– Вот она! – Гензель запустил руку в гроб. – Прадедушка, надеюсь, вы не сердитесь… Мы не просто так, нам действительно нужно. В свете факела сверкнуло узкое изогнутое лезвие. Сабля, которую вытащил Гензель, не поржавела и, судя по всему, оставалась такой же острой, как в день, когда Альфред Мебиус снес голову Казимира Кривого. – Вылезай оттуда, – сказала Гретель, отступая. Гензель перепрыгнул бортик и лихо взмахнул саблей. Лезвие свистнуло, рассекая воздух. – Не думаю, что это поможет нам сломать дверь, – заметила Гретель. – Скорее уж сабля сломается. – Жаль, прадедушка Мебиус не был знаменитым шахтером, тогда бы его похоронили с киркой или ломом, – покачал головой Гензель. – Ну ничего! В крайнем случае нам будет чем отбиваться от ведьм. Такого они точно не ожидают! Брат и сестра покинули крипту и поднялись по лестнице. Гретель не сумела бы точно сказать, сколько времени они с Гензелем провели внизу, но из-за двери по-прежнему доносились голоса Темных сестер. Гретель вставила почти прогоревший факел в кольцо на стене, а потом приложила палец к губам, призывая брата к молчанию. В двери имелась замочная скважина, и девочка приникла к ней ухом. – Но прежде мы никогда не приносили в жертву человека! – сказала Бри. – Это совсем не то же самое, что зарезать курицу! – Не вижу разницы, – пробасила Фелиция Руппель. – Ритуал есть ритуал. Для него требуется кровавая жертва. И ясно, что крещеный ребенок подойдет лучше, чем какая-то курица! «Значит, наши ведьмы до сих пор не похищали детей и не приносили человеческие жертвы, – поняла Гретель. – Это для них новое дело. А все пропавшие дети на совести ведьмы Пряничного домика!» – Может, прежде чем начинать, стоит лучше изучить гримуар? – предложила Бри. – А Гензель и Гретель могут пока посидеть в крипте. Здесь их никто не найдет. – Соглашусь с Бри, – подала голос Урсула. – А если детишки ослабеют, так еще лучше – не будут кусаться, когда мы поведем их в лес! – Мы годами изучаем гримуар, – недовольно произнесла Фелиция. – И все без толку. Считаете, за две-три ночи нам откроется какая-то тайна? – Не откроется, – сказала Леонор. – Надо действовать смелее, а не чахнуть над старой книжкой! Темные сестры – дилетантки, теперь Гретель в этом не сомневалась. Похоже, они гнались за колдовской силой и даже имели в своем распоряжении древнюю магическую книгу. Но им недоставало знаний, чтобы понять написанное там. – Мы совершим ритуал этой ночью! – отрезала Фелиция. – И если кому-то не… В этот момент за дверью раздался оглушительный грохот, как будто в часовне взорвался бочонок с порохом. От неожиданности Гретель подалась назад и тяжело села на каменную ступеньку. Часовня вздрогнула, и в зале, где совещались ведьмы, загремел мужской голос: – Что вы здесь устроили?! Стоит оставить вас ненадолго – и уже какие-то проблемы?! – У нас… у нас… никаких… – Голос Фелиции дрожал. – Чего ты там блеешь? – Незнакомый голос сочился презрением. – Мы с сестрами готовим обряд, – затараторила Бри. – Мы и раньше пытались снять печать, но вы же всё знаете… это непросто. И вот мы подумали, что человеческая кровь… – Этих детей нельзя трогать! – перебил мужчина, и от его возгласа вздрогнули каменные стены. – Выпустить их, немедленно! За дверью загремели ключи. Видимо, руки фрау Шварц тряслись, потому что сначала она уронила связку, а потом никак не могла попасть в скважину. – Чего ты там возишься, быстрее! – подгонял мужчина. – Если бы мы только знали! – бубнила Фелиция. – На первый взгляд эти милые детишки ничем не отличаются от остальных. На них ваше темное благословение, верно? Но как мы могли это знать?.. – Дай сюда. – Гретель выхватила у Гензеля саблю и спрятала под полой куртки. В следующую секунду дверь распахнулась, и Хулда зашипела: – На выход, быстро! Гретель не знала, радоваться ей или нет. С одной стороны, кто-то могущественный запретил ведьмам трогать ее и Гензеля. А с другой – голос, от которого то и дело начинали дрожать стены часовни, пугал до чертиков. Брат и сестра снова очутились в мрачноватом зале. Все Темные сестры, кроме Хулды Шварц, лежали ниц, распластавшись на полу. А над ними возвышалась фигура, при виде которой Гретель едва не лишилась чувств. – Дьявол!.. – пробормотал Гензель и, похоже, был совершенно прав. Мускулистый торс, что сделал бы честь любому силачу, венчала козлиная голова. Уши демона прядали, розоватые ноздри трепетали, а квадратные зрачки смотрели безо всякого выражения. Мощные рога были острее любой пики. Ниже пояса существо покрывала пегая спутанная шерсть. Широкие раздвоенные копыта, изогнутые назад колени – ноги демона, как и голова, принадлежали козлу. Посреди часовни стоял персонаж древних легенд, которому место на средневековых гравюрах, а не в реальной жизни. «Я уже встречала его, в канун Праздника Урожая», – с ужасом поняла Гретель. Тогда демон выглядел иначе – как черный козел, вставший на задние ноги. Но девочка узнала его взгляд – пугающий, леденящий, проникающий в самую душу. Гретель не представляла, что будет дальше. Может, все это жестокий спектакль – вот сейчас кошмарное существо рассмеется и прикажет ведьмам разорвать детей на части. А может, само подденет их рогами-пиками. Вместо этого козлоногий демон сделал по направлению к замершим детям несколько шагов. Он шел медленно, словно не хотел спугнуть Гензеля и Гретель. – Не бойтесь, вас никто не тронет, – негромко произнес он, протягивая к детям руку раскрытой ладонью вверх. – И я тоже не причиню вам вреда. Слушая слова утешения от обитателя преисподней, Гретель чувствовала, что вот-вот сойдет с ума. Не задумываясь о том, что будет дальше, она с криком выхватила саблю и наотмашь ударила демона. Брызнула темная кровь, и Гретель увидела, как мимо ее лица летит отсеченный палец, кривой и когтистый. Демон отдернул руку и, подняв морду к потолку, издал нечеловеческий вопль. Стены часовни задрожали, пол подпрыгнул, как во время землетрясения. С потолка посыпались мелкие камни, а секунду спустя разом раскололись стекла во всех окнах. Гретель не могла пошевелиться и лишь крепче сжимала эфес прадедушкиной сабли. Казалось, что от крика демона ее кости раскрошатся, превратятся в песок, а потом – в пыль. – Бежим! – Гензель толкнул сестру в спину. Существо продолжало кричать, тряся рукой, а из обрубка хлестала кровь. Ноги Гретель словно приросли к полу, но Гензель снова толкнул ее, заставляя сдвинуться с места. – Уходим, сейчас здесь все рухнет! – закричал мальчик, увлекая сестру к выходу. Кажется, ведьмы пришли к аналогичному выводу, потому что тоже спешили к дверям – кто бегом, кто на четвереньках. «Я ранила настоящего демона!» Только сейчас Гретель осознала, что наделала. Он мог придушить ее, как цыпленка, но почему-то не стал. В памяти всплыли слова Фелиции: «На них ваше темное благословение, верно? Но как мы могли это знать?..» Гензель, Гретель и кто-то из Темных сестер разом врезались в закрытые двери. Створки распахнулись, выпуская беглецов наружу. Осознав, что до сих пор сжимает клинок, перепачканный кровью демона, Гретель отшвырнула его в сторону. Ведьмы неслись через пустырь, подальше от чудовища, с которым, похоже, были неплохо знакомы. Впереди всех бежала грузная Фелиция Руппель, придерживая длинную юбку. Из часовни все еще доносились нечеловеческие вопли, а потом вдруг что-то загремело, затрещало, и над пустырем воцарилась тишина. Ведьмы продолжили бежать, а Гензель и Гретель остановились. Девочка не сомневалась, что, обернувшись, увидит разрушенную до основания часовню. Но нет – стены и колокольня стояли, как и прежде, а вот крыша обвалилась. Над постройкой поднималось облако пыли. – Его придавило? – дрожащим голосом спросила Гретель. – Он же демон, что ему сделается, – пожал плечами Гензель. – Небось сбежал в преисподнюю… Брат и сестра двинулись через пустырь, прочь от прокля́той часовни. – А все-таки как ты его, – усмехнулся Гензель, когда они уже шагали по Смолокурной. – Рубануть саблей демона – сестра, я тебя недооценивал! – Не хочу говорить об этом, – поморщилась Гретель. – И напрасно. В часовне произошло что-то странное: ведьмы собирались принести нас в жертву, но явился демон и надавал им по шеям. Так было? – В общих чертах. – Я бы хотел знать, с чего бы это демону из ада за нас заступаться, – сказал Гензель. – Меня это тоже беспокоит, – проворчала Гретель. – Я теперь как-то неловко себя чувствую. Понятия не имею, что буду говорить на ближайшей исповеди! Представь: «Святой отец, я согрешил. Не знаю, как именно, но теперь за меня заступаются демоны! И даже не хотят принимать в качестве кровавой жертвы!» Гретель фыркнула. – Слушай, а может, мы с тобой отмечены Божественной благодатью? – предположил Гензель. – Ну, как святые в книгах пророков. Черти посовещались и решили, что такие в аду не нужны… – Вот объясни, – попросила Гретель, – что еще должно произойти, чтобы у тебя пропало желание шутить? Приближаясь к дому, брат и сестра заметили, что над печной трубой поднимается дым. – Папа уже дома? – удивилась Гретель. – Странно! – Да, на него не похоже, – согласился Гензель. Дети вошли в «каминный зал» и увидели Томаса Блока. Он, по своему обыкновению, сидел у огня, но, когда на пороге возникли Гензель и Гретель, поднялся с кресла. Гретель не помнила, чтобы отец хоть раз простудился или подхватил насморк. Он объяснял свое крепкое здоровье просто: «Это все лесной воздух». Но сейчас он выглядел как человек с высокой температурой – бледный, осунувшийся, под глазами темные круги. На лбу блестела испарина. – Папа, что случилось? – встревожилась Гретель. – Ты заболел? – Все в порядке, ничего страшного. – Томас Блок шагнул навстречу детям, и только тогда Гретель заметила на его правой руке окровавленную повязку. – Ой! Ты поранился на работе? – Гретель двинулась было к отцу, но вдруг остановилась. – У тебя… не хватает пальца? – Да, – кивнул Томас, разглядывая забинтованную руку. – Но я не сержусь. Ты просто испугалась. Это было странное чувство, как будто внутри что-то сломалось. Так лопается пружина в отлаженном часовом механизме – с печальным, почти погребальным звоном. Ощущая сосущую пустоту где-то в области сердца, Гретель попятилась. – Позволь мне объяснить… – Хозяин дома сделал шаг к детям. Входная дверь была приоткрыта, и «каминный зал» пересекала полоса дневного света. Она легла на покрытое испариной лицо Томаса, и Гретель отчетливо увидела, что его зрачки стали квадратными, точно как у Козлоногого.