– А ты в этом уверен? – спросила Гретель. Керстин стояла на пороге отделения полиции – не иначе заходила проведать муженька. Но сейчас она явно кого-то поджидала… а может, и стерегла. Хотя Керстин смотрела в другую сторону, девочка опасалась, что она оказалась здесь не случайно. Ведьмы могли засомневаться, станут ли Гензель и Гретель молчать о том, что видели на древнем капище. А если так, что они сделают? Заколдуют не в меру любопытных брата и сестру, наложат на них проклятие или наведут порчу? «Это еще надо уметь», – подумала Гретель. Нож и веревка куда надежнее любых заклинаний. А потом полиция обнаружит Гензеля и Гретель в каком-нибудь овраге… Околачиваясь на пороге полицейского участка, Керстин могла одновременно следить за теми, кто покидает Марбах-плац через Торговую и Восточную улицы. – Все-таки предлагаю не кидаться волку в пасть, – сказала Гретель. – Давай обойдем с другой стороны? Добраться от Марбах-плац до дома можно было тремя способами. Первый и самый удобный – по Восточной улице и дальше вдоль Сырого Погоста. Второй, длиннее, – мимо пустырей и нового кладбища. Третий же путь был самым коротким и самым рискованным – напрямую через фермы. Самые отчаянные дети – те, что не боялись сторожевых собак и фермеров с ружьями, заряженными солью, – летом ходили именно так, через дырки в заборах. Но осенью, в сезон дождей, ты рисковал утонуть в грязи раньше, чем получишь заряд соли в мягкое место. – Думаешь, на новом кладбище безопаснее, чем на Сыром Погосте? – поморщился Гензель. – Только время потеряем! – Нет. Но я думаю, Керстин знает, как мы обычно ходим. Если «святая шестерка» решила нас выследить… – Ой, – перебил сестру Гензель, – идем уже. Через кладбище так через кладбище. Гензель определенно не разделял опасений сестры по поводу Керстин, но и долго спорить не желал. Дети прошли вдоль витрин, удаляясь от полицейского участка, и свернули на Западную улицу, которая вела к новому кладбищу. Ведьма наверняка осталась на Марбах-плац, но Гретель все равно шла, ускоряя шаг. В голове возник жутковатый образ – черноволосая Керстин превращается в ворону и кружит над площадью, над чумным столбом и горгульями собора Святого Генриха. Ее глаза-бусинки высматривают брата и сестру, которые, на свою беду, вышли из дома за пряниками… – Куда мы так летим? – поинтересовался Гензель. – Да никуда, просто… – пробормотала Гретель. Ссадина на затылке начала пульсировать, отдаваясь в черепе приглушенной болью. Вспомнив, что доктор прописал ей месяц постельного режима, Гретель замедлила шаг. «Ладно уж, вернусь домой, лягу в кровать, – подумала она. – Хватит с меня приключений!» Каменная брусчатка сменилась деревянной, двух-трехэтажные дома – низенькими лачугами. Гензель и Гретель вышли на западную окраину города. Левее протянулся пустырь, которому однажды предстояло стать очередным жилым или рабочим районом города. Впереди виднелось новое кладбище, а дальше, на горизонте, протянулась сизая полоска Либкухенвальда. Гретель не хотелось даже смотреть в его сторону. Посреди пустыря между городскими окраинами и кладбищем стояла старая часовня. Ее единственная башня вонзалась в небо подобно узкому потемневшему кинжалу. Давным-давно, когда собор Святого Генриха только строился, там проводились службы. Потом часовню стали использовать как склеп для богачей и вельмож. – А ты знал, что там, – Гретель указала на часовню, – похоронен Альфред Мебиус, наш прадед? – Ага, мама когда-то рассказывала, – кивнул Гензель. – Да. Он был героем Войны Десяти Королей и… – И вы очень скоро с ним увидитесь! Холодный высокий голос прозвучал чуть ли не над ухом у Гретель. Она вздрогнула и резко обернулась. Ведьмы подобрались к детям со стороны домов, растянувшись подковой. Как им удалось подойти так близко, не выдав себя случайным звуком, оставалось лишь догадываться. Глядя на Фелицию Руппель, которая вечно топала, будто стадо слонов, Гретель готова была поверить, что здесь не обошлось без колдовства. Если раньше фрау из церковного комитета внушали Гретель страх, то сейчас это чувство следовало умножить на тысячу. Керстин, Фелиция, Бри, Леонор, Урсула и Хулда – на сей раз хотя бы одетые – выглядели немногим добрее хищных птиц из Пятой книги пророков, тех самых, что выклевали глаза детям, наблюдавшим блуд. Но если ребятишки из душеспасительной притчи поплатились за любопытство, то Гензелю и Гретель просто «повезло» оказаться не в то время не в том месте… – Оставьте нас в покое! – воскликнул Гензель. – Мы не собираемся никому докладывать о том, что видели в лесу! Нам вообще без разницы, чем вы там занимаетесь! – Может, собираетесь, а может, и нет, – пробасила Фелиция. – Наша репутация слишком дорога, чтобы ею рисковать. «Несвятая шестерка» стояла так, что Гензелю и Гретель оставался лишь один путь к отступлению – через пустырь. Как назло, рядом не было жилых домов, только обнесенные заборами огороды, сараи без окон и курятники. Ведьмы могли прямо сейчас разорвать детей на клочки, и никто бы этого не увидел. Гензель и Гретель начали медленно пятиться. Вслед за ними фрау из «несвятой шестерки» пересекли заросшую сорняками обочину. – Мы будем помалкивать, честно! – сказала Гретель. – В любом случае нам бы никто не поверил! – Конечно, вы будете молчать. – Бри издала высокий смешок. – Мертвые вообще не слишком много болтают. – Вы не только сунули свои любопытные носы куда не следует, – подхватила Леонор. – Но к тому же сорвали важный ритуал! А с такими вещами не шутят! – Я бы сказала, в другой раз трижды подумайте, прежде чем связываться с Темными сестрами. – Бри снова захихикала, возбужденно и слегка истерично. – Но, боюсь, другого раза уже не будет! Темные сестры – вот, значит, как они называют свой клуб любительниц плясать голыми под луной. А вовсе не женским церковным комитетом или «святой шестеркой». Интересно, как бы такое название понравилось преподобному? – Уверена, мы сможем как-нибудь… – начала Гретель, когда на нее, подобно медведю в платье, набросилась Фелиция. Девочка пискнула и попыталась вывернуться, но оказалось, при надобности фрау Руппель умела быть проворной. Сильные пальцы ухватили Гретель за шиворот и встряхнули, как нашкодившего котенка. Краем глаза она успела заметить, что Урсула и Леонор уже скрутили Гензеля. Решив, что, сопротивляясь, только заработает новые синяки, Гретель притихла. Фрау молча повели пленных через пустырь, прямиком к старой часовне. – Святая инквизиция до вас доберется, – посулил Гензель, за что получил от Бри звонкую оплеуху. Через несколько минут процессия достигла часовни. Ветер и дождь не смогли навредить каменной кладке, зато отполировали пару горгулий по углам здания. Казалось, некое существо, наделенное шершавым, как наждак, языком, долго и жадно облизывало каменных бесов, как ребенок облизывает фигурный леденец на палочке. Остроконечная крыша башни была покрыта не черепицей, а листовым свинцом, что усиливало сходство с кинжалом, нацеленным в небо. Колокол давно сняли и перенесли на звонницу собора Святого Генриха, так что сейчас под крышей спокойно гнездились голуби и прятались от солнца летучие мыши. – Если вы хотели помолиться, у меня для вас плохие новости – лавочка закрыта, – сказал Гензель. На этот раз он следил за Бри и успел увернуться от затрещины. Гретель впервые подошла так близко к старой часовне. Она вообще была не из тех детей, что считали своим долгом осмотреть каждый заброшенный дом, исследовать каждый чердак и заглянуть в каждый незапертый подвал. Раньше Гретель думала, что часовня разваливается, и, как видно, ошибалась. Круглое окно над входом хоть и заросло плющом, но оставалось целым, черепица лежала на своих местах. Постройка была старше, чем собор на Марбах-плац, однако пока что не думала рассыпаться. Хулда извлекла из кармана связку тяжелых кованых ключей и поднялась по ступенькам. Гретель сделала вывод, что часовня, как место погребения, тоже находилась в ведении Шварцев. Щелкнул замок, и Хулда – при живом муже одетая как скорбящая вдова – с усилием потянула за ручки. Высокие деревянные створки нехотя распахнулись, и в лицо собравшимся пахнуло пыльным, застоявшимся воздухом. – Вперед, – сказала Фелиция, подтолкнув Гретель. Шесть ведьм и двое их пленников зашли в здание. Хулда закрыла двери. Сама часовня, по сути, представляла собой полутемную каменную коробку с высоким сводчатым потолком. Кое-где у стен стояли деревянные статуи святых, рассохшиеся и облезлые, – грустное напоминание о тех временах, когда здесь служились мессы. Хулда пересекла зал и остановилась у обитой железом двери. – В крипту их, – бросила она, глянув на детей. Вновь лязгнули ключи, заскрипели ржавые петли, и взору Гретель открылась уходящая вниз каменная лестница. Из тоннеля тянуло холодом и сыростью. – Вот здесь вы нас и подождете, – с этими словами Фелиция пихнула Гретель в спину. Девочка споткнулась на верхней ступени, сделала пару неловких шагов и схватилась за неровную, сложенную из грубо отесанных блоков стену. – Уберите от меня руки, вы, мерзкие ведьмы! – Гензель явно не желал спускаться в крипту. Он начал извиваться, как одержимый, над которым проводят обряд экзорцизма, и даже попытался укусить Урсулу за пальцы. – Ах ты паршивец! – вскрикнула ведьма, отдергивая руку. – Сестры, он кусается! На помощь Урсуле и Леонор пришла Бри, и втроем они быстро затолкали Гензеля в коридор. Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. Брат и сестра очутились в кромешной тьме. – Чтоб их!.. – Судя по звуку, Гензель пнул дверь. – Если выберемся отсюда, напишу донос в Святую инквизицию! У них ведьмы под носом ходят, а они что? Где их хваленые костры?! – Гензель, замолчи, пожалуйста, – вздохнула Гретель, прислоняясь спиной к холодной каменной стене. – Оттого, что ты орешь, лучше не станет. – А что еще делать?! – Из темноты донеслось глухое «бом!» – это Гензель снова ударил дверь. Впрочем, он послушал сестру и замолчал. Сейчас Гретель слышала лишь его возмущенное сопение и голоса «несвятой шестерки», приглушенные створкой. Девочка попыталась разобрать, о чем они говорят, но выхватила лишь отдельные слова и фразы: «обряд», «сегодня же ночью!», «кровавая жертва». Последнее словосочетание Гретель совершенно не понравилось. Она сползла по стене, села на каменную ступеньку и обхватила колени руками. Что же это творилось на свете, в самом деле?! Ведьмы спокойно стояли посреди часовни – освященного, между прочим, места! – и рассуждали, как лучше принести дьявольскую жертву. Ладно, часовня – здесь давно не служили мессы, хотя Гретель сомневалась, что благодать имеет свойство так просто выветриваться. Фрау из «несвятой шестерки» дневали и ночевали в соборе Святого Генриха, опускали пальцы в кропильницу со святой водой, принимали причастие. И ничего! Их до сих пор не поразило громом и молнией, слепотой или язвами, как это случалось с грешниками в книгах пророков. Даже каменная горгулья на голову никому не упала! Преподобный Дельбрук вообще считал фрау, что совещались сейчас за дверью, образцами благочестия, и вместе с ним так думал почти весь Марбах! Гретель вспомнила историю, которую любила повторять сестра Агнес. Собор на Марбах-плац недаром носил имя святого Генриха, что проповедовал в этих краях, обращая племена язычников в истинную веру. Сам Генрих жил в горах, среди льдов и заснеженных пиков, предаваясь молитве и благочестивым размышлениям. Кельей ему служила пещера, а пищу приносили орлы и снежные барсы. Время от времени Генрих спускался с гор, пересекал Либкухенвальд и начинал проповедовать язычникам, что жили вдоль берегов Зальц-Ахена. Многие соглашались принять крещение, которое Генрих проводил тут же, в водах реки. Все больше народа переходило в истинную веру, а капища пустели. Язычники, не желавшие отречься от ложных богов, решили положить этому конец. Они подговорили блудницу, которая в то время носила ребенка, оклеветать святого. Когда Генрих в очередной раз спустился с гор и начал проповедовать, эта распутная женщина закричала: – Ты говоришь о воздержании и благочестии, а при этом стал отцом моего ребенка! Святой Генрих не смутился. Он коснулся живота блудницы и произнес: – Дитя, ответь, кто твой отец! И тогда все собравшиеся услышали, как из чрева женщины донесся отчетливый голос: – Пастух мой отец! Все, кто в тот день собрался на берегу Зальц-Ахена, тут же уверовали. У распутницы начались схватки, и она родила, только не младенца, а камень. Разрешившись от бремени, она умерла, но перед смертью успела покаяться. Как утверждала сестра Агнес, камень, рожденный блудницей и очертаниями похожий на ребенка, лег в фундамент собора Святого Генриха. – Эти стены, – говорила монахиня, – воздвигнуты на священной реликвии, а значит, никакое зло не может коснуться их! Темные сестры, по мнению Гретель, являлись натуральным воплощением зла, сатанистками и злодейками. Однако же это не мешало им заходить в собор. А еще раз в год собирать деньги на его ремонт, покупку церковной утвари и священных книг. Тишину подземелья нарушил короткий скрежещущий звук, и Гретель отчетливо увидела оранжевую искру. – У тебя там что, огниво? – удивилась она. – Ага, – раздался голос Гензеля. – Поищи факел, пока я буду разжигать огонь. – Где я его тебе найду? – Да на стене был! Ты куда смотрела, пока я с ведьмами дрался? Гретель смотрела, как ее брат пытается откусить пальцы Урсуле, а вот факел не заметила. Сейчас она принялась ощупывать стены. – А зачем ты носишь с собой огниво? – поинтересовалась Гретель, вслепую шаря по каменной кладке.