Я отпихнула Хруста назад ногой. – Не обращай внимания. Это вульпис, он увязался за мной на прогулке, и прогнать не получилось. Не признаваться же в собственной глупости! – Нет проблем, сейчас прогоню! – Я выставила руку, удерживая брата, а ногой продолжала отталкивать за спину рвущегося в бой Хруста. Только этого не хватало. И так всю жизнь стою между Людо и Артуром, теперь ещё и этих двоих разнимать. – Не надо, он безобидный. Регент сказал, что вульписы очень преданные. Людо обжёг взглядом. – Ах, регент сказал! Ну, это меняет дело. Тебе не приходила мысль, что он попросту приставил к тебе шпиона? На миг я оторопела, но потом решительно тряхнула головой. – Нет, говорю же: всё вышло случайно. Я сама… – Что с рукой? – перебил Людо, схватил кисть и сдавил ранку, заставив меня поморщиться. – Это что, следы зубов? Повреждённый участок выглядел неплохо, учитывая, что я не нанесла мази – только промыла. Никакой синевы, лишь небольшая припухлость вокруг. Может, слюна вульписа излечивает, как у кошек? – Да, я испугалась, услышав возню в кустах – решила, что это крупный хищник, – и прикусила ладонь, чтобы не закричать. Нелепое объяснение, состряпанное в спешке, но Людо, помолчав, отпустил руку. – Твоя трусость поражает. Ладно, пусть его, скоро отвяжется. Я никак не прокомментировала это замечание – сейчас не время выяснять отношения, – и набрала в грудь побольше воздуха. – Не отвяжется. Я хочу оставить Хруста. – Хруста? Хруста?! Ты уже и кличку ему дала! Ваалу, Лора, да что с тобой! – Людо стукнул по свисающей с потолка холстине, подняв облако пыли и песка, и принялся расхаживать туда-сюда, бросая на меня гневные взгляды. – Не понимаю, почему ты так злишься! У многих здесь есть животные! – Вот именно – здесь. Что дальше: вечерние сплетни с подружками и подарки на День инициации? – Ты преувеличиваешь. – Я тоже уже была на грани, но сдерживалась из последних сил. – Преувеличиваю? Взгляни на себя, на свои руки, во что превратилась! Теперь ещё и этот мешок с блохами приволокла… – У Хруста нет блох, и что не так со мной и моими руками? – Голос, несмотря на все усилия, под конец скакнул, сорвавшись. – Кожа, как сметана. Тебя теперь за руку не возьмёшь – выскальзывает. И сама раскоровела. Я аж задохнулась. Кожа у меня и правда выправилась от ежедневных молочных ванночек, больше не напоминает зернистый пергамент и не вызывает желания спрятать ладони за спину, подальше от чужих глаз. И да, я поправилась на регулярной кормёжке, но ровно настолько, чтобы не греметь костями: теперь по крайней мере спать на животе не больно – тазовые кости не упираются в жёсткий матрас. И всё равно я одна из самых тощих фрейлин. Это всё мелкие несправедливые придирки! – А тебе бы хотелось, чтобы я осталась грязной дикаркой! – в запальчивости выкрикнула я, запоздало осознав, что использовала то же слово, что и королева. – Дикаркой ты мне больше нравилась! – Ага, чтоб была такой же нелюдимой и озлобленной на весь мир, как ты!! Повисла тягостная пауза. Если б можно было, откусив себе язык, вернуть слова назад, я бы не задумываясь это сделала. Людо посмотрел так, что я почувствовала себя распоследней дрянью, молча вернулся к дальней стене, взял в руки пластину и продолжил обтёсывать её, возобновляя прерванное моим приходом занятие. Меня мелко трясло. Я взяла вульписа на руки, вынесла за дверь и поставила на землю, прошептав: – Подожди тут, малыш, хорошо? – Ответом был душераздирающий взгляд и жалобное поскуливание. – Нет-нет, это очень ответственная задача. Если кто-то приблизится, дашь сигнал. Вся надежда на тебя. Вульпис оживился и принялся важно расхаживать перед дверью, высоко задирая лапы и с подозрительным прищуром поглядывая вокруг. Я снова опустила засов и несмело подошла к Людо. Он даже не обернулся, сидя спиной. – Какая хорошая табличка, – робко произнесла я, устраиваясь рядом на полу и заглядывая ему через плечо. Паузу заполнило визгливое вжиканье инструмента. – Я бы сама в жизни не справилась, пришлось бы придумывать что-то другое. Вжик-вжик. Я подлезла под руку, получила ладонью в лоб, но не сдалась и навалилась сзади, обняв его и прижавшись щекой к спине. – Мне так жаль, Людо, – шмыгнула я. – Ненавижу с тобой ссориться! Скрежет прекратился. Брат поднял свинцовую пластину округлой формы дюймов пять диаметром[52] и покрутил перед моим носом. – Пойдёт? – То, что нужно! – обрадовалась я окончанию бойкота. – Ты правда так считаешь? – Да, она идеально подходит. – Ты правда считаешь меня озлобленным и нелюдимым? – терпеливо пояснил он, откладывая пластину и инструмент. – Нет! Конечно, нет! Я так сказала специально, чтобы обидеть тебя. Но когда тебе плохо, мне в сто раз хуже, особенно если тебе плохо из-за меня. Пожалуйста, прости! Я не хотела тебя задеть! – С чего ты взяла, что задела? – Он улыбнулся углом рта, искоса посмотрев на меня. – Ладно, так и быть, прощена. Я со счастливым криком повисла у него на шее. – А ты правда считаешь, что я раскоровела? – Вообще-то да. Даже дышать сейчас под твоим весом трудновато. – Ах так! – Я вскочила на ноги и прыгнула на него. – Тогда я тебя задавлю! Мы, хохоча, покатились по земле, и возня закончилась моей полной капитуляцией и мольбами о пощаде в связи со щекоткой. – Так мы никогда не закончим с этой табличкой, – всё ещё смеясь, я опёрлась о его плечо и встала. – Что писать? – неохотно поднялся Людо. – Вот это. Я пошарила в поясе и протянула ему заготовленный клочок пергамента, на котором нацарапала символы, похожие на те, что были на той, настоящей, табличке из деревни. Несколько слов всплыли в памяти целиком. Но, поразмыслив, я велела брату от греха подальше скопировать их без последней буквы. Его изначальное предложение просто выбить зловещие закорючки сразу отвергла – Бодуэн не дурак, и всё должно смотреться серьёзно. Возможно, он тоже когда-то сталкивался с проклятиями и знает, как примерно выглядят подобные письмена. Пусть поймёт, что это не шутки. Пока брат процарапывал штихелем слова по спирали от края к центру и разделял их вертикальными линиями, я сидела, скрестив ноги, и, подперев щёки руками, наблюдала за его работой. Возвращаться к поссорившей нас теме не хотелось, но разговора так или иначе не избежать. Лучше по горячим следам всё прояснить. Я тяжело вздохнула. – Почему ты против Хруста? Людо поднял глаза. – А как бы тебе понравилось, приведи я кого-нибудь третьего в нашу жизнь, не спросясь тебя? Первая бы набросилась с упрёками. Я открыла рот и… закрыла. Он прав: наверняка набросилась бы, ещё похлеще, чем он. Людо снова склонился над пластиной и с силой вдавил лезвие в мягкий свинец. – Делай, как знаешь, ты ведь все уже сама решила. Но не жди, что гадёныш станет и моим любимцем. И хотелось бы возразить, а нечего… Я ведь и правда решила за нас обоих. Упоминание третьего воскресило в памяти слова Бодуэна о том, что Людо когда-нибудь женится. Женится, и эта третья вытеснит меня из его сердца… В животе растёкся талый снег. Я посмотрела на брата – упавшие волосы скрывали выражение лица, он снова полностью погрузился в работу. Встряхнул рукой, разминая запястье, и сползший рукав обнажил кусочек жёлтой ленты. До сих пор не снял подарок Бланки. Уверена, мне назло. Надеюсь, что назло… По мере того как символы заполняли круг, противный холод тоже раскручивался внутри меня тошнотворной спиралью. А вдруг Людо уже задавался вопросом женитьбы, просто мне не говорил? Вполне вероятно… Только спрашивать нельзя, потому что, если не задавался, я сама посею в нём эту мысль, как Бодуэн – во мне. Но чем сильнее я старалась прогнать назойливый образ, тем крепче он ввинчивался в голову. Бодуэн прав: когда-нибудь брат наверняка задумается. Может, уже думает, прямо сейчас, процарапывая треклятые значки… В этот момент Людо зачесал волосы назад таким привычным знакомым с детства движением, и я всем сердцем до дрожи, до помутнения в глазах возненавидела ту будущую пока ещё безликую незнакомку, что отнимет его у меня. – Не думай о ней! – выдохнула я, подавшись вперёд и судорожно обняв его за шею. – О ком? – удивился Людо и погладил мои руки. – Ни о ком, думай только обо мне… – Я только о тебе и думаю. О Скальгердах и о тебе.