Откуда-то возникают Карл и Себастьян – еще две горгульи, раньше спокойно взиравшие на Марбах-плац с колокольни собора. На обоих белые халаты. Они хватают Гретель за руки и волокут в темноту. А оттуда, из липкого и холодного, как болотная жижа, мрака, уже слышится визг и скрежет сверла. – Отпустите! – Гретель орет и отбивается. – Вы не имеете права, я ваша крестная мать! – Чего-чего? – Голос принадлежит Гензелю. – Какая мать? Радуясь, что брат оказался рядом, Гретель подскакивает… и ударяется обо что-то макушкой. – Ой… – Тебя что, мало последнее время по голове били? – спросил Гензель. – Решила добавить? Гретель огляделась и поняла, что едет на заднем сиденье автомобиля, крышу которого и попыталась пробить собственной многострадальной головой. Звуки, которые она приняла за свист дрели, издавал мотор. – Дурацкий сон приснился, – буркнула Гретель, сползая по кожаной спинке кресла. – Сколько мы уже едем? – Часа полтора примерно. – Почти на месте, – сказал Филипп. Гретель выглянула в окно. Мимо проносились дома с побеленными фасадами и черепичными крышами, ухоженные лужайки и аккуратные лавочки с деревянными вывесками. По многолюдным улицам то и дело проезжали автомобили и крытые повозки. В сравнении с родным городом Гензеля и Гретель Альпенбах выглядел непривычно светлым. В таком месте едва ли мог окопаться тайный ведьминский кружок или засесть демон-оборотень. «Чем дальше от Либкухенвальда, – подумала девочка, – тем приятнее места… Ненавижу этот лес!» Гретель представляла психиатрическую лечебницу Альпенбаха чем-то средним между тюрьмой для особо опасных преступников и готическим собором с башнями и горгульями. А еще с кованой оградой и скрипучими воротами. Когда Филипп Хофманн остановил автомобиль возле двухэтажного кирпичного здания, девочка не сразу сообразила, что пора выходить. – Как тут… симпатично, – пробормотал Гензель, перевешиваясь через сестру и выглядывая в окно. Похоже, и он ожидал чего-то более зловещего. В такой постройке вполне могла располагаться элитная частная школа или пансион. Пожалуй, единственное, что совпало с образом, который нарисовало воображение Гретель, – наличие кованого забора. Впрочем, прутья не были заострены поверху, подобно пикам, а оканчивались шариками. Прямо за оградой, справа, располагалась деревянная будка. Окошко распахнулось, и оттуда высунулась неприветливая физиономия привратника: – По какому вопросу? – Филипп Хофманн, – представился провожатый Гензеля и Гретель. – А это мои племянники. Собираемся навестить одну из ваших постоялиц. Привратник смерил троицу подозрительным взглядом, почему-то задержавшись на Гензеле, и с явной неохотой покинул будку. Гретель решила, что здесь не так часто бывают посетители, и главная задача охранника у входа – не встречать гостей, а следить, чтобы пациенты не разбежались. Привратник погремел связкой ключей и распахнул калитку, установленную в правой створке ворот. Когда Филипп, временно ставший дядюшкой, и его «племянники» ступили на территорию лечебницы, за их спинами лязгнул тяжелый замок. Во внутреннем дворе было зелено и просторно – вдоль посыпанных мелким гравием дорожек росли кусты можжевельника и самшита, из алебастровых вазонов свешивались первые бутоны камелии, зацветавшей как раз в ноябре. Там и тут стояли лавочки и небольшие деревянные беседки. Почти все они пустовали, и лишь в одной Гретель заметила двух старушек – они коротали время за игрой в карты. Людей во дворе было немного. Пока Филипп, Гензель и Гретель шли по центральной аллее, протянувшейся между воротами и главным входом в лечебницу, они увидели всего несколько женщин в одинаковых платьях, похожих на серые балахоны. Вглядываясь в лица пациенток, Гретель убедилась, что Хофманн-младший не ошибся: это действительно психиатрическая больница, а не пансион или дом ветеранов. Женщины в сером напоминали неприкаянных призраков – они медленно перемещались по дорожкам, скользя безумным, отрешенным взглядом по вазонам, лавочкам и беседкам. Марта Блок могла подолгу смотреть в окно или на пылающий очаг, но при этом казалось, что ее взгляд обращен внутрь. Значило ли это, что одной ногой она уже шагнула в пучину безумия? Что здесь ей – самое место? Гретель на всякий случай взяла брата за руку, хотя никто из женщин не проявлял агрессии – большинство смотрели сквозь гостей, так, словно их не существовало. – Если что, я – двоюродный брат Марты, – сказал Филипп. – С пациентами можно встречаться только родственникам. Гретель кивнула – ей было все равно, какую легенду придумает Хофманн-младший, главное, чтобы угрюмый привратник не выставил их на улицу. Филипп, Гензель и Гретель только подходили к порогу, когда входная дверь распахнулась и навстречу им вышла женщина лет пятидесяти, в белом халате и шапочке. – Филипп?.. – На ее строгом лице возникла и тут же исчезла профессиональная улыбка. – Герр Хофманн предупредил о вашем визите. Вообще-то приемные часы у нас с утра, но как отказать Бонифацию?.. Золотой человек! – Спасибо, что сделали исключение, – поблагодарил Филипп. – Как себя чувствует Марта? – Вроде бы неплохо, – ответила медсестра. – Ей назначили кровопускание и бромид калия. Знаете, ведь только пять процентов больных возвращаются к нормальной жизни, к семьям и работе. Будем верить, что ваша сестра попадет в это число. Узнав, что матери пока не просверлили череп, Гретель искренне обрадовалась: возможно, в лечебнице не так ужасно, как рассказывают те, кто здесь никогда не бывал. И, значит, оставался шанс, что Марта будет в состоянии понять, зачем к ней приехали Гензель и Гретель. Девочка размышляла о черепах, вскрытых в лечебных целях и на благо науки, пока не услышала: – …Да-да, некоторых пациентов приходится принудительно госпитализировать. Марта Блок пыталась убить свою дочь, как вы знаете. Острый психоз, бредовые идеи… – Медсестра посмотрела на Гензеля и Гретель так, словно до этого момента их не существовало. – А это, кстати, кто? – Это мои дети, племянники Марты, – не моргнув глазом соврал Филипп. – Думаете, уместно было приводить их сюда? – Медсестра поджала тонкие губы. – С учетом особенностей ее психоза. – Ну, Марта обижала только своих детей, – развел руками Хофманн-младший. – К остальным она относилась не так уж плохо. – Что ж, ваше дело. Сегодня Марта ведет себя спокойно, и вы можете пообщаться в саду. Наши санитары наблюдают за пациентами, но на всякий случай держите детей подальше… Медсестра указала Филиппу на пустую беседку в глубине сада, после чего вернулась в лечебницу. Спустя несколько минут санитар – плечистый детина с челюстью как у бульдога – привел мать Гензеля и Гретель. Было странно и непривычно видеть ее в сером больничном балахоне. Усадив Марту на лавочку, санитар отошел на несколько метров и отвернулся. – А я уж думала, что за двоюродный брат у меня отыскался?.. – сказала Марта. – Решила взглянуть своими глазами, а тут сын аптекаря и… вы. – Поскольку это дело семейное, – Филипп хлопнул себя по коленям и поднялся с лавочки, – я вас оставлю. Он отошел от беседки и сделал вид, что увлеченно разглядывает камелии. – Ну и чего вы явились? – спросила Марта, с легкой неприязнью оглядывая детей. – Да еще аптекаря зачем-то притащили. Что вы ему наплели, интересно? Несмотря на ее грубый тон, Гретель решила, что матери действительно любопытно, зачем Гензель и Гретель проделали такой путь. А значит, был шанс разговорить ее. – Мы хотим кое о чем спросить тебя, – сказала Гретель. – Но для начала я хочу понять, что произошло на могиле бабушки. Зачем ты пытала меня? В чем я провинилась? Марта развалилась на скамье, раскинув руки, и несколько секунд сверлила Гретель прямым, ничего не выражающим взглядом. Девочка ответила на вызов и не опустила глаза. – Да потому, что вы не мои настоящие дети, а бесы-подменыши! – проговорила наконец Марта. – Ты это серьезно? – обиженно воскликнул Гензель. – Как тебе вообще такое могло прийти в голову?! А чего уж там, может, я сам Люцифер, а Гретель – старина Джек в юбке? Марта скучающе побарабанила пальцами о спинку скамьи. – Марбаху очень не повезло. Отцы-основатели города не понимали, что это за место, а если бы понимали – бежали б отсюда, не оглядываясь. В Либкухенвальде есть развалины древнего языческого храма, где находятся ворота в преисподнюю. Из этого разлома приходят бесы, чтобы забрать человеческих детей и оставить вместо них бесенят. Так произошло и с моими любимыми… – голос Марты дрогнул, – Гензелем и Гретель. – Мам, что за бред?.. – начал Гензель, но Марта тут же его перебила: – Я тебе не мать, бесеныш! Не смей меня так называть! – Да пожалуйста, – сквозь зубы произнес тот. – Но ты хоть объясни, почему считаешь нас бесами? У меня ни рогов, ни копыт! Даже хвоста нет! – Есть, только их не видно, – отмахнулась Марта. – Это наваждение, отвод глаз. Дьявольские чары! – Значит, и ты не видишь рогов. – Гензель поднял руку над головой, расставив указательный и средний палец буквой «V». – А как же ты поняла, что мы с Гретель – бесы? – Очень просто. В один момент вы изменились, стали капризными, неуправляемыми, злыми. Я смотрела на вас, а видела гадких дьяволят. Это произошло, когда Гретель было пять, а тебе четыре. Гензель и Гретель переглянулись. Может, они и не были образцовыми детьми, но уж ничуть не хуже остальных. – Материнское сердце не обманешь, – продолжила Марта. – Я сразу поняла, что вы – подменыши. – Так себе доказательства, – проворчал Гензель. – В суде тебя бы даже слушать не стали. – Так значит, ты мучила и била нас, потому что считала бесами? – уточнила Гретель. – И да и нет, – пожала плечами Марта. – Говорят, если мучить бесенка, об этом узнает его настоящая мать-дьяволица и совершит обратный обмен. Теперь Гретель начала понимать, почему на кладбище, заслышав шаги сторожа, мать так обрадовалась: она считала, что ей вот-вот вернут ее настоящих детей. – Как ты можешь такое говорить?! – не мог успокоиться Гензель. – Я прекрасно помню себя маленьким, помню времена, когда мы были нормальной семьей! Как ходили на речку, наряжали елку или готовили куличи к Пасхе! Марта откинула голову назад и засмеялась сухим смехом, похожим на карканье. – Это не твои воспоминания! А настоящего Гензеля! Иначе бы все бесенята понимали, кто они есть на самом деле, и не смогли правдоподобно притворяться детьми. Заменить человеческие воспоминания для чертей так же просто, как переставить книгу с одной полки на другую! – Очень уж ты много об этом знаешь, даже странно, – сказал Гензель. На это Марта лишь пожала плечами, мол, думай что хочешь. По мнению Гретель, эта история была как раз из тех, что можно услышать в психбольнице. Хотя каменные развалины в Либкухенвальде действительно существовали… – Если вы мне не верите… – будничным тоном проговорила Марта. – Советую отыскать Пряничный домик в лесу. Ведьма не такая ужасная, как о ней говорят. Ведь она не убивает человеческих детей, вовсе нет! Гензель открыл было рот, но Гретель наступила ему на ногу прежде, чем он успел произнести хоть слово. – Ее домик, – продолжила Марта, – это ловушка для бесенят-подменышей. Человеческим детям там ничего не угрожает, мало того, обычный ребенок даже не сможет отыскать Пряничный домик. Марта слегка наклонилась вперед. Ее глаза странно блестели, и Гретель подумала, что их с Гензелем мать недалека от того, чтобы пополнить ряды женщин-призраков, которые бесцельно бродили вокруг. – Но если вы – люди, а не бесы, так пойдите в лес. Чего вам бояться?