Воспоминания детства не радовали, опять и опять. Только через четыре года Мишка неожиданно встретил его, того парня, Александра. Это случилось на Контрактовой площади, Первого мая, после праздничной демонстрации. Было хорошее настроение, теплый солнечный день. Радостные и счастливые трудящиеся, затарившись спиртным, разбредались по своим излюбленным местам на маевку. В этот день разрешалось негласно располагаться на травке в парках, скверах, на берегу реки, других водоемов, веселиться, петь песни и употреблять спиртные напитки. Борька с Мишкой и со своей компанией сначала были на Крещатике, смотрели демонстрацию, потом каким-то образом оказались на Подоле, слонялись без дела среди гуляющего народа, да и какие дела могли быть в этот день. Бутылка вина, закуска уже были припасены, впереди ожидало еще лучшее настроение, веселье и дурачества на каком-нибудь из пляжей. Борька не узнал, вообще не заметил его. Мишка намеренно, опустив глаза и голову, прошел мимо. Парень не обратил на них внимания. Он заметно возмужал, это сразу бросилось в глаза, покрепчал после армии, хорошо выглядел и эффектно был одет: пестрая, броская на вид рубаха навыпуск плотно облегала развитый торс, настоящие темно-синие джинсы с едва заметной потертостью, явно вызывавшие зависть у сверстников, а коричневые туфли из тонкой кожи придавали походке легкость и уверенность. С ним была девушка, но не та, другая, высокая, стройная, красивая. — У меня дела, — сказал Мишка, давая понять, что дальше с пацанами не пойдет. — Какие дела? — удивились они. — Мы же договорились на природу сегодня. — Дела, — коротко, но убедительно отрезал Мишка. — Может, попозже подъедешь? — Постараюсь. Где вы будете? — На лодочной. — Хорошо. Несколько часов он, как настоящий шпик, слонялся за парочкой. Посетили все вместе универсам «Яскравый», где те накупили продуктов, потом на метро доехали до Дарницы, там в промтоварном магазине они долго выбирали подарки и наконец вышли, прошли через сквер, затем дворами и наконец скрылись в подъезде четырехэтажного дома. Мишка осмотрел двор. Два четырехэтажных дома и один трехэтажный образовывали букву «П», к которой примыкал забор детского сада. В центре двора стояли две скамейки, одна обычная, сколоченная из деревянных брусков, другая — огромное бревно давно спиленного дерева, без коры и отполированное за длительное время седоками до блеска. Между ними стол, сбитый из досок, одной толстой деревянной ногой был врыт в землю, а чуть поодаль увитая диким вьюном беседка манила под свою крышу жаждущих уединения. Мишка так и сделал, устроился в беседке, здесь ему было и удобней продолжать наблюдение, и спокойнее, укрывшись от посторонних глаз. Он хотел выяснить, парень жил в этом доме, или они пришли сюда в гости? Около шести вечера на соседних скамейках разместилась компания местных парней с девчонками, чуть постарше Мишки, пели, играли на гитаре, дурачились. На всякий случай Михаил перебрался от них подальше, к подъезду трехэтажного дома. Уже темнело, и в любом случае ему следовало перенести свой пост наблюдения поближе к дверям, за которыми скрылся парень с девушкой. В компании подростков им заинтересовались, Мишка заметил их косые взгляды и явное обсуждение его персоны. И все же не тронули. Скорее всего, остановило то, что сидел около подъезда, просто так чужой пацан там не сидел бы, скорее всего, по их рассуждениям, пришел с родителями в гости и, пока взрослые отмечали праздник солидарности трудящихся, скучал во дворе. В девятом часу вечера парень с девушкой вышли на улицу. Настроение у них было приподнятое, о чем-то шутили и смеялись. Прикурив сигарету, он обнял свою спутницу, и они направились обратно к станции метро. Мишка был доволен. Как хорошо, что он не уехал к ребятам на пляж, а остался ожидать у подъезда, иначе потерял бы он тогда парня, и, возможно, навсегда. На автостанции сели в длиннючий «икарус»-гармошку и ехали бесконечно долго, неизвестно куда, петляя по левому берегу. На конечной остановке парочка вышла. Здесь автобус разворачивался и, забрав накопившихся пассажиров, не торопясь укатил обратно. Уличных фонарей было мало, и светили не все. С одной стороны, это было Мишке на руку, он шел следом незамеченным, с другой — было страшновато, ночь, темнота, незнакомый район. Шли по узкому безлюдному переулку, вдоль деревянных заборов, пустырей то справа, то слева, под ночным и мрачным кровом высоких деревьев. Затем свернули влево и пошли по утоптанной тропе среди высокой травы, пока не уперлись в длинное невысокое строение. Это был барак. Парень с девушкой поднялись на крыльцо и скрылись за дверью в темном коридоре. Мишка немного подождал. Когда в конце барака вдруг вспыхнуло светом окно, он забрался на уступки под окном и, ухватившись за металлической отлив, сквозь небольшую щель в шторке разглядел парня, тот снимал свою цветастую рубаху. Ну вот и все. Теперь он никуда от него не денется, теперь он его. «Все-таки бывает в жизни справедливость», — рассуждал он, возвращаясь к автобусной остановке, как поступит дальше, неизвестно, сейчас это не имело значения, главное, что нашел, все остальное уже детали. Два-три раза в месяц Мишка навещал Красавчика, так он его для себя обозвал. Просто приходил, убеждался, что тот жил по-прежнему на том же месте, в бараке, и никаких особых изменений в его жизни не наблюдалось, после чего удовлетворенный возвращался домой. Постепенно он узнал о Красавчике достаточно много. Работал парень шофером на самосвале «Камаз». Домой приходил после семи вечера. Каждый месяц пятого и двадцатого числа получал на работе деньги, отмечал с друзьями из автоколонны это событие и домой приходил значительно позже обычного. На эти дни Мишка обращал особое внимание, однако закономерности никакой не находил, Красавчик мог заявиться домой в девять вечера, в одиннадцать или под утро. Девушку звали Люда, и она была его женой. Насколько хорошо складывалась их семейная жизнь, Джоев не знал, но в эти исключительные дни у них, как правило, происходили размолвки. Один раз девушка даже ушла жить к своим родителям, ненадолго, на неделю. Еще парень один-два раза в неделю ходил в спортивный зал, где качал свою мускулатуру. Спортивный зал — это громко сказано: в соседнем бараке одна из комнат была завалена различными металлическими штангами, гантелями и приспособлениями для их поднятия. А вот по субботам обязательно Красавчик посещал баню, тоже расположенную недалеко от своего барака, и возвращался после парной иногда к полночи, в приподнятом настроении. Прошло три месяца, как Мишка наблюдал за Александром. Лето близилось к концу, и он знал: со дня на день справедливость будет восстановлена. В прошлую субботу Красавчик в баню не пошел, хотя у Мишки уже все было готово и продумано окончательно. Баней было большое кирпичное строение в центре барачного квартала, со своей котельной и высокой стальной, темно-рыжей от ржавчины дымовой трубой. У главного входа фонари были в исправном состоянии и ночью всегда светили, с обратной стороны ни фонарей, ни светящихся окон не было. Несколько скособоченных хозяйственных построек, огромная куча сухой золы, покрытая толстым слоем засохшего цемента, старая бетономешалка, покрышка от «Белаза», служившая истопникам скамейкой, в центре три акации, одна из которых уже умерла от старости и засохла, все это плохо просматривалось в темную и особенно безлунную ночь. А луны в эту ночь не было. Она убывала и совсем исчезла именно в намеченные им дни. Петляя, задний котельный двор пересекала тропа, по ней обычно и возвращался Красавчик домой, один, попутчиков никогда не было. Несколько дней назад Мишка зарыл в куче золы металлическую трубу с полметра длиной и толщиной с запястье. Он нащупал ее среди легких кусочков жужалки, но вытаскивать не стал. В кармане был также припасен на всякий пожарный карманный фонарик. Мишка сидел на куске какой-то доски, спрятавшись за кучей золы, рядом с трубой. Мелькнула мысль, что еще есть время передумать и оставить Красавчика в покое. Да, возможность передумать была, но не более. Задуманное он выполнит, если, конечно, неожиданно кто-то или что-то не помешают. В любом случае, это не последняя суббота, хотя, по правде, ему уже изрядно надоело таскаться в этот район. В слабом отблеске далекого уличного фонаря по двору на короткое время промелькнула длинная тень человеческой фигуры. Мишка медленно, бесшумно вытащил из золы трубу и крепко сжал ее в ладони. Он правильно выбрал позицию. Он видел слабые очертания приближающегося человека с портфелем в руке. Обычно Красавчик в баню ходил с большим черным портфелем, там у него лежал веник, банные принадлежности, закуска, спиртное. Он подождет, пока тот пройдет мимо кучи, около деревьев настигнет и сзади ударит трубой по голове. Мишка должен пробежать эти несколько метров, как кошка, бесшумно и стремительно быстро. Для этого он обул кеды и плотно их зашнуровал. Это было важно, он это знал по своим боксерским тренировкам: хорошо зашнурованная и плотно сидящая спортивная обувь исключала возможность подвернуть ногу. Серые тренировочные брюки не стесняли движения, а черный тонкий свитерок под названием «водолазка» хорошо маскировал его во тьме ночи. Поравнявшись с кучей, Красавчик неожиданно остановился, опустил на землю портфель, немного погодя чиркнул спичкой и, осветив свое лицо, прикурил сигарету. Он был навеселе, кривая ухмылка выражала удовлетворение проведенным вечером. Затушив и отбросив в сторону спичку, он громко хмыкнул и подхватив портфель двинулся дальше. Мишка настиг его за пару секунд. Опустившись на голову, труба издала звук, словно ею ударили по бревну. Он нанес второй удар и третий. Парень остановился, выронил портфель и, отклонившись чуть назад, упал спиной на землю. Вокруг была тишина. В траве трещали сверчки, зудели комары, а возле уха пищал самый из них назойливый, где-то далеко, в соседнем квартале частного сектора, вяло перегавкивались собаки. Обидчик лежал поверженный у его ног. Вот и настал этот момент, вот и свершилось правосудие, он сумел постоять за себя и доказал в очередной раз, как тогда с дядей Колей, что справедливость наступает всегда, нужно только терпеливо ждать и готовиться, а потом сделать решительный шаг и нанести удар. Мишка положил трубу около портфеля и склонился над парнем. Почему-то не было ни злости, ни ненависти, а тем более ярости. Задуманное он выполнил, а теперь в нерешительности стоял над поверженным обидчиком. А если тот умер? Не слишком ли велика цена? Может, еще пока жив, и можно помочь, не дать умереть? Мишка опустился на колено, взял в руки его кисть, стараясь нащупать на запястье пульс. Нет, не получалось, тогда приложил ладонь к шее. Был жив. Тогда привести в чувство и уходить. И вдруг парень пришел в себя, как-то неожиданно ловко ухватил Мишку за шею и стал тянуть к себе, повернулся набок и стал подниматься. Мишка поднырнул под его руку, освободился от захвата, встал на ноги. «Бежать? А если догонит? Если догонит, на этот раз точно убьет». Схватил трубу и ударил ею куда попало. По голове не попал, рядом, по плечу, парень взвыл и застонал, ударил еще раз. Прикрывая руками голову и уже почти поднявшись на ноги, парень опустился на колени. Удар за ударом наносил Мишка, с силой опуская трубу на то место, где должна была находиться голова Красавчика. Он не знал, сколько раз ударил, может, пять, может, семь, он словно сам отключился, а когда очнулся, остановился. Нет, ему не показалось, совсем недалеко слышались голоса. Кто-то крикнул: — Эй! Кто там? Сашка, ты? Что случилось? Это кто там замок на сарае ломает? Вот мы тебя сейчас… Это относилось к нему. Выходит, кто-то слышал удары трубы. Значит, бежать. — Смотрите, он убегает! — опять воскликнул незнакомый голос. — Лови его! Мишка бежал легко и быстро. Хорошо, что он обулся и оделся соответствующим образом, хорошо, что он не курил, как Борька, занимался спортом, и дыхание работало ровно и уверенно. Главное, чтобы на его пути не возникло внезапной преградой что-нибудь вроде детской качели или карусели. За это время он неплохо изучил этот райончик и теперь почти уверенно мчался между бараками. За очередной жилой постройкой находился ЖЭК. Мастерские и складские помещения были огорожены забором. Ворота были изготовлены из толстых металлических прутов. В одном месте пруты были раздвинуты ровно на столько, чтобы сквозь них смог проскочить подросток, но не взрослый человек. Протиснулся между прутьями, побежал через жэковский двор. За последним складским помещением, возле забора была гора металлического мусора. Трубу выбросил в эту кучу и, осторожно наступая на конструкции, забрался на забор, спрыгнул вниз и, кувыркнувшись набок, подхватился и побежал дальше. Оставалось пробежать немного, в конце улицы на другой стороне дороги были неохраняемые огороды, туда Мишка и направлялся. Он забежал за кусты смородины и опустился на землю. Отсюда хорошо была видна освещенная улица, и если преследователи продолжали за ним гнаться, то он их увидит, но дальше идти, а тем более бежать не решился. В полной темноте передвигаться по грядкам, переплетениям выступающих водопроводных труб, наполовину зарытым в землю железным ящикам с огородной утварью не то что бежать, ходить было опасно, можно было легко сломать ноги и покалечиться. Его уже не преследовали, скорее всего, те, кто за ним гнались, остались перед воротами ЖЭКа. Мишка еле успел на автобус, скорее всего, уже последний. Пришлось бежать, размахивая руками, кричать и даже свистеть. Его заметили, остановились и забрали. Дверь захлопнулась, и, усевшись на заднее сиденье, он отвернулся к окну. «Вот теперь все», — подумал он. Через полчаса он будет далеко от этого скверного места, постепенно жизнь войдет в свою ровную колею и все это забудется навсегда. Мишка немного отдышался, утер со лба пот рукавом, ему было жарко. Он посмотрел на руки, нет ли крови. Все в порядке. Он не испачкался, труба была достаточно длинной. Слегка тряслись руки, и знобило. Мишка закрыл глаза, и все только что произошедшее промелькнуло в голове. Неужели он это сделал? Неужели? А стоило ли? Он чувствовал, от этих воспоминаний, от этих мыслей ему становилось нехорошо. Причем явно нехорошо, можно сказать — плохо, даже очень. Как-то непривычно, незнакомо давило слева в груди, распространялась тупая слабость в руках, во всем теле. — Молодой человек, — услышал он рядом. — За проезд будем оплачивать? Рядом стояла кондукторша и вопросительно смотрела. Мишка порылся в кармане, нашел пятак и протянул ей. Кондукторша деньги не взяла: — Это экспресс, — уточнила она. — У меня нет больше. Выходить из автобуса не то что не хотелось, это казалось погибелью, чем-то страшным, жутким и чудовищным. Глубокой ночью, в незнакомом районе, с последнего автобуса, нет, только не это. Он явно плохо себя чувствовал, ему хотелось забиться сейчас подальше от всех, в какой-нибудь дальний угол, спрятаться, лечь на это затертое сиденье и забыться, отключиться от действительности и всего окружающего. — У меня правда больше нет, — повторил он. — Я вам завтра принесу. Правда. Только не выгоняйте меня. Женщина тяжело вздохнула и незло промолвила: — Шпана, — взяла пятак и, не дав билет, вернулась на свое место. Чем все это закончилось для парня по имени Александр, не суждено было знать Мишке. Нашли парня сразу, как только Мишка убежал, вызвали «скорую помощь», отправили в больницу. Состояние было тяжелое, раздроблен череп и поврежден мозг. Операция длилась несколько часов. С осложнениями и тяжелым послеоперационным периодом шло восстановление. Домой он попал только через два месяца. Работать шофером пока не мог и, как временно нетрудоспособный, был определен на пенсию. Через полгода парень умер, однажды утром он просто не проснулся. Глава двадцать шестая За одну остановку до железнодорожного вокзала Джой покинул вагон электрички и, спрыгнув на бетонную платформу, окинул взглядом сошедших вместе с ним пассажиров, посмотрел на часы, затем опять на перрон, быстро опустевший в течение минуты. Прошел до конца платформы и повернул за длинный бетонный забор, недавно выбеленный и местами отремонтированный. Здесь всегда в ожидании клиента дежурило несколько такси. До Нивок добирался дольше намеченного. Таксист попался молчаливый. Джой сидел на заднем сиденье, отклонившись на подлокотник двери, стараясь меньше попадаться на глаза водителю через зеркало заднего вида. Возможно, это было излишней предосторожностью, но многое получилось уже автоматически. Расплатившись, подождал, пока тот отсчитал сдачу, на чай оставил, но совсем немного. Дальше пошел пешком, было недалеко. «Хонда цивик» бледно-синего цвета стояла у третьего подъезда шестнадцатиэтажного здания. Эти электронные замки, а особенно консьержки, заставляли слегка нервничать. Удивительно, но они знали практически всех жильцов своего подъезда. Шел он уверенно, заранее достал ключи из кармана. Если сам вопросов задавать не будет, скорее всего, в памяти у охранницы его облик не отпечатается, другое дело, если электронный ключ-таблетка не сработает, тогда да, отбой операции. Консьержка обратит на него внимание, будут вопросы, присмотрится к внешности, определит, что чужой, ну и запомнит. Тогда отбой. Ключ подошел, замок мягко и тихо клацнул. Потянул дверь и вошел. Что значит новострой, приятно и входить, и находиться, чисто, светло, удобно и уютно. Два лифта, один из них грузовой. Поднялся на пятый этаж и вышел. Бегло окинул взглядом обширную площадку, по ступенькам спустился на четвертый, где осмотрелся более внимательно. Точно так же, но уже на ходу осмотрел третий и второй этажи и на первом вышел на улицу. У второго подъезда соседнего дома сел на скамейку, теперь оставалось только ждать. Проверил время, был шестой час вечера. С этого места ему хорошо была видна входная дверь, из которой он только что вышел, а вдалеке в просвете между домами — закрытая площадка автостоянки. Оставив припаркованные автомобили, водители по ступенькам поднимались на высокое крыльцо сторожки, расплачивались через окошечко, получали квитанцию и уходили. Он увидел, как Гринева Лилия Романовна вышла из подъезда, машинально придержав рукой входную металлическую дверь, и неторопливо направилась к машине. Обменявшись парой фраз с соседкой, проходившей мимо, села в машину, развернулась на небольшом асфальтовом пятачке и, проехав мимо Джоя, покатила в направлении выезда со двора. Через пару минут он увидел, как светло-синяя «хонда» проехала под шлагбаум автостоянки. Для себя Джой просчитал, когда Гринева поравняется с детской песочницей, у первого подъезда, он направится к двери, и тогда желательно никаких случайностей. Конечно, он старался исключать любые непредсказуемые моменты либо свести их к минимуму, но не всегда получалось, как хотелось или планировалось. То, что Гринева была фигурой почти рядовой, он хорошо знал. Средства на ее устранение были выделены минимальные, соответственно, и гонорар его был не большим, но свою работу он должен был выполнять, и как можно лучше, это закон. Не всегда, правда, все чисто и гладко выходило, не всегда, случались казусы, приводившие к изменениям планов или вообще к отбою операций, такое случалось, и, как правило, из-за непредвиденных обстоятельств, а также, как в этот раз, из-за урезанного финансирования и укороченных подготовительных мероприятий. Что можно говорить, если на подготовку операции было отведено всего два дня, и практически никаких средств, кроме оружия и ключа-таблетки к парадной двери. Сейчас за поясом у него покоился новенький вороненый наган, чуть уловимо пахнущий оружейным маслом, семь патронов в барабане и отдельно глушитель в боковом кармане ветровки. При работе в ближнем варианте он обычно заказывал наган с глушителем. Наган для него был предпочтительнее пистолета, в случае осечки не нужна была вторая рука для перезарядки оружия, достаточным было только повторное нажатие на спусковой крючок. Причем другие модели револьверов, именитые и заграничные, вместе с глушителем не использовались, только наган по своим конструктивным особенностям мог с помощью глушителя значительно снизить звук выстрела. Если же приходилось выбирать между пистолетом Макарова и ТТ, то в этом случае, конечно, предпочтение отдавал ТТ. Макар был надежным, технически более совершенным пистолетом, но менее точным, да и патрон слабоват. Даже с близкого расстояния при попадании в кость пуля могла только травмировать жертву, не смертельно. Другое дело ТТ, мощное и точное оружие, шансов выжить у жертвы практически никогда не оставалось. И даже если выбор приходился на ТТ, то брал на дело он с собой обычно два пистолета, при осечке одного на перезарядку времени не было, производил выстрел из другого. Прошло пять минут, затем еще десять. Рядом с автостоянкой был продуктовый магазинчик «Карпаты», возможно, Гринева задерживалась именно там.