– Только у некоторых дырок на одну больше, – понимающе кивнула Таня и перешла на немецкий: – Клаус, у тебя ещё остались силы на меня? Опешивший Клаус испуганно поморгал белёсыми ресницами, но вместо ответа положил Танину руку на свою топорщившуюся промежность. – Я воль! – Тогда не жди нас к ужину, – обратилась Таня к Янису. – Со мной он выползет из спальни не так скоро. Да, Клаус был хорош. Молодой, крепкий, спортивный он был почти неутомим. Почти, потому что Таня почти сразу поняла его слабость к своей груди. Кончив второй раз «между сисечками», он почти взмолился о пощаде. Таня заставила его вылизать всё это безобразие, что он на ней оставил, и в тот день они с Янисом перешли к отношениям, которые их обоих устраивали даже больше, чем просто дружеские. Это стало партнёрство. Во всех смыслах этого слова. – Ты ещё здесь? – прилетело сообщение, отвлекая её от воспоминаний. – Слушаю тебя, священный жук, – написала Таня. – Хороший знак, – нарисовал он смайлик. – Когда ты не в духе, то называешь меня навозным. Я дам тебе адрес. Сходи, навести бабульку. Всё как обычно, пока только послушай, – он имел в виду, что нужно установить микрофон. – Говорят, она неплохо гадает, всё рассказывает, как на духу. – Как скажешь. Не боишься, что я спрошу её о тебе? – А есть что-то, чего ты обо мне не знаешь? – снова нарисовал он улыбающиеся скобочки. – Конечно. Кто такая Эва? – Ты до сих пор не успокоилась? – Ты же сам меня научил, эффект Зейгарник. Незавершённые действия запоминаются лучше завершённых. А ты ни разу не сказал о ней правду. – Хорошо, сдаюсь. Она моя сестра-близнец. Таня улыбнулась. На самом деле не так уж её уже и интересовала его загадочная подружка, правду о которой он так тщательно скрывал. Скорее всего он её даже специально выдумал, чтобы поддерживать в Тане этот интерес. – Записала. Версия номер пятнадцать. И хочу отметить, ты ни разу не повторился. – Да, у меня мега-мозг. Трогательную историю как нас разлучили в детстве сразу рассказывать или дашь время подумать? – Подумай, – милостиво согласилась Таня. – Тогда твои истории звучат намного красочней. – Спасибо, моя красавица. Твой адрес: Адмиральская, 8. Жукова Елизавета Петровна. Глава 18 Наши дни ТАНЯ «Жукова Елизавета Петровна», – невольно скользнул Танин взгляд по мятой бумажке, которую достал из куртки Эрик. И из всех вопросов, возникших в её памяти, основным стал: «Интересно, она ещё жива?» – Понятия не имею кто это, – скомкал он записку и оглянулся в поисках урны. – Чего только не заваляется в карманах. На стерильно чистой, блестящей мрамором платформе, где они ждали поезд Нарита-экспресс, выкинуть мусор было некуда. – Держите, ваши билеты, – обратилась к ним их сопровождающая Ольга, бойкая блондинка с шикарными накладными ресницами. – А мусор? – покрутился опять Сикорский. – О, с мусором в Японии проблемы, – пожала она плечами и показала рукой. – Мусорки есть только возле аппаратов с напитками, но туда по умолчанию принято выбрасывать только баночки от этих самых напитков. Алюминиевые отдельно, пластмассовые отдельно. Так что, всё своё ношу с собой. Иногда целыми днями так и ношу эти пакетики. Она продемонстрировала свою сумку размером, действительно, с хорошую урну. – Понял, не дурак, – Эрик снова сунул в карман свою многострадальную бумажку. – Наша станция называется Щинагава, – Ольга повесила сумку на плечо и повернулась в сторону бесшумно показавшегося поезда. И эта её мягкая «щ» в пику всем поисковикам, в которые заглянула Таня, называвшие станцию и «Синагава» и «Шинагава» заставляли верить, что живёт она в Токио давно. – Это на всякий случай, потому что я вас буду сопровождать до самой гостиницы и завтра соответственно проведу с вами весь день, в том числе буду вашим переводчиком на переговорах. Поезд не ехал, он низенько летел над землёй. За окнами мелькали строго расчерченные рисовые поля и игрушечные японские домики, стоящие друг к другу так плотно, что казалось, можно рукой достать до балкона соседа. Ольга рассказывала какое дорогое в Японии электричество, а отопления в принципе нет. И что на северных островах зимой температура опускается до минус восьми. Тогда вся семья живёт в одной комнате и греется одним калорифером. А рука Эрика нежно гладили Танину кисть. Его пальцы с нажимом проникали между её пальцами, а затем возвращались, поглаживая между косточками. И снова медленно вниз, раздвигая, преодолевая сопротивление узкого расстояния между фалангами. От этого ритмичного движения хотелось стонать, словно рука его лежала не на подлокотнике кресла, а гораздо ниже, там, где уже стало невыносимо горячо за эту недолгую поездку. От станции метро до гостиницы их довёз бесплатный автобус, курсировавший каждые пятнадцать минут в обоих направлениях. Ольга презентовала это как одно из бесспорных преимуществ отелей Тоуoko-Inn, и Таня была с ней совершенно согласна. Отель бизнес-класса по демократичной цене, в каждой из крошечных комнат которого было всё необходимое для человека совершающего деловую поездку или для бюджетного туриста. Это было именно то, что сейчас так актуально для росийских путешественников. Час был обеденный. Ольга объяснила им где можно покушать, куда сегодня съездить и распрощалась до завтра. И оказавшись в своей комнатке одна, Таня обнаружила проблему, которую так и не решила – запертый наглухо чемодан со сбившимся кодом. В ящике стола она обнаружила фонарик, письменные принадлежности, адаптер для розетки, но ничего, чем можно было вскрыть замок. Она прекрасно понимала, что сам Эрик не придёт. Но если она потащится сейчас к нему в соседний номер, то… просто так не выйдет. И после электрички она даже была уверена, что сама хочет этого. – Я понимаю, как это выглядит, – улыбнулась она на пороге его комнаты. – Но чемодан, правда, не открывается. – Да, я видел, что ты с ним возилась в аэропорту, – посторонился Эрик, чтобы пропустить её внутрь. И Таня со всей силы старалась не смотреть на его голый волосатый торс, кубики пресса и подвздошные кости, выступающие над джинсами. Он закрыл дверь. Этот мягкий щелчок был так символичен – клетка захлопнулась. – Не хотелось бы ломать, но другого выхода я не вижу, – разогнулся он и полез в свою сумку. – Не возражаю, – ответила Таня и это был не ответ Эрику. Это она ответила своему внутреннему голосу, который спросил: "Наверно, стоит все же оценить каков он в постели, чтобы точно знать, заслуживает ли внимания". Эрик выламывал своим швейцарским ножом замок, а Таня методично снимала с себя одежду. Куртку, которую не догадалась оставить в своём номере. Косынку, повязанную на шею для красоты. Толстовку с капюшоном, надетую ради тепла. – Жарко? – мельком глянул на неё Эрик. – Ага, – сказала Таня, стягивая брюки. Он замер ещё до того, как она положила на его плечи руки и слегка помассировала. – Уверена? – Абсолютно. Он развернулся и подхватил её на руки так легко, словно она ничего не весила. Его губы оказалась на уровне её ключиц. Его руки под её ягодицами. Он прижал её спиной к стене и прикоснулся губами к коже словно пробовал на вкус, втягивая носом запах её тела. Его волосы на ощупь были даже приятнее, чем на вид. Шелковистые, но упругие и пахли они дорого. Пьянящими нотками мужских духов, уже раскрывшихся, смешавшихся с запахом кожи и лишь подчеркнув его мужественность, но неповторимость. Она искренне хотела, чтобы ей не нравился этот запах, но здесь никаких срывов. За те недели, что она с ним работала, она узнавала этот запах, и в её личной классификации он был между "родной" и "любимый". Желанный. Позволяя его губам оставлять на шее, на ключицах, на ямочке между ними прохладные и влажные следы, она терпеливо ждала где он оступится. Стиснув его талию бёдрами, немного осела вниз, и его губы мягко накрыли её губы. Это тоже было знакомо. Даже хуже – она помнила тот его поцелуй. И в этот раз она на него ответила. И задохнулась, забыв, что надо дышать. Схватив его за шею, она подчинилась его губам, сложному танцу его языка, ритму его учащающегося дыхания. Он развернулся с ней на руках и аккуратно положив на кровать, дотронулся до её груди. "Пусть, пусть у него будут жёсткие сухие руки!" – взмолилась Таня. Но он сжал её грудь руками мягкими и влажными, как у опытного массажиста. Нет, не стиснул, мучая выступающие соски, а аккуратно, как на приёме у маммолога, захватил и так же бережно поцеловал. Сначала один сосок, трепетно и нежно, потом другой. Он играл с ним языком, уже заставляя её выгнуться как парус, трепыхаться как подхваченное ветром полотно. И он умело натягивал канаты. Он спускался вниз, увлекая за собой кружево её белья. Может в тот момент, когда он мурча обследовал каждую складочку. Может даже до этого, когда он восхитился татуировке, изумился пирсингу и впал в восторг от полного отсутствия волос. А может после того, как нежно поглаживая, он засунул внутрь неё палец. Но в какой-то из этих моментов Тане вдруг стало все равно какого размера сокровище сейчас он явит пред её очи, затуманенные стремлением ощутить его в себе. Молния на джинсах поползла вниз, и Таня прикрыла глаза желая его сначала почувствовать, а потом увидеть. От горячей плоти её голеньким складочкам было куда как приятнее чем от шершавого языка. И он не торопился, двигаясь вверх-вниз, увлажняясь, становясь скользким и от этого ещё более желанным. Она вскрикнула, когда он вошёл в неё. От радости. От полноты этого ощущения, что он вошёл так плотно, что его было так много. И хотелось больше, но больше тоже было. Даже больше, чем она ожидала. Даже больше, чем она боялась подумать. Он входил, он выходил. И это был процесс. Не суетливое подёргивание туда-сюда. С достоинством адронного коллайдера он углублялся и возвращался назад, разогреваясь, ускоряясь, разгоняя миллиарды хвостатых частиц. И ровно тогда, когда силы в ней осталось лишь на один последний толчок, Эрик дёрнулся и хрипло застонал. Лампа на потолке расплылась, и свет в комнате погас, когда она содрогнулась. – О, боже, – отлетало к небесам её бренное тело. – Как же давно я этого хотел. Я просто с ума по тебе сходил, – прошептал он ей на ухо. И пульс, что бился в его прижатом к ней животе был громче её стучавшего сердца. – Надеюсь, не зря? – улыбнулась она. – Зря. Теперь я буду сходить по тебе с ума ещё больше. Ты какая-то вся, я не знаю, как это сказать, – он откатился в сторону и мечтательно уставился в потолок. – Свободная. Лёгкая. Податливая как глина. Моя. Она вздохнула, чувствуя, как кровь стучит в висках. – Мне так не хватало этого с женой. – Все восемнадцать лет? – перевернулась она на живот и поднялась на локти. На самом деле она вовсе не в глаза его хотела заглянуть. А посмотреть на его великолепного дружка, устало скособочившегося в сторонку. Да, ощущения её не обманули. Посмотреть тоже было на что. Хотелось взять линейку, чтобы не ошибиться, потому что на глаз это выглядело "много". Даже нет. "Щедро". Если чем Эрика и обделила природа, то точно не мужским достоинством.