– А что, если нам сесть под каким-нибудь деревом и подождать рассвета? – внезапно предложил Гензель. – Не настолько сильно мне хочется ирисок, чтобы идти в гости к ведьме! – Не выйдет. Появятся волки, старина Джек или еще кто-нибудь похуже. Пряничный домик не даст нам отсидеться, раз уж мы сунулись в Либкухенвальд. Ничего, пусть ведет. Я хочу поговорить с ведьмой. – Так она и станет с тобой беседы беседовать! Посадит в печь – вот и весь разговор. – Посмотрим. Гретель прекрасно понимала, что пытаться отыскать ответы в Пряничном домике все равно что класть голову в пасть ко льву. И Марта Блок это понимала, когда советовала собственным детям, которых она, впрочем, таковыми не считала, навестить ведьму. – Ладно, – сказала Гретель после небольшой паузы. – Предположим, мы с тобой сумеем обхитрить Пряничный домик и вернуться домой. Что нам делать в этом случае, куда идти? Просить помощи не у кого – в полиции нам не поверят, в церковь дорога закрыта, а дома нас с тобой ждет оборотень! Я уже молчу про старину Джека! – Мы могли бы сбежать из города. Сесть в товарный вагон и добраться до Риттердорфа. – И что, жить там беспризорниками? Все равно Джек будет приходить ночь за ночью, пока не добьется своего… – Да уж лучше пусть… Вот же черт! Лампа мигнула и погасла. Мальчик поднес ее к уху, потряс и, не услышав плеска керосина, сказал: – Все, дальше пойдем в темноте. Эх, надо было свечи захватить… – В прошлый раз мы отыскали Пряничный домик без лампы и свечек, – пожала плечами Гретель. – Это заколдованное место, и ноги сами вынесут нас куда нужно. – Нам нужно домой, – проворчал Гензель, ставя лампу на землю. – Только, боюсь, мы туда не скоро попадем. Некоторое время брат и сестра шли молча, взявшись за руки. Без лампы пришлось заметно сбавить скорость, осторожно обходить поваленные деревья и овраги. Луна заливала поляны и прогалины холодным светом, серебрила воду в ручьях, но под сенью деревьев царил густой маслянистый сумрак. – А вдруг мы и правда подменыши и ведьма решит нас поджарить? – спросил Гензель, как обычно первым нарушая тишину. – Мне не понравилось в клетке, а в печи, я думаю, понравится еще меньше. – В прошлый визит нас никто не отправил в печь. А знаешь почему? – Конечно! Потому что мы нашли среди косточек Нильса нож и сумели убежать! – Нет, – покачала головой Гретель. – Потому что мы – обычные дети. Не подменыши и не полубесы. – А почему тогда отец… в смысле наш папа-оборотень не позволил Темным сестрам нас убить? Ты вот уперлась, а может, зря? – И что ты предлагаешь? Вернуться домой и сказать: «Привет, папа, извини, что отрубила палец! Просто не узнала тебя с козлиной башкой и копытами!»? – А что, было бы забавно… – сказал Гензель и снова замолчал. Кажется, лес отбил у него желание говорить. Гретель и сама чувствовала, что болтать сейчас, в сотый раз обсуждая одно и то же, так же странно и неуместно, как петь веселую песню на похоронах. Укрывая землю хвоей, роняя шишки и мелкие веточки, сосны Либкухенвальда из года в год ткали ковер однообразного бурого цвета. И эта перепревшая подстилка делала шаги Гензеля и Гретель практически неслышными. Брат и сестра шли по лесу, как два привидения. Да и сам Либкухенвальд будто бы вымер… а может, просто затаился, как хищник перед прыжком. В прошлый раз брат и сестра слышали множество странных и пугающих шорохов, уханье сов и завывание волков. Каждый звук заставлял вздрагивать и оглядываться. Но вот эта зловещая тишина давила на нервы куда сильнее. В домик на дереве Гензель и Гретель пришли вскоре после заката и провели там – спасибо старине Джеку! – не больше часа. А лесную избушку они искали уже около двух с половиной – трех часов, во всяком случае, по ощущениям Гретель. Приближалась полночь – время ведьм. Стараясь не обращать внимания на пронизывающий холод и неестественную тишину, Гретель изо всех сил вглядывалась во мрак. И в какой-то момент заметила среди неохватных стволов мерцающий огонек. – Вот он, – прошептала девочка, останавливаясь. – А может, это стоянка охотников? – предположил Гензель. – Должно же нам хоть раз повезти… – Нет, это Пряничный домик, я чувствую. И, кстати, не бери грех на душу – нам с тобой часто везло! Гензель и Гретель двинулись на огонек. Янтарный, словно отблеск леденца, он то исчезал, то снова появлялся. – Я пойду к ведьме одна, – произнесла Гретель. – Если что-то пойдет не так – убегай! – Ой, да разве что-то может пойти не так?! – фыркнул Гензель. – Мы всего лишь идем в гости к ведьме Пряничного домика! А если серьезно… – Ты можешь быть серьезным? Вот бы не подумала! – Могу. Если серьезно, одну я тебя не отпущу. Если сгорим в печи, то вместе. Если уйдем от ведьмы целыми и невредимыми – тоже вместе. После небольшой паузы Гретель произнесла: – Спасибо. Гензель ничего не ответил, лишь пожал плечами. Дети прошли еще немного, и один огонек распался на два. Теперь уже не оставалось сомнений, что это окна Пряничного домика, вместо стекол забранные тончайшими леденцовыми пластинами. Луна светила ярко, заливая Либкухенвальд мертвенным светом, и, выйдя на поляну, Гретель во всех подробностях разглядела избушку под двускатной крышей, крытой плитками темного и молочного шоколада. Сложенная из нуги печная труба белела так, словно кто-то, наделенный дурным чувством юмора, вместо свечки воткнул в торт берцовую кость. Поглядев на ставни из ирисок и мармелада, девочка убедилась, что они целые. Кусок, что в прошлый раз отломил Гензель, то ли волшебным образом отрос, то ли был прилеплен ведьмой Пряничного домика. «Скорее первое», – подумала Гретель. Все-таки домик волшебный, а поблизости не имелось кондитерской лавки, чтобы покупать стройматериалы… – Идем, – сказала Гретель. Они прошли мимо окон, повернули за угол и увидели крыльцо, над которым светился круглый фонарь-леденец. Навес поддерживали огромные, выше человеческого роста, леденцовые тросточки. Три ступеньки, ведущие к двери, были сложены из галет, а сама дверь являла собой самую большую шоколадную плитку из тех, что Гретель доводилось видеть. Обычный человек не съел бы столько сладостей и за год. Пробираясь сквозь ночной лес, Гретель была полна решимости. Она представляла, как предстанет перед ведьмой Пряничного домика и потребует ответов. И та, пораженная смелостью и напором девочки, конечно же, все ей объяснит. Но теперь, когда оставалось лишь постучаться в дверь, Гретель ощутила, что ее уверенность тает, как шоколадная конфета на солнце. Внезапно тишину, накрывшую лес и поляну подобно душному одеялу, нарушил приглушенный рык. Гретель оглянулась и на границе светового пятна, что отбрасывал леденцовый фонарь, увидела два темных силуэта. Глаза волков отливали желтым, оскаленные зубы блестели. Теперь отступать было некуда. – Отстаньте! – скривился Гензель. – Мы с сестрой сами пришли, понятно? По доброй воле! Дети поднялись по ступенькам. Волки следовали за ними на небольшом расстоянии, щеря клыки и порыкивая. Гретель постучалась, но звук вышел глухой, едва слышный. Сообразив, что это все-таки не дерево, а шоколад, она толкнула дверь. Та бесшумно распахнулась, и взору девочки предстала знакомая кухня, освещенная разноцветными леденцовыми лампами. Из домика пахну́ло теплым воздухом, в котором ощущался запах трав, специй и выпечки. Гретель подумала, что здесь уже несколько дней никого не сжигали и вонь крематория успела выветриться. Следом за этой пришла другая, несвоевременная мысль: «Интересно, ведьма готовит булочки в той же печи, в которой сжигает детей?» На столе, посыпанном мукой, стояли жестяные баночки, лежали перепачканная тестом скалка и формы для выпечки. С учетом того что в глубине кухни возвышалась каменная печь, оборудованная механизмом для сжигания детей, эта картина казалась до странного будничной. – Здравствуйте! – Гретель постаралась, чтобы ее голос звучал уверенно, и это ей более-менее удалось. – Это Гензель и Гретель Блок. Мы пришли поговорить! – Ее нет дома, – сказал Гензель. – Попробовали – не вышло. Теперь можно идти обратно… В этот момент где-то в глубине домика хлопнула дверь. Раздались шаги, и Гретель увидела ведьму. В этот раз на ней было темное мешковатое платье из грубой ткани, передник в сальных пятнах и вязаная шаль. Если бы не странное освещение, она могла сойти за обычную хозяйку, которую оторвали от домашних дел. Но когда ведьма остановилась под синей леденцовой лампой, ее и без того бледная кожа стала землистой, как у трупа. Холодный свет заострил черты лица и подчеркнул седые пряди в темных взъерошенных волосах. В эту секунду посреди кухни стоял не живой человек, а кровожадный призрак, злой дух, вернувшийся с того света. – Мы пришли поговорить, – повторила Гретель, не в силах избавиться от ощущения, что обращается к мертвецу. – Вы пришли умереть, – сказала ведьма Пряничного домика. Прямо за спиной Гретель раздался басовитый рык, и что-то – очевидно, оскаленная волчья морда – грубо ткнулось в поясницу. Судя по тому, как чертыхнулся Гензель, с ним произошло то же самое. Ведомые волками, брат и сестра переступили порог Пряничного домика. Пройдя несколько шагов, они остановились в свете синей лампы. Ведьма поглядела на Гензеля и произнесла: – Тебя я обещала отправить в печь первым, шутник. Так и будет. – А меня учили пропускать фрау вперед, – отозвался мальчик. – Так что могу вам уступить. – Ну-ка, полезай в бесоприемник. – Ведьма кивнула в сторону печи. – А ты – в клетку. Не успели брат и сестра опомниться, как оказались там, где сказала хозяйка Пряничного домика: Гретель – в большой клетке у стены, Гензель – в маленькой, водруженной на рельсы, которые вели прямиком в жерло крематория. Теперь, когда дети оказались заперты, волки отошли к двери и улеглись там, как обычные псы. Размером бесоприемник едва ли превосходил клетку для собак, так что Гензелю пришлось встать на четвереньки. – Так я въеду в печь задом, – сказал он, ворочаясь. – А это как-то… неуважительно. Можно я вылезу и повернусь головой? Ведьма проигнорировала слова Гензеля. Она скинула шаль, закатала рукава и занялась печью – подняла заслонку и начала складывать в каменный зев дрова. Глядя на брата, запертого в клетке, Гретель не могла поверить, что это происходит на самом деле. Она как будто видела дурной сон или очутилась в одной из страшилок Гензеля. Ужас подступал холодными липкими волнами, сдавливал горло и скручивал внутренности в тугой узел. «Я просчиталась, – думала Гретель. – С ведьмой невозможно договориться. Она сожжет Гензеля, и его смерть будет на моей совести!» – А можно мне в туалет? – подал голос Гензель. – Не хочется вам тут все обделать. Хотя я могу! От очередной дурацкой шуточки, выданной братом, на глаза у Гретель навернулись слезы. Секунду назад она была готова сорваться, начать орать и биться о прутья. Но Гензель не кричал и не плакал, а ведь его уже затолкали в бесоприемник! «Я притащила его сюда, я должна быть сильной», – подумала девочка и решительным жестом смахнула слезы. – Эй, ведьма… – Гретель удивилась, услышав собственный голос. Он звучал уверенно и даже вызывающе. – Или, может, у тебя есть нормальное имя? Странно называть кого-то «ведьма». Хозяйка Пряничного домика продолжила молча загружать дрова в печь. – Хорошо, фрау ведьма. Мы пришли сюда по совету мамы. – Долгих ей лет и всего хорошего, – вставил Гензель. – Лучшая из матерей, честное слово! – Наш отец, Томас Блок, оказался демоном, которого слушаются Темные сестры, – произнесла Гретель. – Это наши местные ведьмы, ты, наверное, знаешь. Узнав это, мы уже не могли вернуться домой. Вместо этого мы поехали в больницу, где лежит наша мать, и выложили ей все как есть. К сожалению, она и слушать не хочет, что ее муж оказался бесом… – Инкубом, – внезапно произнесла ведьма. – Что? – не поняла Гретель. – Инкуб, демон-любовник. Именно так называется тварь, которая заморочила голову моей сестре. А заодно и этим курицам из женского комитета, которые имеют наглость называть себя колдуньями.