Руди схватился за планшет. Экран молчал. Часы на руке встали. – Идемте. Быстро. Подскочив к задней двери заброшенного магазина, Руди несколько раз подряд нажал на кнопку вызова. Прошло несколько бесконечно долгих минут, прежде чем кнопка пискнула. Руди рванул дверь на себя и – о счастье! – увидел металлический лист капсульной перегородки. Та отъехала, и вдруг… – Эй, вы там! Стоять! Юноша в форме вспомогательной полиции быстро шагал к ним, на ходу срывая с плеча винтовку. – Здесь запрещенная территория. Бред, никаких оснований считать разрушенное здание запрещенной территорией не было, но кто же станет спорить с человеком, у которого в руках оружие? И как можно спорить со временем, которое делает свое дело его руками? Руди выступил вперед, еще не зная, что будет делать дальше. Агата как-то съежилась за его спиной, скользнула внутрь капсулы, и полицейский снова крикнул. Потом все произошло одновременно: какая-то сила потянула Руди за плечи и повалила на пол, раздался стрекот оружия, и секунду спустя пули защелкали о бронированный металл. Как наркоман, который в бреду ищет только шприц, Руди увидел прямоугольные очертания консоли и потянулся к ней. Руки Агаты обессиленно сползли с его плеч, она осталась лежать на полу. Снаружи – Бум! Бум! Бум! – грохотали удары, новые голоса залаяли по-немецки. Руди навис над консолью. Он отчаянно пытался вспомнить. Агата застонала на полу, извиваясь, оставляя красные пятна. – Руди, пожалуйста, нажмите хоть что-нибудь… что угодно! Что угодно… Он закрыл глаза, взывая к памяти тела. Оно умное, оно вспомнит… Один-три-четыре-шесть-семь-девять. * * * – Тебе посылка! С тяжелым вздохом Руди отложил бутерброд. Из пакета выпала на стол брошюра. Настоящей бумагой пользовались редко. Официальные источники печатали на ней указы, начинающие писатели – первые книги. А юные ученые – защищенные диссертации. Например, такую: «С точностью до минуты. Новый взгляд на бомбардировки Бельгии в годы Второй мировой войны». Поперек титульного листа под названием было размашисто написано: «Спасибо!» Руди усмехнулся и потянулся к полке, чтобы поставить брошюру среди прочих. А потом нажал на мигающую кнопку приема новой заявки. Пора вытаскивать очередного умника. Сквозь горизонт Александр Ковалев 7 сентября 20хх года. В 22:00 сорок восьмая буровая шнековая установка прошла третий горизонт, двигаясь параллельно тридцать второй и одиннадцатой шнековым. В 23:45 тридцать вторая и одиннадцатая предположительно вошли в четвертый горизонт. Операторы зафиксировали изменение в режиме работы буровых головок, и старший смены подтвердил наличие пласта. В 01:22 при выемке буров были получены керны с породой, окончательно подтвердившие существование гипотетического четвертого горизонта. В 02:05 оператор сорок восьмой шнековой доложил старшему смены, что установка все еще не коснулась горизонта, пройдя глубину на четыреста метров ниже расчётной. Старший смены приказал немедленно прекратить бурение и поднять установку с кернами. В 02:10 оператор сорок восьмой доложил об аварии шнекового движителя. Предположительно, горизонтальное смещение пластов заклинило шнек в канале скважины. Оператор попытался извлечь буровую головку с кернами, отделив её от шнека, потягивая трубчатый рукав установкой на поверхности. В 02:23 связь с буровой головкой была утеряна в результате разрыва трубчатого рукава. Были утеряны, помимо шнека и буровой головки, две десятиметровые секции трубчатого рукава, заполненные кернами. Следующая смена произвела повторную разведку сорок восьмой скважины. В 08:00 на трубчатый рукав был установлен новый шнек с закрепленным вместо буровой головки блоком из инфракрасного прожектора и камеры. В 10:41 шнек достиг предполагаемого места обрыва рукава. Визуальный осмотр не зафиксировал ни остатков шнека, ни трубчатых секций, ни буровой установки. Скважина оканчивалась гладкой стеной породы. Предварительное заключение: шнековая установка потеряна из-за горизонтального смещения слоев в результате геологических процессов. При разработке четвертого горизонта существует риск утери контакта с разрабатываемыми зонами. 15 января 20ху года. 04:00 Старшим глубинной смены должен быть Вонахатс, но накануне он ушел в глубокий запой. Недолго думая, дежурный вписал старшим Скочинского. Скочинский возмутился, но бухгалтер приложил к обходному заранее пробитый квиток со ставкой. Скочинский взглянул на графу «Итого», зажмурился, потер переносицу и, выматерившись, кивнул. Войдя в раздевалку, он нашел там снаряженных в спецовки Чиха и Красина. – Вонахатс не вышел на смену, – сухо произнес Скочинский и, не глядя на коллег, подошел к шкафу. – Спился, алкаш, – Чих сплюнул на кафельный пол и растёр по плитке носком ботинка. – Кто на замену? Парамонов? – Я. – Б…ть! – Чих переглянулся с Красиным и нервно усмехнулся. – Нас тогда трое в люльке. Я нах не спущусь. По технике положено четыре человека. – Четвертый будет. – Кто? – без особого интереса спросил Красин. – Если не Парамонов, вариантов немного, – прошипел Чих, – студента поставили. – Стажер в глубинной смене – плохая примета, – не меняясь в лице произнес Красин. – Ты его знаешь, Саныч? Скочинский, застегивая молнию спецовки, отрицательно замотал головой. Трое пожали плечами и принялись натягивать кислородные регенераторы поверх спецовок. В самый разгар сложных манипуляций в стальные двери раздевалки постучали. Шахтеры удивленно уставились на дверь. За время работы на «Одиннадцатой» никто никогда не утруждал себя стуком. Здесь работали только мужчины, и все настолько привыкли держать друг друга на виду, что мало кому вообще могло прийти в голову стучаться. Стук повторился. Чих первым вспомнил, что делают в таких ситуациях, и крикнул: – Да входи, ёп твою! В дверном проёме показался парень на вид лет двадцати. – А я туда?.. – Да входи, ёп твою! Туда-туда! Смена через сорок минут начинается. Одевайся, на! Чих рывком втянул парня за руку и подтолкнул его к шкафу. – Как звать? – спросил Скочинский. – Гаценко. – Имя у тебя есть, Гаценко? – Андрей. – Другой разговор, Андрей, – Скочинский улыбнулся уголками губ. – Меня Александром Александровичем. Как станешь годков на пять постарше, разрешу Санычем называть. Это, – он кивнул на Чиха, – Михаил. А мужчинка, что помогает ему, – Алексей. Ты мне скажи, Андрей, в мантиевой шахте хоть раз был? Парень покачал головой. – У меня опыт на Марианской радоновой. Глубина… – Это подводная? – перебил Чих. – Подводная не считается. Видишь? Шахтер похлопал клешнями перчаток по керамитовой скорлупе панциря, который слой за слоем наваривал Красин. – Она на порядок толще того, что ты на дне таскал. А там, куда мы спустимся, как яичная скорлупа ощущается. – Мне сказали, там жидкая среда. То же самое, что и… – Жидкая, – кивнул Скочинский, – но не вода. Я помогу тебе одеться. Смотри и запоминай, в будущем ты будешь помогать товарищу. Самостоятельно одеться невозможно. Жизнь человека зависит от того, правильно ли ты все сделал. Твоя жизнь зависит от напарника, а его от тебя, начиная от раздевалки. Скочинский заставил Гаценко раздеться догола, натянуть гелевые памперсы и поверх них надеть герметичную робу, разлинованную трубочками, по которым бежал фреон. Между кожей и спецовкой не должно оставаться воздушных пузырей. Гидрогель из спецпамперсов плотно облепил промежность и зад. Поверх спецовки надевалась мудреная система регенерации кислорода, емкости с фреоном, баллоны дыхательной жидкости и прочая мелочевка. Когда с ней было покончено, а Гаценко надел шлем-сферу и промазал герметиком шов, пришло время керамитового панциря. Фигура шахтера разительно менялась, когда пластины керамита слой за слоем укладывались и наваривались. Поверх панциря шаровая плечевая опора шлема и второй глухой шлем без забрала. Когда Гаценко стал напоминать шарик на круглых ножках, Скочинский взял болгарку и до зеркального блеска отполировал все швы, чтобы уменьшить напряжение. – В жидком металле света нет, пользуемся сонаром. Жидкостью дышать умеешь? – Да, – отозвался Гаценко. Он научился дышать кислородной жижей еще работая на глубоководном прииске. Под огромным давлением толщи воды закаченная в легкие жидкость уменьшала вероятность травмы, стабилизируя давление изнутри, как у глубоководных рыб. Все четверо, закончив шлифовать болгарками швы, двинулись по наклонному коридору вниз к шнековой люльке. Здесь все еще был воздух, но без защитного костюма человек уже не был в состоянии выжить. Загрузившись в четырехместную люльку, шахтеры подключили к костюмам силовые кабели и кабели связи, а также шланги подачи дыхательной жидкости. Одновременно с тем, как дыхательная смесь полилась, заполняя пустоты костюмов, в пространство люльки заливалась ртуть, уравновешивая давление. Когда насыщенная кислородом жидкость подошла к носу Гаценко, тот сделал самое трудное – подавил рефлекс боязни захлебнуться. Из всего, чему он учился в горном институте, это было самое сложное. Дыхательная смесь заполнила полости желудка и легких, а вскоре и все свободное пространство внутри костюма. – Готов, – послышался искаженный жидкостью и помехами Чих. – Готов, – вторил ему до неузнаваемости изменившийся голос Красина. – Готов, – произнес Скочинский. Гаценко глубоко втянул ноздрями насыщенную кислородом жидкость. – Готов. Скочинский доложил: