. Она старалась не замечать идущий от земли кисло-сладкий аромат, так похожий на запах леденца, которым Нильс дышал ей в лицо. «А может, это и правда голубь», – сказала себе Гретель, когда справа раздался вопль: – Они здесь! Гретель сама не поняла, как вскочила на ноги. Вот она лежит на животе, вдыхая запах дерна и древесной трухи, а вот стоит, и с ее передника осыпаются налипшие листья. Прямо на нее, подобно паровозу на полном ходу, мчался Йозеф. Гретель понимала, что должна уклониться, отпрыгнуть в сторону, но почему-то продолжала стоять на месте. Голова вмиг стала пустой и стерильной, мозг будто бы разучился управлять телом. – Беги! Чего встала?! Гретель сделала шаг назад и уперлась лопатками во что-то твердое. Голос брата вывел ее из ступора, но, видимо, не до конца. Она даже не вспомнила, что позади – дерево. В этот момент Йозеф налетел на Гретель, врезавшись в нее всем своим весом. Девочка словно оказалась между молотом и наковальней. Грудная клетка затрещала, а слева между ребрами как будто вогнали раскаленный гвоздь. Именно туда Марта Блок – не самая заботливая из матерей – ударила Гретель ногой. Йозеф сопел, точно хряк. После приключений на Сыром Погосте миновало три дня, однако его нос все еще оставался припухшим и вдобавок окрасился в сине-фиолетовые тона. «Надо бить туда же», – подумала Гретель. Йозеф прижал ее руки к дереву, поэтому она попыталась боднуть его головой. – Ну уж нет, – прогундосил юноша, вовремя отстраняясь. – Я с тобой еще за прошлый раз не поквитался! Девочка попробовала выскользнуть, но не тут-то было! Левой рукой Йозеф схватил ее за грудки, а правую, сжатую в кулак, занес для удара. Гретель увидела сбитые в уличных драках костяшки и втянула голову в плечи.