Двое других, в коротких кожаных пальто, но без головных уборов стояли на другом конце крыши ярдах в двадцати пяти от меня. Светились огоньки сигарет, свисавших у них изо ртов. Я видел, как они хлопали себя руками и переминались с ноги на ногу, пытаясь согреться. То же самое на протяжении веков делали стражи, легионеры, часовые, полицейские, агенты безопасности, стоя на посту в холодные ночи. Один из Иванов показал другому рукой вниз на площадь. Тот подошел к нему, и они начали что-то рассматривать. За плечами у них висели «бизоны» с глушителями, а сзади за пояс были заткнуты пистолеты. Подкрутив окуляры бинокля, я разглядел, что автоматы стояли на предохранителях, но не заметил никаких признаков радиотелефонов. Ну что ж, эти русские задницы будут для меня легкой добычей. В этом нет их вины. Нет ничего труднее, чем стоять на посту ночью. Все быстро надоедает. Вы начинаете дремать и теряете контроль за собой и за окружающей обстановкой. Только истинный Воин может все это преодолеть и остаться в полной боевой готовности, чтобы встретить любую неожиданность как подобает. Поэтому я рад сообщить вам, что когда мы, «Морские котики», выходим на охоту, то обычно сталкиваемся с такими вот Иванами, Джо, Паоло, Рафиками, становящимися нашей легкой добычей. Именно из-за этого я предпочитаю наносить удар между полуночью и рассветом. Я пригнулся и, стоя на карнизе восьмидюймовой ширины, просигналил Бумерангу. Он был на карнизе окна в шести футах ниже меня. Сигнал означал следующее: первое — на крыше трое; второе — я сам уберу их; третье — сообщи об этом дальше. Он подтвердил, что понял и достал из футляра за спиной бесшумный автомат «Хеклер-Кох» с лазерным прицелом, который протянул мне. Я взял его и пристегнул шнуром к поясу. Поглядев вниз, я увидел, что мои парни были разбросаны по двум этажам. Они выглядели, как пауки, цепляясь за выступы карнизов и окон, химер и других финтифлюшек. С тактической точки зрения это было плохо. Помните, когда мы штурмовали «Принцессу Нантонга», я рассказывал вам о наиболее уязвимом моменте подобной операции. Если не помните, то перечитайте это место, чтобы понять, что происходит. Короче говоря, мы были слишком широко разбросаны по фронту, чтобы нанести концентрированный удар с необходимой жесткостью. Мы были уязвимы. И теперь все зависело только от меня. Я стал острием копья и не имел права промахнуться. Положив ствол автомата на нижний край бойницы, я припал к прицелу и убедился, что красная точка находится в центре левого глаза дремавшего часового. Я мягко нажал на спусковой крючок, раздался тихий щелчок ударника по капсюлю. Но в следующий момент в ушах раздался грохот — пуля попала в металлическую дверь. Чертов русский в момент выстрела дернул головой, и я промахнулся. Мгновенно очнувшись, он вскинул автомат, посмотрел в мою сторону и увидел силуэт моей головы. Он уже начал нажимать на спуск, когда я, переведя автомат на стрельбу очередями, влепил в него шесть пуль. Две в живот, две в грудь и две в голову. Сукин сын упал на бок и больше не двигался. Оставались еще двое. Я быстро посмотрел в прицел. Их нигде не было видно. Выругавшись, я перевалил через зубцы на крышу и подполз к ближайшей вентиляционной трубе. Я начал передвигаться к следующей, когда услышал позади меня звук упавшего тела. Я резко обернулся, направляя ствол автомата в его сторону, но в наушнике раздался шепот Бумеранга: — Красавчик Босс, я в белом на шесть. — Я в зеленом на восемь, — ответил я. — Две цели. Я думаю где-то в черном и красном. Двигаюсь туда. Чушь какая-то, скажете вы. Совсем нет. Бумеранг сообщил, что он находится на крыше позади меня, справа. Я объяснил ему, где нахожусь и где могут быть исчезнувшие Иваны. Это терминология цветного часового кода, придуманного в 22-м полку Службы безопасности ВВС Великобритании — элитном подразделении по борьбе с терроризмом. Им сейчас командует мой приятель — полковник Мик Овен из Уэльса. Код используется большинством подразделений по борьбе с терроризмом и частями специального назначения во всем мире. Я немного занят сейчас, но быстро объясняю. Площадь цели делится на четыре квадрата: передний квадрат — белое; левый квадрат — зеленое; верхний квадрат — черное; правый квадрат — красное. Центр черного — 12 часов; центр белого — 6 часов; центр зеленого — 9 часов; центр красного — 3 часа. — Иду в красный, — сообщил Бумеранг, то есть он перемещался вправо от меня. — Иду по зеленому, — ответил я, двигаясь вперед с автоматом наготове. Пройдя футов шесть, я услышал квакание Дак Фута: — Белый шесть. Иду в зеленый. — Он полз за мной. Я прошел еще футов шесть, когда в наушнике раздался голос Пика: — Белый шесть. Иду в красный. Во время операции есть одно очень простое правило — сконцентрируйся на своей задаче, а не на чужих. Я слушал доклады моих парней и ослабил внимание к окружающей обстановке. В наушнике еще звучал голос Пика, когда вентиляционная труба передо мной разлетелась вдребезги. Я перекатился вправо, на четвереньках пробежал вперед ярдов девять и прыгнул через катушку для кабеля. В этот момент пуля начисто срезала каблук на моем ботинке. Автомат выскочил у меня из рук, но при приземлении треснул меня прикладом по голове — он был прикреплен шнуром к моему поясу. Я упал прямо на одного из гребаных Иванов. На мгновение я вышиб из него дух, а заодно и пистолет из его руки. Но он тут же пришел в себя и обрушил на меня град ударов. Он бил меня руками и ногами, пока мы катались между катушкой и ограждением крыши. Я попытался выдрать ему глаза. Это немного отрезвило его, но он тут же попытался схватить мой «Хеклер-Кох», а я его бесшумный пистолет, лежавший в метре от меня. Ни ему, ни мне не удалось сделать то, что мы хотели. Однако мне удалось обхватить его руками и ногами, и я попытался откусить ему ухо — оно было явно лишним. Мы перекатывались то влево, то вправо, пока не закатились в катушку для кабеля между ее ребрами. Это дало мне небольшое преимущество, так как я прижал его к втулке. Он пытался вырваться, но я налег на него всем телом, выхватил стилет из ножен и нанес ему удар в солнечное сплетение. Он перехватил мою руку, и стилет вонзился в деревянную втулку. Иван постарался схватить его, нещадно матерясь. А я подумал в этот момент, что ему следует чаще чистить зубы. Затем в поле моего зрения опять появился мой собственный автомат. Не дожидаясь, когда эта сумасшедшая штуковина опять попадет в меня, я схватил его за ствол и ударил Ивана глушителем по глазам. Он отвлекся на мгновение, и в этот момент я вырвал стилет из втулки и прижал его к своей груди лезвием вверх. Резким толчком руки я послал его в шею Ивана. Стилет вонзился в нее с правой стороны, и я надавил на него изо всей силы. Лезвие медленно шло через жилы и мускулы к сонной артерии. Пронзив ее острием стилета, я вырвал его и провел лезвием по горлу, располосовав его от уха до уха. Затем я схватил Ивана за волосы и прижал его голову подбородком к его груди — из перерезанного горла начала хлестать кровь, как из зарезанной свиньи, и я не хотел, чтобы она попала мне в лицо. Когда он перестал дергаться, я выбрался из катушки чуть живым от усталости. Сердце колотилось, как бешеное, в глазах плавали круги, легким не хватало воздуха. Лежа на спине, я услышал звуки приближавшихся шагов. Открыв глаза, увидел лицо Бумеранга, склонившегося надо мной. — Все чисто, Красавчик Босс. Мы готовы действовать дальше, если ты в норме. — Его голос был полон скрытой иронии, так что если бы у меня были силы, то я бы придушил этого прекрасного поросенка прямо на месте. Уважаемые читатели, в моей жизни бывают моменты, когда я просто ненавижу современную молодежь со всей ее энергией, бьющей через край, и ее жизнелюбием — в данном случае как раз и был такой момент. Я встал на четвереньки, потом поднялся на ноги. Бумеранг, Пик, Дак Фут и Полпинты молча наблюдали, как я вытащил из руки пару трехдюймовых заноз и двухдюймовую занозу из колена. — Задницы, вы — самые выдающиеся задницы в мире, хотя вместо мозгов у вас каша, — изрек я проникновенно, выражая мое теплое дружеское отношение к ним. Наклонившись и вытерев лезвие стилета о брюки мертвого Ивана, я вложил стилет в ножны. — Ну а сейчас, когда мы немного размялись и я сказал, что о вас думаю, хватит стоять, как куча придурков. Пора приступить к настоящему делу. «Морские котики» отличаются от других спецназовцев тем, что добраться до места действия для них представляет только половину развлечения. Посмотрите на нас. Мы вскарабкались на гребаное здание, уже пришили троих, стоявших на страже русских, но еще не занялись настоящим делом. 3 часа 12 минут. Я спустился с крыши на три ярда вниз по канату и повис напротив окна в номере Виктора. Осторожно посмотрев сквозь стекло, я увидел, что в гостиной было темно, но из-под трех дверей, выходивших в нее, был виден свет. Убедившись с помощью прибора ночного видения, что в ней никто не прячется, я встал на карниз окна и открыл его. Тихо спрыгнув на восточный ковер, я отстегнул карабин веревки. По ней вниз тут же соскользнул Дак Фут и встал у меня за спиной. Он переместился налево и взял автомат наизготовку. За ним появился Бумеранг. Четырнадцать минут четвертого. Сначала мы занялись спальнями, из-под дверей которых пробивался свет. Пик проверил замки, осмотрев их с помощью инфракрасного прицела. Они не были заперты. Мы разбились на две группы, и я подал сигнал. Бумеранг и Пик одновременно распахнули двери. Дак Фут и я, пригнувшись, ворвались в них, держа наготове бесшумные пистолеты. В моей комнате на тумбочке около кровати горела лампа. Огромный жирный русский лихорадочно пытался выбраться из-под жилистой темноволосой проститутки, которая безуспешно пыталась заставить встать то, что должно стоять у мужчины в таких случаях. Это был не Виктор. Впрочем, не важно. Я мгновенно оказался около него и ударил рукояткой пистолета в висок. Он затих. Бумеранг зажал рот проститутки рукой в перчатке до того, как она успела заорать. Я посмотрел ей в глаза и приложил палец к губам — интернациональный знак «молчать». Она быстро закивала головой. Бумеранг держал ее, пока я связывал ее и Ивана. Мы уложили их в постель, привязав друг к другу и накрыв одеялом, выключили свет и вышли из спальни. 3 часа 17 минут. Дак Фут уже ждал нас в гостиной, держа большой палец руки вниз. Я пожал плечами. — Пусто, — прошептал он. Плохо. Мне еще только не хватало, чтобы сейчас, после какой-нибудь попойки, появился гребаный русский генерал в сопровождении какого-либо сброда. Я дал сигнал Пику заклинить дверь в номер. Это, конечно, не поможет, если они начнут ломать ее, но задержит их на некоторое время и предупредит нас об их появлении. Затем я занялся оставшейся дверью в третью спальню. Она открывалась внутрь, и мы встали сбоку у дверной коробки со стороны замка. Пик занял позицию с другой стороны. Протянув руку, он взялся за ручку и повернул ее. Она свободно вращалась. Восемнадцать минут четвертого. Я стоял, не двигаясь. Рука Дак Фута лежала на левом плече Бумеранга, державшего руку на моем плече. Он сжал его — значит оба были готовы действовать. Я кивнул Пику. Он повернул ручку и толкнул дверь. Она не открылась. Он попробовал еще раз. Тот же результат. Пик навалился плечом — гребаная хреновина была заперта изнутри. Дьявол и все его присные! Пик проверил перед этим две другие двери, но не эту. Мы крупно влипли. Виктор, конечно, был уже на телефоне и вызывал свою омоновскую банду или звонил дежурному администратору, или в оба места сразу. Я оттолкнул Пика, отскочил назад и ударил в дверь подошвой ботинка прямо под замком. Она с треском распахнулась, и я влетел в спальню с пистолетом наготове и зажженым фонариком. За мной ворвались Бумеранг и Дак Фут. Откровенно говоря, я был шокирован, просто шокирован тем, что увидел. Вы знаете, есть специальный медицинский термин на латыни, который точно описывает то, за чем я застал Гринкова. Но я не доктор, так же как и большинство из вас, и поэтому скажу попросту: Гринков и его партнер усердно обслуживали друг друга. Шокирован я был или нет, но времени терять не мог. Подскочив к ним, я ударил его партнера по голове рукояткой пистолета, чтобы успокоить, и занялся Виктором. Он попытался оказать сопротивление, но мои ребята скрутили его в мгновение ока, превратив в мумию Тутанхамона — столько они потратили на него веревок и клейкой ленты, проделав эту процедуру быстрее, чем вы сможете выговорить «Восемнадцатая династия». Задернув шторы на окнах, мы включили свет. Я связал запястья и лодыжки Виктора и, залепив ему рот клейкой лентой, посадил его на кровати, облокотив на спинку. Бумеранг проделал то же самое с его партнером. Последний кого-то мне напоминал. Я подвинул ступ к кровати, повернул его спинкой вперед и сел, облокотившись на нее руками. Партнер Гринкова был высокий, поджарый, мускулистый мужик. Глаза его горели ненавистью. Я никогда не забываю глаз, излучающих жестокость. А эти глаза я уже где-то видел. Увидев лежавшие на тумбочке около кровати наручные часы «Ролекс-Президент», золотые и весившие, наверное, с полфунта, я узнал этого типа. Улыбнувшись ему и ткнув его стволом бесшумного пистолета, того самого «Токарева», отобранного мною у одного из его прихвостней в Москве, я сказал: — Полковник Ролекс, как дела? Я столкнулся с этим, скажем, хреном в России полгода назад, когда он пытался ликвидировать меня. Ролекс был полковник ОМОНа, самым безжалостным омоновским убийцей, хотя такую репутацию нелегко заработать. Очень уж свирепая конкуренция за это звание среди мерзавцев, из которых и состоит эта часть МВД.[38] Он был связан с русской мафией. А сейчас я, к своему удовольствию, узнал, что именно «сближало» его с Гринковым. Я не ждал ответа от него — рот-то был заклеен — и переключил внимание на Виктора. Тот сидел весь мокрый от пота. Наверное, вспотел на э-э-э работе. Я критически осмотрел его. Мужского достоинства — я имею в виду то самое мужское достоинство — было почти не видно. Я стащил шапочку с головы и расправил свою французскую косичку. — Привет, Виктор! Помнишь меня? Он отвел глаза в сторону и промолчал. — Ты хотел поговорить с генералом Крокером относительно своих денег, правильно? Хрен собачий сидел и потел. — Видишь ли, Виктор, его здесь нет. Я вместо него. Поэтому приступим к делу. Судя по его глазам, он был не в состоянии заняться такой приятной вещью, как обсуждение взаимовыгодной сделки. — О’кей. Но не говори потом, что я не пытался с тобой договориться. — Я не собирался тратить время на уговоры или убеждения. Вынув цифровую фотокамеру из кармана и убедившись, что она не пострадала во всех этих передрягах, я сделал несколько снимков Виктора и его партнера, сидевших голыми с обвисшими членами. — Может быть, мы сможем предложить эти снимки какой-нибудь русской газете? А может, АПН, если оно еще существует? Или лучше «Тайму» и «Ньюсуику»[39] или каким-нибудь германским журналам? А может, твой любимый президент захочет взглянуть на них? Мой точно захочет. Это привлекло его внимание. Он что-то замычал, извиваясь, как нимфоманка во время оргазма. Я передал камеру Дак Футу. — Виктор, значит ли это, что ты готов к сделке? Вы, конечно, уже подумали, что я слишком грубо обращаюсь с ним. К тому же шантаж — грязное дело, которым достойные люди не занимаются. Вы правы. Но я ведь недостойная личность, к тому же без хороших манер. И не надо морщиться. Вы читали то, что написано в начале этой книги? Вы знаете, что у войны нет правил? Вы помните, что я добиваюсь победы любой ценой? А я считаю себя ведущим войну против Гринкова. И чем скорее я закончу ее, тем быстрее я начну действовать против Ли Чаймена и Бентли Брендела. Разрешите мне еще кое-что добавить. Война — грязная, опасная и кровавая вещь. На Капитолийском холме любят рассуждать о том, как мы будем в следующем столетии вести правильные, чистые и бескровные войны. Там говорят об «умном» оружии, электронном поле битвы, о несмертельных боеприпасах, которые только приводят противника в замешательство или временно выводят из строя, не причиняя ему вреда. Таким образом, мы будем одерживать бескровные победы. По моему мнению, все это пустой треп. Управляемые лазерные ракеты, самолеты «Стелс», электромагнитное оружие, боевые электронные системы типа «Большого Брата» и многое другое может помочь, но не обеспечить победу. Война всегда ведется простыми солдатами. Именно они убивают врага, стирают с лица земли города и деревни, теряют свои руки и ноги, становятся инвалидами, сходят с ума, гибнут. Война всегда сводится к одному главному принципу: «Убей противника раньше, чем он убьет тебя». И никакое «чистое» или «умное» оружие не сможет сделать этого лучше, чем обычный солдат, зачастую одними голыми руками. Я свято верю в то, что исход наших войн всегда будет зависеть от способности одного человека убить другого. Так же непоколебимо я верю, что убив нужное количество врагов, вы уничтожите их волю к продолжению войны. Когда воля противника к победе сломана, его вожди капитулируют, и победа ваша. Но основой всех войн является убийство. А сегодня Виктор понял, что он может превратиться в труп. 3 часа 23 минуты. Бумеранг и Пик перетащили полковника Ролекса в его собственную спальню, чтобы Гринков и я могли поговорить без свидетелей. В это время Дак проверил спальню и обезвредил пару подслушивающих устройств. Увидев это, Виктор подал мне знак глазами, я включил радио, поймал станцию, передающую рок-н-ролл, и увеличил звук, чтобы заглушить наш разговор. Затем я присел на край кровати и сорвал ленту со рта Виктора. Извините, но я сорвал ее вместе с частью его омерзительной кожи. Нет, я не прикрыл его одеялом. Он так и сидел голым. Это старый психологический прием при проведении допросов. Большинство людей чувствует себя крайне неуютно в голом виде при допросе. Возьмите и сами прочитайте инструкцию. Виктор явно из таких людей. Передо мной сегодня ночью стояло три цели. Первая: защитить Крокера от мерзавцев из ОМОНа или других бандитов, которых Гринков мог привлечь для его ликвидации. Вторая: мне нужно было знать, зачем Виктор продавал китайцам оружие, которого у них и так было достаточно. Помните ящики с маркировкой «Зеленоградский машиностроительный завод/МВД» на борту «Принцессы Нантонга»? Кроме того, мне нужны были последние данные о китайско-русском политическом, экономическом и военном сотрудничестве. И, третья: я хотел, чтобы Гринков поддерживал со мной постоянный контакт на протяжении нескольких следующих лет. Откровенно говоря, я располагал немногими источниками информации в высших эшелонах власти в бывшем Советском Союзе. Нет, я встречался с бывшими кэгэбэшниками, выбрал свой лимит на ликвидацию русских спецназовцев и провел неизвестно сколько времени на переговорах с отставными полковниками ГРУ. Но у меня не было постоянного высокопоставленного источника первоклассной информации. Такой, которую мог бы поставлять некто уровня Гринкова, если мне удастся его «убедить». Я считал, что избавлю генерала Крокера от лишней работы и сделаю что-то на пользу своей Родине, если куплю Виктора. В конце концов, у меня был свободный доступ к его пятидесяти миллионам долларов, изъятым нами с его счетов в швейцарских банках. Я был готов возвратить их маленькими частями в обмен на информацию категории «А». Но сейчас я мог прекрасно обойтись и без этого. Я держал его, скажем так, за горло. Видите ли, нормальные русские ненавидят гомосексуалистов. Они с отвращением относятся к мужчинам, которые гладят друг друга, занимаются друг с другом оральным и анальным сексом. Поэтому Гринкову пришлось бы крайне сложно объяснять сюжеты моих снимков, хотя я и не успел сделать их в момент совершения одного из вышеперечисленных действий.