Когда Виктория снова открыла глаза, ей показалось, что она спит, но все вокруг было совершенно реальным. Она снова находилась внутри гробницы Александра Великого, с момента ее предыдущего видения прошло всего несколько мгновений. Ей было невыносимо грустно. Факел отбрасывал причудливые блики. Виктория смотрела на мумию великого царя, но взгляд ее был прикован не к телу и не к лицу Александра, а к тому, что висело у него на шее, — это был амулет Нереиды. На самом деле именно он в первую очередь привлек ее в гробницу: она тоже мечтала обрести бессмертие. Как раз в тот момент, когда все ее внимание было поглощено амулетом, сообщники ударили ее по голове и сбежали. Амулет обладал магической силой и, по слухам, хранил того, кто его носил, он даже мог остановить процесс старения и даровать своему обладателю бессмертие. Амулет был вырезан в форме головы большого овна — египетской ипостаси бога Зевса Амона, легендарного отца Александра, — оправлен в золото и висел на изящной золотой цепочке. Виктория склонилась ниже, сняла амулет с шеи царя и зажала в руке, надеясь, что он спасет ее от ужасной участи. Она чувствовала себя преданной и была безутешна: ей предстояло умереть от голода и жажды или задохнуться без воздуха, который постепенно убывал, о чем свидетельствовало все более тусклое мерцание факела. А через некоторое время факел и вовсе погас, она осталась сидеть в кромешной тьме, продолжая сжимать в руке амулет. Но даже в полной темноте камень испускал призрачное сияние, и Виктория чувствовала исходящую от него силу. Он оказывал успокаивающее, даже умиротворяющее воздействие, однако без пищи и воды девушка становилась все слабее и слабее. Представление о времени начисто исчезло, силы покидали ее с каждой минутой. Потом она услышала хлопанье крыльев, почувствовала легкое дуновение на лице и внезапно осознала, что это Смерть пришла, чтобы унести ее в Нижний мир. Ощутив прикосновение ее холодной руки на своем плече, она попыталась закричать, позвать на помощь, но ни звука не слетело с ее пересохших губ. И в этот миг Виктория очнулась: она кричала и отталкивала от себя руку смотрительницы, которая поддерживала ее за плечи и пыталась успокоить. 10 Танцовщица в покрывалах медленно кружилась перед Томом, размеренно переставляя ноги, словно в замедленной съемке. Ее гибкое тело легко угадывалось под тонкой тканью, плотно облегавшей фигуру. Позади нее стояли два музыканта. Причудливое звучание двойной флейты, которой вторила черепаховая лира, наполняло воздух. Том сидел на позолоченном троне, каждый подлокотник которого покоился на сидящем сфинксе. Спинка трона имела легкий удобный изгиб и венчалась двумя львами, поддерживавшими Землю; на уровне головы была закреплена мягкая подушка, чтобы опираться на нее затылком. Том был обнажен, его тело походило на тело греческого бога, на голове — золотая корона в форме венца из дубовых листьев. В левой руке он держал скипетр, в правой — стеклянный кубок с красным вином. По мере того как танцовщица, извиваясь, медленно приближалась к нему, он смотрел на нее все более и более завороженно. Все ее благоухающее жасмином тело являло собой одно непрерывное текучее движение, обольстительное и эротичное. Музыка зазвучала громче, ударили цимбалы. И только когда танцовщица, простершись перед ним ниц, подняла голову, Том узнал эти сияющие синие глаза. Это была Виктория Прайс. Он проснулся в холодном поту. Было раннее утро, около шести часов, но Том знал, что больше не заснет. Наручные часы еще показывали нью-йоркское время — на семь часов раньше. Он прошел в ванную и освежил лицо холодной водой. Почистив зубы и побрившись, оделся и решил пройтись до маленькой церкви на вершине холма Ликабетос. На крутой склон можно было подняться на фуникулере, но в столь ранний час он еще не работал. По каменной ступенчатой тропинке Том неторопливо дошел до вершины — самой высокой точки города. Солнце еще только вставало, воздух пока был прохладным. Ясное утро позволяло видеть Акрополь с его сверкающими белыми храмами и греческим флагом, развевающимся на легком утреннем ветерке. Город сплошной расползшейся панорамой простирался до самого горизонта — до гор и Эгейского моря позади Акрополя. Летом выдавалось немало дней, когда увидеть Акрополь отсюда было невозможно из-за нефоса — густого, низко висящего над городом смога, напоминавшего облако пара, поднимающегося над супницей с гороховым супом. Афины расположены в низкой широкой долине между гор, и смог образуется здесь, как только стихает ветер. Том возблагодарил Бога за то, что сегодняшний день не оказался безветренным. Войдя в церковь на вершине холма Ликабетос, он прочел короткую молитву и осенил себя крестным знамением, потом опустил евро в ящик для пожертвований, взял тонкую восковую свечу, зажег ее от лампады перед иконой святого Георгия и надежно укрепил в специальном подносе с песком. Висевшее над ведущими к иконостасу мраморными ступенями кадило источало струйку дыма от курящихся благовоний, и он, поднявшись вверх, клубился перед иконами. Церковь была наполнена густым запахом ладана. Постояв немного в тишине, Том взглянул на часы: оставалось достаточно времени, чтобы до назначенной в «Геннадионе» встречи выпить кофе, а может, и съесть тарелку горячих лукумадес — жареных пончиков, залитых сладким сиропом и присыпанных кунжутом, — поэтому он стал быстро спускаться с холма по тропинке-лестнице, шагая через две ступени. Ровно в девять Том явился в библиотеку. Войдя во внутренний дворик, остановился, поднял голову и окинул взглядом строгий, но величественный неоклассический фасад. Потом поднялся по белой мраморной лестнице, вошел в здание и направился прямо к дежурному библиотекарю, которая сидела у входа в главный читальный зал, — обширное помещение высотой в два этажа, сплошь обрамленное книжными стеллажами, с галереей-аркадой по всему периметру. Здесь, в застекленных и запертых на ключ шкафах, хранились самые ценные книги. — Доброе утро, я — Том Карр, — представился он. — У меня назначена встреча с вашим директором, она обещала показать мне некоторые из иллюстрированных манускриптов «Деяний Александра». — Да, конечно, мистер Карр, мы ждем вас. Сюда, пожалуйста, — и дежурная повела его к ближайшему столу, где на клинообразных подставках-пюпитрах, предохраняющих корешок переплета от сгибов, было расставлено несколько открытых старинных фолиантов. Том достал ручку, маленький блокнот и листок с составленным заранее списком. Он хотел посмотреть определенные страницы, те, репродукции которых видел в иллюстрированных научных статьях и книгах. Но также ему хотелось просто полистать манускрипты, поискать еще какие-нибудь интересные иллюстрации. Литература об Александре необъятна. Она начала складываться еще при жизни великого полководца из его официального дневника и писем, которые он писал во время своих военных походов. Однако известных копий прижизненных текстов и текстов, написанных вскоре после его смерти людьми, лично знавшими его, такими как Птолемей и Неарх, не сохранилось. Ученые вынуждены были полагаться на более поздние труды римских авторов, живших спустя несколько веков, — Арриана, Диодора, Куртия и Плутарха. Составленные ими жизнеописания царя были скомпилированы из несметного количества надежных и ненадежных источников. Из них «Деяния Александра» представлялись Тому наиболее любопытными, ведь изобразительное воплощение жизни царя и связанных с ним легенд может рассказать о многом. Устроившись за большим библиотечным столом, он решил начать с некоторых позднейших приключений, добавленных к жизнеописанию Александра, таких как истории о летающей машине, водолазном колоколе, чу́дном камне и нечистых народах. Эти легенды позволяли взглянуть на великого военного стратега и полководца как на хитроумного героя и авантюриста, они представляли его одним из величайших мудрецов античности и даже христианским Спасителем. Не успел он приступить к работе, как появилась директриса. — Мистер Карр, я Мария Олимпиас. — Она протянула Тому руку. — Мы все для вас приготовили, и я выложила здесь те манускрипты, с которыми вы хотели ознакомиться. Как видите, книги установлены на специальных подставках, и я уже открыла их на тех иллюстрациях, которые вы запрашивали. Поскольку вы сами — музейный работник, вам излишне объяснять, какого бережного обращения требуют эти фолианты. Пожалуйста, воспользуйтесь перчатками, которыми мы вас снабдили, и старайтесь как можно меньше прикасаться к текстам. С учетом этой оговорки, однако, вы, разумеется, можете полистать книги, после того как изучите те иллюстрации, на которых они уже открыты. Если вам понадобится помощь, обращайтесь ко мне без колебаний. Мой кабинет наверху, я пробуду там большую часть утра. У входа в зал постоянно сидит дежурный библиотекарь, она знает, где меня найти, если по какой-то причине я окажусь вне своего кабинета. — Большое спасибо, — ответил Том. — Для меня будет истинным наслаждением увидеть эти материалы в оригинале — никакие репродукции не дают полного представления. Сердечно благодарю вас за разрешение полистать манускрипты, я очень взволнован вероятностью найти что-то новое, что будет полезно мне в работе. Ведь другой возможности сделать это просто не существует. — Да, мы надеемся когда-нибудь перевести свою коллекцию на цифровые носители и сделать ее доступной через Интернет. Чтобы такие ученые, как вы, могли знакомиться с нашими материалами, не проделывая долгого пути до Афин. Но, боюсь, эти планы пока далеки от осуществления. Желаю успешной работы, — сказала Мария и повторила по-гречески: — Kalidoulia. — С этими словами она удалилась, предоставив гостя его занятиям. Вооружившись лупой, Том встал и склонился над манускриптом, открытым на нужной ему странице. Перед ним было относящееся к четырнадцатому веку изображение Александра Великого в летательной машине. Могущественный царь, совершая путешествие на край обитаемой Земли, сидит в позолоченной колеснице, запряженной парой грифонов — мифологических крылатых существ: полуорлов — полульвов. На двух длинных копьях он держит перед клювами животных куски мяса, насаженные на острие: по описанию в тексте — куски лошадиной печени. Прожорливые твари летят за мясом, неся Александра на его колеснице по воздуху. Согласно легенде, манипулируя копьями, Александр мог управлять их полетом и подниматься достаточно высоко, чтобы обозревать из-под неба покоренные им земли. Детали этой сцены напомнили Тому знаменитую мозаику двенадцатого века, выложенную на полу кафедрального собора в Отранто, в южной Италии. Там этот сюжет бросался в глаза среди множества других, включая изображение Древа Жизни, эпизодов из Ветхого Завета и легенд короля Артура. Тома всегда изумляло, что Александр нашел свое место среди собрания религиозных образов, столь важных для католицизма. Затем он перешел к изучению относящегося к тому же двенадцатому веку изображения Александра, исследующего океанские глубины в стеклянном водолазном колоколе. Фолиант с этой картинкой стоял на соседней подставке. На этой подробно и изящно выписанной иллюстрации Александр сидит в стеклянном колоколе, опущенном на дно океана на веревке, тянущейся к поверхности: еще одна легенда о невероятном разнообразии его путешествий на окраины населенного живыми существами мира. Огромная безобразная рыба проплывает мимо, русалка, вцепившись в ее раздвоенный хвост, с удивлением смотрит на царя. В колоколе также находится петух. Согласно легенде, когда Александр, завершив подводные исследования, собрался подниматься на поверхность, он убил петуха и выпустил в воду его кровь, вследствие чего море с отвращением изрыгнуло из себя колокол. Одним из величайших подвигов Александра в «Деяниях» представлено заточение им нечистых народов, этот подвиг впоследствии вписал его имя в священную историю христианства, как утверждают позднесредневековые Библии. Нечистые звероподобные народы населяли страны, лежавшие за двумя горами (их называли Грудями Севера), — обширные неизведанные земли, считавшиеся владениями сатаны. Существовало предсказание, будто, объединившись, все эти дикие народы во главе с темным ангелом в последние времена перед концом света пойдут войной на человечество. На картинке, которую рассматривал теперь Том, эти отвратительные создания показаны столпившимися внутри замкнутой по кругу гигантской стены. Великий царь, выполнивший задачу заточить их, стоит снаружи. Где-то через час Том закончил изучение заказанных иллюстраций и все остальное время с чрезвычайной осторожностью листал фолианты, рассматривая другие картинки. Вот Александр стоит перед воротами Вавилона во главе своей армии в доспехах рыцаря Круглого стола. А вот легендарный царь сражается с драконом, чей облик — уродливая голова, огромные волосатые уши и длинное жилистое, покрытое чешуей тело — представлял собой нечто среднее между греческим кетос (морским чудовищем) и китайским драконом. На еще одной средневековой картинке была изображена встреча Александрова войска с амазонками — сказочным племенем женщин-воительниц, живших за пределами изведанного мира. Царь восседает на коне впереди своей армии, протягивая амазонкам копье — канонический фаллический символ власти — и предлагая им почтить его. Была там также великолепная сцена сражения Александра с персидским царем Дарием в горах. После того как Александр одержал победу над армией Дария при Гавгамелах, Дарий бежал. Александру было важно захватить его, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно легитимности его восхождения на персидский трон и никакой вероятности возвращения Дария с претензиями на свою былую империю. Древние историки повествуют, что Александр преследовал Дария, но, прежде чем он его настиг, собственные приближенные поверженного персидского царя убили его. В других версиях «Деяний» говорится, что Александр еще застал Дария живым. На картинке, которую рассматривал сейчас Том, Александр стоит на коленях перед умирающим Дарием, держа его за руку, а тот в последний миг своей жизни признает его владыкой мира. Однако к чему Том оказался совершенно не готов, так это к тому, чтобы увидеть сцену первой встречи Александра с его будущей женой Роксаной, на которой он женился в 327 году до новой эры. Это был знаменательный момент в жизни Александра. Картинка, представшая взору Тома, была одной из очень немногих, рассказывавших о его любви — помимо отношений с Гефестионом. После того как Александр углубился в Афганистан и завоевал его, Оксиарт, местный бактрийский правитель, устроил ему чествование. За обедом гостей развлекали танцовщицы, среди которых была и дочь Оксиарта Роксана. Она покорила Александра с первого взгляда, и вскоре они поженились. Политических целей этот брак не преследовал, поскольку Бактрия, являясь дальней окраиной его владений, особой важности для Александра не представляла. Просто для молодого человека, который в свои двадцать девять лет завоевал бо́льшую часть населенного мира, судя по всему, это действительно оказалось любовью с первого взгляда. Вообще-то в некоторых поздних версиях «Деяний» Роксану называют дочерью самого Дария — разумеется, такая легенда служила подтверждению законности владычества Александра над Персией и непрерывности кровного наследования царской власти. От разрушительного воздействия времени уцелело очень мало надежных сведений об отношениях Роксаны и Александра. Считается, что у них был ребенок, Александр Четвертый, который родился вскоре после смерти Александра в 323 году. На самом деле мальчик, похоже, был зачат спустя недолгое время после смерти Гефестиона, когда Александр, пребывая в смятении, размышлял над проблемой собственной нравственности. После смерти великого царя мальчик — официальный наследник всех его владений, однако еще слишком юный, чтобы управлять ими, — и Роксана стали разменными пешками в политической борьбе между полководцами Александра. Поначалу мать и сын находились под покровительством Пердикки, старшего из полководцев. Доподлинно не известно, что делала Роксана после кончины мужа, — видимо, оставалась в Вавилоне, ожидая погребальной церемонии. Вероятно, она сопровождала погребальную колесницу на ее длинном пути в Египет, исполняя скорбный долг вдовы. Существуют свидетельства, что в 320 году, во время похода Пердикки в Египет против Птолемея, Роксана с сыном находились в его свите. Судя по всему, их постиг печальный конец — они были отравлены Кассандром в македонском Амфиполисе в 309 году и похоронены в безымянных могилах. Том всегда представлял себе Роксану таинственной экзотической красавицей, похожей на Роксану из экранизации замечательной новеллы Киплинга «Человек, который хотел быть королем» или на молодую афганку, чья запавшая ему в память фотография была помещена на обложке журнала «Нэшнл географик» в 1980 году. Тем большее удивление вызвала лежавшая сейчас перед ним иллюстрация, на которой Александр был изображен на изысканном троне в окружении Гефестиона и его товарищей. Бактрийский правитель — должно быть, Оксиарт — сидит по левую руку от него. Сбоку музыканты играют на флейтах, бьют в барабаны, встряхивают тамбуринами, между тем как группа танцовщиц, укутанных в прозрачные покрывала, исполняет для македонского царя обольстительный танец. В памяти Тома мгновенно вспыхнул виденный накануне ночью сон. «Но ведь то было чистой фантазией, — пробормотал он про себя. — Не более чем плодом воображения, вызванным воздействием перелета, быть может, выпитого за обедом чуточку сверх меры вина и сумасбродной истории, рассказанной красивой женщиной». Тем не менее странным образом фигура Роксаны на картинке, несомненно, напоминала Танцовщицу Бейкера. Неужели эта бронзовая статуэтка была заказана в память о той исторической встрече — то ли еще при жизни Александра, то ли уже после его смерти? От этой мысли у Тома перехватило дыхание. В конце концов Лисипп из Сикиона, возможно, величайший скульптор четвертого века до новой эры, был придворным скульптором Александра и прославился именно своими бронзовыми творениями. Плиний утверждал, что Лисипп создал более полутора тысяч скульптур, известных своей грацией и изяществом. Том сделал несколько пометок в блокноте и решил по возвращении в музей провести изыскания, касающиеся танцевальных традиций Бактрии эллинистического периода, чтобы найти другие свидетельства, подтверждающие эту интригующую гипотезу. 11 Очнувшись от собственного пронзительного крика, Виктория была полностью дезориентирована. Ей потребовалось несколько минут, чтобы осознать: она в Библиотеке Моргана. Смотрительница вызвала медсестру, которая в настоящий момент и приводила ее в чувство. Вокруг, естественно, собралась толпа зрителей, но явились еще две смотрительницы и оттеснили людей, чтобы освободить пространство вокруг девушки и дать ей воздуху. Виктория была ошеломлена, однако никакой боли от травм или симптомов нарушения здоровья не ощущала. Точно она знала только одно: необходимо немедленно уйти отсюда, и вовсе не в больницу. Она должна увидеть дневной свет, глотнуть свежего воздуха и ощутить лицом тепло солнечных лучей. Очутиться на волосок от смерти, пусть и в одной из предыдущих жизней, оказалось опытом слишком опустошающим, удушающим, вселяющим ужас. Немного посидев под присмотром медсестры и с ее помощью восстановив нормальное дыхание, Виктория поблагодарила ее и деликатно, но твердо заявила, что теперь все хорошо и единственное, в чем она нуждается, так это в том, чтобы покинуть помещение. Медсестра, пожав плечами, проводила ее до выхода, и они распрощались. Выйдя из здания, Виктория села на ступеньки, глубоко вдыхая освежающий воздух, и окончательно пришла в себя. Мысли проносились с бешеной скоростью. Необходимо связаться с Томом Карром. Можно послать и-мейл, но ей хотелось поговорить с ним по телефону или — лучше — при личной встрече. Она испытывала непреодолимое желание увидеть этого едва знакомого человека и рассказать о своем последнем откровении. Оно могло иметь значение для его исследований, касающихся гробницы, и вообще для всего мира. Что, если амулет все еще там? Он мог стать вещественным звеном связи с Источником молодости. Но, вспомнила она, Том сказал, что улетает в Европу, на рабочем месте его, стало быть, нет. Тем не менее там знают, как с ним связаться. Виктория отдавала себе отчет в том, что в учреждениях не любят сообщать подобную информацию по телефону, но при личной встрече она очень хорошо умела уговаривать, поэтому решила все же попытать счастья. Поймав такси прямо перед входом в библиотеку, она попросила водителя отвезти ее в музей Метрополитен. Оскар Уильямс стал свидетелем инцидента, случившегося с Викторией Прайс в библиотеке, — это была одна из самых странных сцен, какие ему доводилось видеть, а уж он в своей жизни повидал немало странного. Когда он приблизился к девушке, она перешла во второй зал и начала пристально рассматривать одну из выставленных там иллюстраций, но вдруг покачнулась назад, отшатнулась от витрины и села на скамью. Спустя еще момент голова ее откинулась к стене, и она потеряла сознание. Если бы он наблюдал за ней не со столь близкого расстояния, то подумал, что она просто отдыхает. Это было поистине странно. Оскар подошел к витрине, чтобы понять, что она там разглядывала. Оказалось — иллюстрацию к мифу об амулете Нереиды. Он ощутил себя в роли единственного гостя на вечеринке, до которого не дошел смысл шутки. Он ничего не понимал. Спустя минут пятнадцать девушка очнулась сама, от собственного крика. Когда она начала кричать, он, изображая случайного посетителя, направился к смотрителям, чтобы позвать на помощь, но не успел подойти к ним — они сами поспешили к Виктории. А теперь ему ничего не оставалось, как ждать и наблюдать за этой странной девушкой, сидящей на ступеньках библиотеки. Позвонив своему шоферу, он велел ему подать машину ко входу. Оскар понял, что долго она здесь не задержится, и хотел быть готовым следовать за ней. Разумеется, он оказался прав — уже через несколько минут Виктория запрыгнула в такси. Его машина подъехала ко входу как только он вышел на улицу, и теперь, сев на заднее сиденье, он наклонился вперед и скомандовал водителю: «Езжай за той машиной. Смотри не потеряй ее! Я не шучу». — Да, мистер Уильямс. — Водитель нажал на газ, чтобы следовать за желтым такси, которое уже подъезжало к следующему светофору. Минут через двадцать Оскар увидел, что такси остановилось перед музеем Метрополитен, Виктория вышла и устремилась по лестнице ко входу. «Да, там, внутри, вряд ли удастся проследить за ней, — подумал Оскар. — Музей слишком велик и слишком напичкан охраной. Интересно, куда она направляется? Карр в Европе. Неужели в дело вовлечен кто-то еще?» Несколько минут он сидел в машине, размышляя, потом сказал шоферу: «Ладно, вези меня домой. Здесь больше делать нечего». И черный седан рванул вперед, влившись в автомобильный поток, двигавшийся по Пятой авеню. Рабочий день в музее был в разгаре: в главном вестибюле хаотично перемещалось множество людей — кто-то покупал билеты, кто-то сдавал верхнюю одежду в гардероб, кто-то стоял в ожидании друзей или сбора экскурсионных групп. Виктория помнила, как пройти в отдел древнегреческого и римского искусства и, получив нагрудный значок посетителя, направилась прямо туда. Подойдя к офис-менеджеру, представилась: — Меня зовут Виктория Прайс. Я художница из Рима, сегодня вечером возвращаюсь домой. На прошлой неделе я встречалась здесь с Томом Карром. Я знаю, он сейчас в Европе, но мне действительно необходимо с ним поговорить. Не окажете ли вы мне любезность сообщить номер телефона, по которому можно с ним связаться? — Она хотела донести до собеседницы, что дело срочное, однако вовсе не хотела выглядеть так, словно у нее не все дома. — Простите, мисс Прайс, но я не уполномочена давать подобную информацию. Если хотите — оставьте сообщение, я с удовольствием передам его мистеру Карру. Не могу гарантировать, что это произойдет сегодня, но обычно он связывается с нами каждые несколько дней, я разговаривала с ним вчера. Виктория на минуту задумалась. Не хотелось оставлять сообщение относительно своего нового видения — девушка могла прочесть его, а оно было сугубо личным. — Нет, благодарю вас, — ответила она наконец. — Он дал мне свой адрес — пожалуй, свяжусь с ним по электронной почте, и он сам сообщит мне номер своего телефона. — Да, он регулярно проверяет почту. Это действительно самый лучший способ связаться с ним. — Девушка-администратор помолчала, словно бы оценивая посетительницу, и добавила: — В конце недели он будет в Риме, остановится в Американской академии. Вероятно, вы сможете там с ним увидеться. — Что вы говорите? Спасибо, это было бы идеально. Я напишу ему о такой возможности. Благодарю вас за помощь. — Виктория улыбнулась и вышла. Она решила подняться в сад на крыше, выпить чего-нибудь прохладительного и, посидев на скамейке, где они с Томом сидели в прошлый раз, подумать. Стоял такой же чудесный осенний день. Вынув свой БлэкБерри, она написала Тому и-мейл и отослала, потом, потягивая прохладный напиток, залюбовалась яркой разноцветной листвой, расстилавшейся внизу. Итак, она пережила уже два эпизода из своей прошлой жизни, оба из одного и того же периода. Все археологические подробности первого она уже поведала Тому, но не рассказала, сколь травмирующим был ее опыт. Причем второй оказался еще более болезненным, чем первый. Самое время сейчас поговорить с психотерапевтом. Пролистав список контактов в мобильном телефоне, она нашла номер доктора Илзе Винтер. В Риме было уже довольно поздно, доктор Винтер скорее всего не ответит, но можно оставить сообщение с просьбой о встрече. Включился автоответчик. — Доктор Винтер, это Виктория Прайс. Я в Нью-Йорке. У меня снова открывался канал связи — два удивительных видения из прошлой жизни. Мне необходимо немедленно поговорить с вами. Я вылетаю в Рим сегодня вечером, буду на месте завтра рано утром. Умоляю, не могли бы вы завтра же в любое время принять меня? Понимаю, что предупреждаю слишком поздно, но при встрече все объясню. Вы можете связаться со мной по этому номеру. Благодарю заранее. Она посмотрела на часы. Прежде чем уйти, нужно было сделать здесь, в музее, еще кое-что. Времени до отъезда в аэропорт для этого хватало. 12 Это был последний день Тома в Афинах, и он планировал побывать на Агоре[23] — хотел увидеть мраморный бюст Александра, который нашли на Акрополе. Временно, пока строился новый музей Акрополя, он был выставлен в музее Агоры и представлял собой самый ранний из су-шествующих скульптурных портретов Александра и один из немногих прижизненных. Том знал этот бюст, однако давно не видел его и хотел взглянуть еще раз, чтобы сравнить с новой статуей, найденной в Дикте. Историческая ирония заключалась в том, что один из наиболее ранних портретов Александра сохранился именно в Афинах, притом что демократы-афиняне четвертого века до новой эры весьма неодобрительно относились к монархической идее и возраставшей мощи Македонии. Их противоборство с Филипом Вторым достигло высшей точки в 338 году, когда в битве при Херонее, во время которой Александр неотлучно находился рядом с отцом, Филип разгромил союз Афин и других греческих городов-государств и стал правителем всей Греции. При этом к Афинам он решил проявить необычную снисходительность и послал туда с этой радостной вестью Александра — то было, насколько известно, единственное посещение Александром Афин. Должно быть, поначалу его встретили не слишком приветливо, однако он, с присущим ему феерическим обаянием, сумел завоевать расположение афинян. Том шел к Агоре той же дорогой, которой ходил, когда много лет назад в качестве добровольца участвовал в здешних раскопках. Она пролегала через площадь Колонаки, где в этот ранний час было относительно тихо, еще не началась суета, которая обычно нарастала здесь в течение дня, но автомобильное движение уже становилось напряженным. Площади Синтагма он достиг как раз в тот момент, когда происходила смена почетного караула эвзонов[24] перед Могилой Неизвестного Солдата и зданием парламента. Высокие, как на подбор, мужчины в экзотической старинной униформе, состоящей из плотно обтягивающих рейтуз, сабо на деревянной подошве, короткой юбки типа шотландского килта, куртки и цветной, украшенной кисточками шапочки, маршировали безупречно синхронным шагом, вскинув ружья «на плечо», а немногочисленные пока туристы и прохожие, остановившись, наблюдали за этим до совершенства отрепетированным спектаклем. Том не стал особенно на него отвлекаться и, проходя дальше по площади, вдруг испытал неприятное ощущение, будто за ним следят. Много лет назад, в Замбии, он работал проводником — сопровождал в пеших сафари фотоохотников, желавших воочию понаблюдать дикую природу и получить личный опыт похода по бушу. Пробираясь сквозь мопановые[25] заросли, Том тогда рассказывал туристам об уникальной флоре и фауне тех мест и о сложных переплетениях жизни внутри экосистемы Большого африканского разлома. Во время таких походов он обычно не приближался к диким животным, как делал это, совершая автомобильные рейды по бушу: пешего человека зверь воспринимает как опасного хищника. Но однажды он испытал неприятное ощущение, будто за ним наблюдают. Внимательно осмотрел местность и увидел огромного черногривого льва, кравшегося за его группой. Тогда, встретившись взглядом с огненно-желтыми глазами молодого зверя, сквозь ветви кустарника следившего за ними с расстояния каких-нибудь пятидесяти ярдов, и осознав всю рискованность ситуации, Том испытал, надо при-знаться, момент небывалого ужаса. Трудно было поверить, что такое же неприятное чувство опасности можно испытать сейчас здесь, в Афинах. Увидев льва, он знал, что делать, и среагировал без промедления, не дав зверю шанса действовать по своим правилам. Он бесшумно подал знак вооруженному проводнику, и тот сделал предупредительный выстрел в сторону льва. Зверь издал мощный леденящий кровь рык, сделал вид, что собирается напасть, но потом развернулся и побежал прочь. И теперь, остановившись перед зданием парламента, Том медленно обвел взглядом широкое открытое пространство площади. Несколько десятков человек двигались по ней в разных направлениях. Он был готов к действию, но не мог локализовать источник опасности. В разгар лета Том обычно выбирал путь к Агоре, лежащий через королевские сады, их густая листва давала глубокую тень и отдохновение от гнетущей жары. Раз-другой он заходил в тамошний маленький зоопарк, но было тяжело смотреть на жалкого изможденного льва, метавшегося по тесному, обнесенному железными прутьями вольеру. Разноцветный попугай в куполообразной сетчатой клетке свистел, когда мимо проходили девушки, и пронзительно кричал «Малака!» вслед мужчинам. На современном греческом «малака» означает «тот, кто онанирует», и на означенную активность действительно можно было ненароком напороться, если некстати забрести в какой-нибудь укромный уголок сада. Легко было представить себе, скольких трудов в течение, наверное, не одного года стоило кому-то обучить птицу этому трюку. Сегодня через сады идти не стоило. В это время года они пустовали и были самым подходящим местом для нападения преследователя. Лучше оставаться на открытом пространстве, так безопаснее, поэтому Том двинулся к музею Агоры через площадь Синтагма, но ощущение преследования не покидало, и волосы у него на голове стояли дыбом. Он пошел по улице Митрополеос, мимо православной греческой церковки, где Мелина Меркури, великая актриса и министр культуры, вернувшая Греции мраморные скульптуры Парфенона, покоилась в течение трех дней после кончины, между тем как тысячи людей приходили отдать ей последние почести перед погребением. Том пересек мраморную площадку перед входом в церковь и двинулся по улице Пандросу, по обеим сторонам которой впритык друг к другу теснились сувенирные магазины. В былые времена здесь работали антикварные лавки, где продавались всевозможные вещицы, от доисторической керамики и кикладских статуэток до греческих ваз и эллинистических золотых украшений. Это был центр процветавшей тогда антикварной торговли. Теперь осталось всего два-три магазинчика с очень скромным содержимым, и они терялись среди туристических сувенирных лавок, торгующих кожаными сандалиями и дешевыми безделушками. Том старался наслаждаться прогулкой до Агоры, наблюдая, как город оживает и все больше и больше людей выходят на улицы по своим делам, но тем не менее не мог избавиться от странного ощущения, что кто-то за ним следит. Время от времени он останавливался перед витринами и озирался, хотел убедиться, что на самом деле никто за ним не наблюдает. В нескольких ярдах у себя за спиной он заметил мужчину среднего роста в желтовато-коричневом костюме. Это был типичный грек — с темнооливковой кожей и густыми усами, шляпа глубоко надвинута на лоб, курит сигарету. Каждый раз, когда Том останавливался, он, держась на безопасном расстоянии, тоже делал вид, что разглядывает витрину. «Странно, — подумал Том, — но, возможно, это просто совпадение. Вот если он последует за мной в музей, можно считать, что это не просто так». Вскоре он подошел к Агоре. Прежде чем войти на территорию, перешел на другую сторону улицы и обозрел расстилавшееся внизу, в северо-восточном углу древней рыночной площади, место недавних раскопок. Некогда там находилась знаменитая Разрисованная колоннада с картинами замечательных художников пятого века до новой эры, выполненными на деревянных панелях. Картины изображали эпизоды Марафонской битвы, в которой афиняне одержали победу над персами, а также некоторые мифологические сюжеты. Хотя ни один фрагмент той живописи не сохранился, из литературных источников известно, что это было выдающееся явление искусства. Многие античные авторы описывали Разрисованную колоннаду как ранний образец художественной галереи, где картины были доступны для публичного обозрения. Рядом с ней стоял алтарь Афродиты, в котором, когда его извлекли из земли, обнаружились тысячи голубиных костей — в жертву богине предпочитали приносить именно голубей. На этих самых раскопках много лет назад Том и работал волонтером, и это оказалось для него отличной практикой. Копать в Афинах — все равно что врезаться в многослойный торт: начиная с античных времен это место последовательно заселялось много раз, и под фундаментами зданий, колодцев и туалетов оттоманского периода проявлялись развалины более ранних эпох. Но что самое замечательное, так это то, что благодаря древним описаниям строений, располагавшихся в этой важнейшей части города, часто оказывалось возможным идентифицировать знаменитые здания даже по скудным фрагментарным останкам. Американские археологи упорно работали здесь более семидесяти лет, и к настоящему времени большая часть классических руин Агоры оказалась раскопанной, а все постройки тщательно идентифицированы. Здешняя площадка представляла собой действительно грандиозный археологический парк.