– Хочу. Осторожно поднесла искусственную грудь к маленькому рту, и тот тут же раскрылся ей навстречу. Какое странное чувство, когда маленькое живое существо тянется к тебе, доверяя безоговорочно и безоглядно… Всё это время Хруст ревниво кружил рядом и обиженно поджал уши, когда я велела не мешаться. Рыжий мех мелькнул и скрылся где-то за камнями – вульпис отправился охотиться. Я не боялась, что он потеряет группу, потому что чувствовала отныне связующую нас незримую нить. Когда с кормлением было покончено, Зои сыто улыбнулась, взгляд поплыл и веки, трепыхнувшись пару раз, сомкнулись. – Жаль, не взяла с собой той маковой настойки, – шепнула я, невесомо промакивая ей рот и отирая порозовевшие щеки. – Нельзя же весь день её этим поить, миледи, – покачал головой Альбрехт, убирая вещи обратно в сумку. – На свежем воздухе ей и без того будет хорошо спаться. Потом он принёс немного провизии и, снова устроившись рядом, протянул мне хлеба с ветчиной. Я поколебалась, боясь неосторожным движением разбудить Зои. Альбрехт неверно истолковал мою медлительность. – Не отказывайтесь. Знаете, что это я придумал ветчину? Привычка есть впрок, когда дают, возобладала над осторожностью, и я, аккуратно выпростав руку, приняла угощение. – Вы? Я думала, её изобрели давным-давно. – Так это и было давно, я ещё юнцом ходил, не старше вас, миледи. Отправились мы как-то шумной компанией во главе с сеньором на охоту, и вот совсем немного спустя прямо на нас выскочил кабан, – с удовольствием начал он, откинув голову и с прищуром озирая затянутую туманом долину, будто проникая взглядом в прошлое. – Бивни, что твои колонны, один расщеплён на конце, об щетину уколоться можно, отпечаток копыта в пядь длину и ширину, – он расставил большой палец и перст, – аж земля дрожит, и глаза по зрачки налиты кровью – настоящий монстр, разорвёт – не заметит! Ох и погонял он нас тогда по лесу, две борзые всего уцелели, остальных об камни да деревья порасплющивал, брюха пораспарывал, и сами мы до исподнего, простите, леди, взмокли, но под конец зацепил-таки я его. Только убёг он всё равно, сиганул в кусты и был таков. – И что же вы? – заволновалась я и не глядя вцепилась зубами в ветчину. – Неужто упустили?! – А что я? Вернулся ни с чем домой, и там никто не поверил, доказательств-то нету. – Он отряхнул ладони и развёл руками. – Так бы и забыли про эту историю, да только месяца три спустя нашли того кабана: оказалось, упал в солёный источник и там же утоп. Признали его лишь по обломку моей рогатины с фамильным гербом, застрявшему точнёхонько в сердце. А когда вытащили хряка да разделали тушу, мясо нежнейшее оказалось. С тех пор и навострились солить на ветчину. – Он вам уже поведал, что Игрунья – плод любви его лучшей кобылицы и восьминогого жеребца тайного народа? – поинтересовался Бодуэн, обходя валун сбоку. Я вздрогнула и наклонилась поправить пелёнку Зои, сложенную на голове на манер капюшона. – Так это что, все неправда про ветчину? – разочарованно протянула я, стараясь смотреть только на Альбрехта. – Вестимо, правда! – возмутился тот. – Его Высочеству-то откель знать дела полувековой давности. Он спустя только два десятка лет после той охоты мальчонкой бегать начал. Я невольно покосилась на Бодуэна – настолько странной показалась мысль, что он тоже когда-то был мальчиком. Бодуэн, которого я знала, всегда был взрослым. – Это ты зря помянул, Альбрехт, – усмехнулся регент. – Леди Лорелея теперь усиленно пытается представить меня в коротеньких брэ[56]. – Моя фантазия довольно скудна, Ваше Высочество, – сухо ответила я, отворачиваясь. – Такой подвиг ей не под силу. – Всё-то вы прибедняетесь. – Он посмотрел на небо, проверил пальцем ветер и объявил: – Привал окончен, нужно успеть до дождя. – Успеть обратно в замок? – негромко спросила я, когда он отошёл. – Успеть до горной деревушки, – отозвался Альбрехт. – А до замка по-любому не успеем, это сразу было ясно. Я замерла и беспокойно глянула на наливающееся сплошным синяком небо. Искристые змейки пробегали по нему смертоносной вышивкой, гром гремел всё ближе. Альбрехт поднялся, и я собралась было последовать за ним, но рыцарь остановил: – Вы бы того, леди, рами[57] проверили. Он красноречиво помахал ладонью перед носом. Я остановилась как вкопанная. – Что? Погодите, Альбрехт, не уходите, может, вы… – Нет уж, миледи, тут вы как-нибудь сами, – усмехнулся он и поскорее сбежал к Игрунье. Я досадливо посмотрела на посмеивающихся мужчин, приблизила нос к Зои и поморщилась. Где тут ближайший куст для переодеваний? 24 Погодное предсказание вскоре начало сбываться. Зарядил противный сеющий дождь, слишком мелкий и слабый, чтобы промочить одежду насквозь, но достаточный, чтобы утяжелить её, ухудшить видимость, затруднить дорогу и испортить настроение. Наслаждаться больше не получалось. Остаток пути пришлось преодолевать медленно, то и дело спешиваясь и продвигаясь шагом, пока мужчины вели лошадей в поводу, ровных участков попадалось всё меньше. Зои часто просыпалась, и мы ещё несколько раз останавливались из-за неё на короткий отдых. Когда впереди показалась горсть домишек, прилипших к склону и съехавших с него на небольшое плоскогорье, я была уже вконец измучена и едва переставляла ноги. От влажной липнущей одежды тело дрожало и покрывалось мурашками. Зои беспрестанно капризничала. Сейчас я мечтала оказаться на её месте: чтобы кто-то нёс на руках, кормил и бормотал слова утешения, а я бы только требовала и подгоняла, и чтоб в конце ждал родной очаг, материнские объятия и слёзы счастья. Для неё это всего лишь сутки страданий, которые скоро закончатся. Ради счастья вернуться на один-единственный вечер домой я отдала бы полжизни. Особенно трудно без родителей приходилось в самые первые годы. И когда тоска по ним становилась нестерпимой, Людо говорил, что в их раннем уходе тоже есть преимущества, например они уже никогда не состарятся. Это слабо, но всё же утешало. Теперь я понимаю, что скучала не столько по ним – их-то, как людей, я, пожалуй, толком и не успела узнать, кроме того, что мать была строгой и красивой, а отец жёстким и сильным, – сколько по даруемому им чувству защищённости. Вот это самое чувство защищённости, а вовсе не горка обнесённых стеной камней, и есть дом. И именно его отнял возглавляющий наш отряд человек, сделав это так же играючи, как управлял своим конём и всем, за что бы ни взялся, выставив меня в жестокий взрослый мир, неподготовленную, растерянную, с обгоревшими бровями, плачущим Артуром и плюющимся проклятиями Людо. Артур потом много недель проливал по ночам беззвучные слёзы, а Людо сгорал от стыда за него и ненавидел ещё больше и сделал всё, чтобы вычеркнуть его из нашей жизни, жалея, что не может также удалить и из жизни земной. Хотя, думается мне, помимо слабости, у Людо была дополнительная причина ненавидеть нашего тихого брата, хотя сам он никогда бы в этом не признался: именно Артур, а не он спас меня в тот чёрный злополучный день ценой собственного увечья. Наше путешествие закончилось уже далеко за полдень перед крепким двухэтажным домом, обнесённым частоколом. Деревенька состояла из немногим более полутора десятков хижин, но он выделялся среди прочих размерами, добротным материалом, удачным местоположением и наличием сарая и пары-тройки других надворных построек. – Здесь живёт староста с семьёй, – пояснил Альбрехт. Когда мы пересекали двор под насторожённое кудахтанье куриц и блеяние невидимых коз, из конуры выбежал лохматый пёс, размерами и размазанными по белой шкуре чёрными пятнами напоминающий телёнка, и залился оглушительным лаем. Разбуженная Зои, потерев глаза, присоединила к нему всю мощь своих лёгких. Дверь немедленно распахнулась, и на пороге показалась девушка примерно моих лет в простой суконной котте, с подоткнутым подолом и заплетёнными в косичку волосами. Она обежала нас любопытным взглядом, радостно улыбнулась Бодуэну и, отвернувшись к дому, прокричала: – Мама, мама, там господа приехали! Милорд приехал! Последнее её особенно радовало. Пока Бодуэн поднимался по ступеням, она не переставала широко улыбаться и лукаво глянула из-под ресниц, когда он потрепал её по подбородку. – Здравствуй, Раэли. Из-за её спины уже выглядывали трое младших: два брата лет шести-семи и жующая кулак девочка лет трёх. Хозяйка, та самая мама, стряхнула ладони от муки и подхватила младшую дочь на руки. – Что же ты гостей на пороге держишь, – упрекнула она девушку и уже тише добавила: – А ну, брысь с глаз долой! Раэли с сожалением скрылась где-то в глубине. Было видно, что, в отличие от дочери, старшую женщину приезд гостей не порадовал, но держалась она почтительно и поприветствовала каждого. – Муж дома, Йоханна? – поинтересовался Бодуэн, перешагивая порог и оглядываясь. Первый этаж состоял из одной большой комнаты, беспорядочно заставленной предметами обихода. В очаге на тагане булькал пузатый горшок, выше на выступающих вперёд стойках помещалось уже готовое блюдо, предохранённое от остывания, с потолка свисал упрятанный подальше от кошачьих когтей окорок и жёлтая головка сыра; потревоженная плечом Пэтра, она теперь заманчиво поворачивалась то одним, то другим бочком. К очагу жались лавки, а на другом конце комнаты помещалась лохань для стирки, широкая кадка для купания детей и прялка – похоже, наше появление прервало работу старшей девушки. – Пошёл проверить силки перед грозой, скоро будет, милорд. А вы как на сей раз, с ночёвкой али проездом? «Проездом» она особенно выделила. – Рассчитывал на второе, но сама видишь, что творится на улице. – Снаружи громыхнуло в подкрепление слов. – Боюсь, нам придётся злоупотребить вашим с Ги гостеприимством. – Какие уж тут зло-у-пот-ре-бле-ния, – с запинкой выговорила она трудное слово и резким жестом пригласила всех располагаться удобнее. – Обед почти готов. – Отлично, тогда позаботься о моих спутниках: Альбрехта и Пэтра ты уже знаешь, а это леди Лорелея и вручённая её попечению малышка, Зои. Я вернусь позже. – А куда вы? – высунула нос Раэли, игнорируя многозначительный кулак матери. – У меня есть одно дело в горах, – улыбнулся девушке Бодуэн. – Как?! Разве мы не пойдём с вами к Камню? – вырвалось у меня. – Нет, вы, миледи, останетесь здесь, чтобы смотреть за ребёнком, а Альбрехт и Пэтр составят вам компанию и помогут Йоханне по хозяйству, если потребуется. – Я могу оставить ребёнка здесь! – горячо возразила я, но под возмущённым взглядом Йоханны стиснула зубы и добавила: – Нельзя же вам одному, вдруг что-нибудь случится. – Ценю вашу заботу, – усмехнулся Бодуэн. – Если к ночи не вернусь, наутро заберёте моё окоченевшее тело. Кирк укажет место. – Ерунду не болтайте! – Раэли выбежала вперёд, на ходу сдёргивая с волос красный шнурок, схватила Бодуэна за руку и повязала ему вокруг запястья. – Вот, теперь точно не пропадёте, – радостно сообщила она, запрокинув лицо со смешливыми глазами. У любой другой это вышло бы безобразной дерзостью, но есть люди, бабочками порхающие по жизни и распространяющие вокруг себя лучи жизнелюбия, им всё прощается, и окружающие улыбаются в ответ. Никогда к таким не относилась, поэтому продолжала угрюмо качать Зои, кипя от гнева. Значит, вся дорога, все неудобства и лишения были ради того, чтобы подождать Бодуэна в этой лачуге?! Надеюсь, его придавит валуном потяжелее. – Вы ведь хотели проверить Зои у Камня, – привела я последний аргумент. – Проверить? – сразу насторожилась Йоханна, загородив руками младших детей, как наседка цыплят. – Младенец хворый? – Ничего такого, просто особенность, которая никому не передастся, – успокоил её Бодуэн и, повернувшись ко мне, добавил: – Мы теперь достаточно близко от него. Этого расстояния хватит для проверки, нет нужды мучить девочку лазанием по горам, да ещё в такую погоду. Как будто она сама полезет. – Разговор окончен, – отрезал Бодуэн, видя, что я собираюсь возразить, что-то тихо сказал Альбрехту и Пэтру и направился к выходу. Возле Зои замедлил шаг и тронул пухлую щёку согнутым пальцем, бросив мне: – У вас неплохо получается.