– Очень похоже на тот же почерк, – отметил Ян. – Похоже, да не совсем. – Ты про надпись? – Надпись как раз в меньшей степени, ее еще можно было бы списать на развитие нашего маньячеллы. Вроде как в первом случае он нервничал и стеснялся, а тут освоился и дал выход творческой натуре. Но я тебе говорю про более тонкие детали. Посмотри хотя бы на бутылку, которую тут использовали! В номерах люкс бары были полноценными – с обычными бутылками. Размер побольше, стекло потоньше. И вроде как убить такой удобней, как бы кощунственно это ни звучало, однако в случае Валетского обнаружился любопытный нюанс. Бутылку сначала разбили, а потом намеренно, четким и грамотным ударом отбили еще часть, чтобы оставшаяся «розочка» получилась примерно такого же размера, как при убийстве Куплака. Иначе у нападавшего не получилось бы вот так вогнать ее в шею жертвы, пусть и массивную. – Он как будто пытался подражать сам себе, – указал Ян. – Сам себе ли, вот вопрос! – Александра опустилась на колени возле трупа, внимательно изучая рану. Но ее усилия были напрасны: слишком глубоко вошло стекло, слишком много крови пролилось. – Нет, я не разберусь. И ты не разберешься. Надо будет снова привлекать Наташу Соренко. – Она нас убьет. – На таком расстоянии не убьет. – Она убьет Кирилла. – Да ладно тебе, он слишком милый, чтобы его убивать! Снимай давай. Пока Ян был занят съемкой покойника, вызывавшей немалое недовольство у охранников, Александра продолжила осмотр окровавленной спальни. Нет, никаких следов борьбы, их не скрывали – ничего просто не было. Упало только то, что Валетский обрушил своей тушей при падении. Он был в толстом пушистом халате с вышитой символикой корабля – вероятнее всего, такой выдавали всем жильцам номеров люкс. Распахнутые полы халата намекали, что под ним ничего не было. Это может быть связано с тем, кого ожидал Валетский, – а может быть просто привычкой погибшего не обременять себя одеждой. Александра уже успела заметить, что он прикрывал себя удручающе малым количеством вещей, носил ровно столько, чтобы его пускали в бары и рестораны без скандала, а в остальное время гордо потряхивал обвисшими телесами, словно намекая: не только море волнами идти умеет! – Подозреваемых по этому делу побольше будет, – сказал Ян, убирая телефон. – По-моему, он успел достать всех сотрудниц и половину туристок. – Меня вычеркивайте, у меня с ним конфликта не было, – напомнила Александра, больше для охранников, чем для брата. – Тебе не кажется настораживающим, что оба наших мертвеца отличались любовью к незнакомкам, которая была активно невзаимной? – Не только этим. Оба совершили преступления и не были наказаны. – Думаешь, это важно? – засомневался Ян. – Ладно Валетский – насильнику действительно могли мстить смертью. Но Куплак? Он был мошенником, он никого не убил и не покалечил… – Зато успел почудить с чужими деньгами, причем немалыми. Уж не за это ли? – Какой смысл убивать должников? С того света они деньги не вернут! – В назидание другим, – пояснила Александра. – От Куплака все равно не было бы толку, у него деньги не задерживались, да и не понятно, сколько с него требовать. Он же не в долг брал, он просто разбазаривал бюджет! Зато если его пришлепнуть, другие так делать не будут. Та же история с Валетским: он… А, нет, все-таки ищем женский след! Ян, осматривавший надпись на стене, удивленно повернулся к сестре: – Ничего себе у тебя настроение скачет! – Не без оснований. Смотри, что нашла! Кровать, возле которой погиб Валетский, оставалась целомудренно заправленной. На толстое покрывало пролились брызги крови – четко сверху, как и положено. Потом кровь пропитала ткань насквозь, добралась до постельного белья. И все же, когда Александра убрала покрывало в сторону, она без труда заметила, что узор не совпадает – совсем чуть-чуть, но если внимательно смотришь, заметить несложно. На постельное белье попало больше брызг, чем на покрывало. Значит, в момент смерти Валетского постель была расстелена, а уже потом кто-то попытался замести следы, да и замел, но не идеально. Постель в сочетании с халатом на голое тело указывали, кого он ждал. Правда, это не означало, что к нему пришел именно тот человек, но женщина была как-то в это вовлечена. Ян ее выслушал, со всем согласился, но бодрее от этого не стал. – Ты чего такой кислый? – не выдержала Александра. – У нас же круг подозреваемых только что нехило так сузился! – Это у тебя круг, – возразил Ян. – У большинства местных охранников, которые за неимением конкуренции возомнили тебя следователями, подозреваемая по-прежнему одна – ты. И ты только что подкинула им парочку доказательств того, что виновна. Глава 7 Какая непредсказуемая все-таки получилась жизнь… И даже то, что он уже привык думать о ней в прошедшем времени, неприятно поражало Виктора. О первой половине своей жизни он нисколько не сожалел – в ней он стал успешен. Не важно, каким путем, победителей не судят. Виктор Шереметьев мог по праву гордиться тем, что пробился наверх с самого дна, сделал то, чего от него просто не ожидали. А что для этого пришлось проигнорировать закон… все так делают. Или хотели бы делать, да не могут. Проблемы у него начались намного позже, когда его подвел родной сын. Как драматично звучит, так банально, что даже дешево, как в кино, но факт остается фактом. У главного разочарования его жизни было имя – Андрей. Но это Шереметьев-старший еще надеялся исправить. Андрей не был его первым ребенком, однако был единственным по-настоящему важным, потому что только его Виктор воспитывал с самого детства и считал своим творением. Остальным детям он в лучшем случае посылал деньги, и даже если эти дети вырастали успешными, он не был впечатлен. Какое ему дело до чужого успеха? Они не понимали, обижались, а ему было плевать. Он бы не отказался завести нескольких законных наследников, да у жены не получилось, а разводиться с ней он боялся, мешала ее влиятельная родня. Значит, нужно было сосредоточиться на одном ребенке, но так даже интересней. Тем более что Андрей представлял собой любопытный материал для творчества: умный, здоровый, привлекательный. Талантливый даже, и как раз в том, что нужно. Виктор достиг того возраста, когда пора задуматься обо всем, что останется после его смерти. Он не сомневался, что Андрей сумеет сохранить его клинику и его дело. Но Андрей не то что не сумел, он не пожелал даже! Начался какой-то бред про то, что некоторых людей не стоит спасать, не такими методами так точно. Виктор попытался указать, что врач обязан спасать всех, а не строить из себя судью. Но Андрей не без оснований напомнил, что Шереметьев-старший тоже заботится исключительно о тех, у кого хватает денег на его услуги. Спор, основанный, как считал Виктор, на юношеском максимализме сына, затянулся. Сначала отец попытался решить его пряником: он обеспечил сыну лучшее образование, практику, собственную клинику. Когда пряник не пошел на пользу, пришлось задействовать кнут. Андрея поставили перед фактом: либо он работает на семейное дело, либо не работает вообще. И что сделал этот паршивец? Стал ветеринаром. Максимум, которого удалось от него добиться, – редкие тайные операции клиентов отца. Виктор решил, что самым разумным станет ждать. Юношеский максимализм не длится вечно, ведь правда? Рано или поздно жизнь выбьет из Андрея иллюзии и заставит посмотреть на многое по-другому. Но для этого требовалось время… А оказалось, что времени у Шереметьева-старшего и нет. Не так много, как ему хотелось, по крайней мере. Он боролся с болезнью, сколько мог, а она наступала, отвоевывая все новые и новые грани его жизни. Он уже не мог оперировать сам, и ему в спину дышали конкуренты. Он чувствовал себя дряхлым, на теневом рынке такое не прощают. Ему нужен был наследник, способный рявкнуть на всю эту шакалью стаю так, что мало не покажется! Тогда он снова вспомнил об Андрее, понадеявшись, что стало лучше – а стало только хуже. Андрей убил – убил, своими руками! – одного из самых денежных клиентов отца, а потом еще и снюхался с полицейской. В принципе, уже это было плохо, но девица оказалась еще и дочерью Михаила Эйлера. Что это, извращенная месть? Слишком коварно для Андрея. Больше похоже на чудовищную издевку судьбы, истинный смысл которой Андрей просто не мог понять. Виктор Шереметьев и Михаил Эйлер никогда не были настоящими врагами, слишком пафосно для них. Но Эйлер оказался достаточно умен и напорист, чтобы попортить Виктору немало крови. Среди всех следователей, с которыми подпольному хирургу приходилось иметь дело, этот был, пожалуй, самой глубокой занозой в заднице. И чем это обернулось? Виктор вроде как поставил его на место, зубы старому маразматику обломал, а теперь его сын бегает за девкой послушным песиком! Двойной удар, двойное оскорбление. Так что когда стало известно, что на Андрея напали и чуть не убили, Виктор особо не горевал. Если он о чем и скорбел, так только о собственных загубленных надеждах. В ту пору он чувствовал себя человеком, загнивающим в депрессии. Виктор всерьез раздумывал о самоубийстве – просто как о способе уйти до того, как он превратится в бесполезную развалину. Несколько раз он даже подходил к финальной черте, но всегда останавливался в последний момент. Он и сам не знал, почему, не из-за сына так точно. Видимо, это бунтовали остатки человека, которым он был когда-то: человека, который не сдается. Ну а Андрея он воспринимал просто как овощ, по нелепой шутке судьбы принявший облик его сына. Все изменилось, когда эта девица Эйлеровская попыталась на него надавить. Вломилась со своим братцем в его дом, отчитала его, как мальчишку… Она ничего от него не добилась, но эта встреча многое изменила, заставила Виктора взять себя в руки. Он понял, что не может сдаться вот так, когда его битва не закончена. Он ведь создал Андрея, и он не мог допустить, чтобы этот идиот достался ей – вместе с клиникой, которую он неизбежно унаследует, потому что других наследников нет. Из бесполезного куска мяса его умирающий сын снова перешел в категорию ценных ресурсов. Депрессию как рукой сняло, Виктор больше не топил боль в алкоголе и лекарствах. Ему казалось, что перед ним загорелась путеводная звезда, к которой нужно идти вопреки всему. Он чувствовал себя сильным и решительным, как в молодости, планы придумывал быстро, приказы отдавал четко. Первым делом он забрал Андрея в одну из своих больниц. Директор клиники это настоятельно не рекомендовал, ну а что он мог сделать? Пока Андрей в таком состоянии, отец остается его единственным законным представителем, та девка ему – никто, пожениться они не успели, да и не факт, что собирались. Смысл проекта был не в том, чтобы просто забрать Андрея и изобразить легендарное «так не доставайся же ты никому». Виктор отказывался верить, что его наследник безнадежен. Просто он не уследил, сын свернул не на ту дорожку, и теперь его нужно починить, только и всего. Если у Виктора получалось исправлять других людей, неужели не выйдет с собственным ребенком? Он перевез Андрея в одну из лучших клиник, окружил нужными врачами и всем необходимым. Это сработало: кризис миновал, молодость взяла свое, пациент пошел на поправку. Теперь нужно было думать, что делать дальше, ведь приближался момент, когда Андрей сможет прийти в себя. Он, конечно же, захочет уйти, он же своевольный – раньше Виктор гордился этой его чертой, а теперь она раздражала. Держать его силой – путь в никуда, да и сотрудники могут в любой момент подвести, вызвать полицию. Нет, нужно было найти способ заставить Андрея измениться самостоятельно. После долгих размышлений Виктор решил, что клин выбивают клином. Андрей вел себя не так уж плохо, пока не познакомился с Эйлеровской девицей. Если она его сбила с пути, нужно заменить ее кем-нибудь более подходящим. Такая кандидатура у Виктора была. Среди молодых врачей, работавших на него, он давно уже выбрал нескольких протеже, на которых возлагал особые надежды. Правда, в период депрессии он их несколько забросил, однако они никуда не делись. Среди его фаворитов девушка была всего одна – Светлана. Светочка, скорее. Миниатюрная, не самая красивая, но очень нежная и женственная. Фея, а не человек. Глядя в ее искристые голубые глаза и слушая звонкий голосок, невозможно было догадаться, что судьба одарила эту девицу стержнем, которому позавидуют иные мужчины. Определившись с планом, Виктор немедленно вызвал Свету к себе. Он говорил с ней долго, только о работе, но сделал все, чтобы она поняла его правильно. От нее требовалось приручить Андрея, привязать его к себе, выкрутить все так, чтобы благодарность переросла в любовь. В представлении Шереметьева-старшего, его сын был достаточно мягким и слабым, чтобы повестись на такой подход. Света бы, конечно, ни на что не повелась. Она, молодая и решительная, была заточена исключительно на карьеру. Так ведь и карьера была на кону! Если бы ей удалось женить на себе Андрея, она бы унаследовала целую сеть клиник еще до тридцати. Неплохой прыжок! Она это поняла и согласилась подыграть. Лишь когда это было определено, Андрею позволили проснуться. Естественно, он скандалил. Он быстро разобрался, что находится далеко не в государственной больнице, телефон ему не дадут, да и всех, кого он назвал, к нему не подпустят. Он злился, угрожал судами и требовал его отпустить. Но ничего больше он не мог: раны, полученные им, были слишком серьезны, с такими особо не попрыгаешь даже после того, как угроза жизни миновала. Нравилось ему это или нет, пока он был прикован к постели, а в ближайшие месяцы его ожидала сложная и мучительная реабилитация. Это время Виктор собирался использовать сполна. Сначала он поговорил с сыном сам. Он попытался обставить все так, будто покушение стало результатом работы Александры. Вроде как отомстить хотели ей, полицейской, а попали по Андрею, и с убитым им клиентом это совершенно не связано. Он пострадал из-за той девицы, он чуть не лишился жизни! Не сработало. О себе Андрей вообще не думал, его интересовало только одно: не пострадала ли девица? Что и требовалось доказать: совсем в тряпку превратился. Виктор даже подумывал сказать ему, что девка умерла, однако он быстро отказался от этой идеи. Андрей потребует доказательств, он поверит только словам братца этой сумасшедшей, а Яна Эйлера они никогда не уговорят сотрудничать. Пришлось сказать правду – что она не пострадала, вышла сухой из воды. Андрею, еще не оправившемуся до конца и накачанному таким количеством лекарств, что на него выли бы служебные собаки наркоконтроля, понадобилась минута, чтобы раскусить отца: – Значит, покушение вообще не было связано с ней. – С кем же еще? С ней! В тебя стреляли, чтобы досадить ей! – Очень романтично, конечно. Забыл, что по твоей милости я мафию с детства наблюдаю? Я всю эту кодлу прекрасно знаю, досаждают они обычно пулей в лоб. Если стреляли только в меня, ко мне все и сводится. Мы с тобой оба знаем причину. Отпусти меня. Вот ведь умный паршивец… Жаль только, что редкий ум природа непостижимым образом сочетала с непроходимой тупостью. – Тебе нужен покой, – заявил Виктор. – Ты – мой сын, и я не успокоюсь, пока лично не удостоверюсь, что ты в порядке! – Телефон мне хотя бы отдай. – Тебе вредно! – Значит, вот так все будет, – усмехнулся Андрей. – Я не знаю, чего ты надеешься добиться, но я подожду. Ты все равно проиграешь, потому что занимаешься ерундой. Виктор почувствовал, что ему хочется ударить этого подкаблучника. Пришлось поспешно покинуть палату, чтобы не сорваться, ведь он еще не сдался. Тем приятнее будет посмотреть на этого романтика недоделанного, когда он сам у отца прощения просить станет! Через пару недель Андрей достаточно окреп, чтобы покинуть больницу. Виктор перевез сына в закрытый загородный центр реабилитации и уже тогда подсадил к нему прекрасную Светочку. Она не сплоховала: девушка была само очарование, причем милое и сдержанное. Она никогда не пыталась соблазнить пациента, одевалась исключительно скромно, косметикой почти не пользовалась. Она давала Андрею понять, что ей тоже не очень-то нравится его заточение, но работа есть работа. Да и ему нужно стать на ноги, нельзя упускать этот период, иначе начнутся осложнения.