— Я чувствую себя чудесно. Просто божественно. Что ты сделал? Накачал меня наркотиком? Он безмятежно рассмеялся. — Нет, хотя в каком-то смысле ты недалека от истины. В тебе было полно сильного напряжения и контрастных потоков энергии, которые не находили выхода. Я их высвободил, да и тебя слегка подлечил и разжал. Действие, которое оказывает первый сеанс лечения такого типа на того, кто никогда не испытывал ничего подобного, и, как ты, плохо внутренне согласован и предрасположен к холистической медицине, сравнимо с одновременным приемом двух доз успокоительного и одной понюшки кокаина. — Боже мой! Да ты настоящий колдун, только добрый… — Нет, девочка. Это тысячелетняя наука, и по большей части она очень точна. Ты никогда не пробовала? Он отложил книгу, ловким движением поднялся и направился к ней. В полуметре от нее остановился и пристально посмотрел ей в глаза. Сабина снова отчетливо ощутила мощный поток энергии, исходившей от него, и подумала, что, может быть, такое ощущение возникло оттого, что между ними впервые установился физический контакт. Она не сопротивлялась и не стремилась освободиться от власти этого взгляда, такого пронзительного, что в других обстоятельствах, пожалуй, опустила бы глаза. Нардо отвел взгляд и положил одну руку ей на плечо, а другую — на шею, и ей пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с дрожью, прошедшей по спине. Он быстро прощупал пальцами ее шею возле затылка и вынес вердикт: — Ну вот, теперь гораздо лучше. Пойдем наверх, в дом, там и поговорим. На верхнем этаже не было ни помещений, связанных с техниками шиацу, ни рыжей девицы, что встретилась ей раньше. По стилю здесь все отличалось от кабинетов первого этажа и было не таким современным, но повсюду царили та же простота и чистота. Нардо усадил ее на красивый белый диван, обитый экокожей, и через несколько минут появился с дымящейся чашкой в руках. В чашке был тот самый настой, который Сабина выбрала еще перед сеансом, но так и не попробовала. Нардо успел переодеться; теперь на нем были шорты и поло одного цвета, тщательно выстиранные и выглаженные. Он постоянно прикладывался к телефону, и Сабина поняла, что у него началась обычная ежедневная работа: он консультирует онлайн. Нардо, как был, босиком, быстро решил пару вопросов, послал пару голосовых сообщений и уселся на диван напротив нее, соблюдая почтительное расстояние, что немного расстроило Сабину. Здесь не было никакой аппаратуры для трансляции звука, только бейджик, скорее всего, соединенный с телефоном с помощью блютус. Из него и доносилась далекая нежная музыка, в которую врывались звуки надоедливой сирены. Сабина решила, что это стереофоническое устройство. Нардо, видимо, угадал, о чем она думает, и чуть увеличил громкость на телефоне, после чего заговорил: — Доктор Монделло, дорогая Сабина, я весь внимание. Она отхлебнула поистине великолепного настоя и набралась смелости. — Начну напрямую, без преамбул: я по уши в дерьме, Нардо, и не знаю, как выбраться. — Если в этом, как я догадываюсь, замешан мужчина, то ты именно там, где следует. — Так-то оно так, но все гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. — Чем сложнее все кажется, Сабина, тем эффективнее срабатывают простые методы вроде моего, вот увидишь. Но, прежде чем я продолжу, мне нужно озвучить предварительное условие, которое я считаю необходимым. — Конечно, это не помешало бы. — Совсем недавно в твоем офисе мы с тобой посмотрели друг другу в глаза, и между нами установилась «высшая» связь. Это поняли мы оба, у меня нет сомнений. Подтверждаешь? — Ну… да, в какой-то мере да, я не отрицаю… — Эта связь еще существует и будет существовать всегда, что бы мы вокруг нее ни нагромоздили, а потом случайно ни разрушили, как это часто бывает. Она осязаема, она здесь, и она нас согревает. Ты это подтверждаешь? Ну давай, без всяких страхов, со мной страхи ни к чему! — Да. — Отлично. Следовательно, я полагаюсь на тебя, несмотря ни на что, пока не получу доказательства, что связь прервалась. Я уже нахожусь «по ту сторону» всяких конвенций, формальных отношений и прочей хрени, которая нас ограничивает и ежедневно ставит нам заслоны. Ты быстро научишься меня понимать, но, чтобы помочь тебе, я должен предупредить: меня не интересует, что ты служишь в полиции, что я для тебя подследственный, что ты за мной следила и прослушивала меня и что твоя бригада, возможно, все еще этим занимается. Меня не интересует, известно ли тебе о небольшом эпизоде насилия над женщиной, который у меня произошел, и какие мысли вызывает у тебя моя, так сказать, «побочная» деятельность. Ты мне очень нравишься, Сабина, у тебя чудесное имя и огромный запас жизненной энергии, правда, сейчас еще не проявившейся. Ты — счастливая звезда и сама пока этого не понимаешь. И я тоже тебе нравлюсь, это очевидно, но ты еще этого не знаешь, потому что побаиваешься меня. Однако, даже помимо всего этого, я ведь тебе нужен? Вот он я, без всяких прикрас, абсолютно равнодушный к тому, каковы будут последствия для меня, для тебя и для тех, кто попробует вмешаться. Сабина не привыкла к таким диалогам, но без усилий поняла две вещи: прежде всего, Нардо был ужасающе прав и, что еще важнее, привык полагаться на осознание своей правоты. Об этом говорила его авторитарная повадка, теплая и спокойная манера говорить и пристальный взгляд двух ярких светильников, вставленных в глазные впадины. Безошибочный взгляд хищника, уже завладевшего жертвой. Вслушиваясь в его речь, Сабина представляла себе сурового лесоруба, задача которого — одним взмахом разрубать на куски стволы огромных деревьев и при этом читать стихи, способные сломить любую женщину. Удивленная и очарованная, она покачала головой и пригубила отвар, чтобы найти в нем мужество и разрушить разделяющую их стену. И почувствовала, что поступает правильно. Без всякого смущения она рассказала Нардо историю своих отношений с Роберто, с самого начала и до того момента, когда все переменилось так резко, жестоко и неожиданно. Ей хотелось выговориться, и она поведала ему, как в самые важные дни расследования на нее нашло затмение и что из этого вышло. Тогда она еще не поборола этот недуг и ждала, как руководство поступит с ее профессиональным будущим. В подробностях рассказала, как просила запротоколировать позицию Нардо Баджо в расследовании дела супругов Брульи, однако на самом деле больше ничего об этом деле не знала. А потом рассказала обо всем, что случилось с ней, когда она заблокировала в вотсапе своего бывшего возлюбленного, а после отстранения от расследования — и от всех доступных телефонных каналов связи. Мало того, что отравили ее кота, — кто-то начал подбрасывать ей домой и на работу пакеты с собачьим дерьмом, а на стене ее дома стала появляться всякая похабщина и оскорбления в ее адрес. Дальше — больше. «Некто» записал на стене бани в самом центре Рима ее телефон с обещанием бесплатно предоставлять любые сексуальные услуги. В результате ей непрерывно приходили десятки предложений от сексуально озабоченных типов всех возрастов, а вдобавок еще и днем и ночью сыпались анонимные предложения. Пришлось купить приватный номер телефона, до предела ограничив круг допущенных к нему абонентов. На ее персональный электронный адрес приходила куча спама, в основном сексуального содержания, ибо кому-то очень нравилось развлекаться, посылая ей всякую помоечную мерзость просто так, чтобы подразнить. Почти каждый вечер у нее появлялись посыльные с пиццей или другими продуктами, зачастую очень дорогими, хотя она, естественно, ничего не заказывала. Нардо выслушал ее молча, ни разу не посчитав нужным даже кивнуть и не проявив никакого участия, а тем более сочувствия. Ну, по крайней мере, в том виде, какого обычно ожидаешь от нормального человека. В конце концов такое поведение стало раздражать Сабину, но не потому, что ей хотелось морального комфорта, а потому, что она и сама очень часто вела себя точно так же, когда какая-нибудь жертва очередного преступления рассказывала о своих болячках. Она не привыкла находиться по ту сторону баррикад, где стояли слабые. Но недовольство нарастало не только из-за этого, и, продолжив рассказ, она отдала себе в этом отчет. Разговаривать с Нардо означало вступить в диалог с человеком, который уже в середине каждой твоей фразы понимает, каков будет вывод, угадывает, как ты поступишь, и при этом только из вежливости пытается не заскучать. И тогда Сабина вдруг сменила тактику и, вместо того чтобы подчиниться, приняла вызов. Отбросив ненужные подробности, она быстро ухватила суть и, подстегнутая одобрительной реакцией собеседника, у которого на лице появилась улыбка, начала предвосхищать его вопросы. Это сработало, и теперь монолог давался ей гораздо легче. Она будто заново пережила давно забытые ощущения, возникавшие еще во время учебы на юрфаке, когда под конец собеседования во время ответственного и утомительного экзамена понимала, что сможет получить в зачетку хорошую оценку. То, что она испытывает те далекие ощущения, рассказывая свою жизнь совершенно чужому человеку, показалось ей абсурдом, но не обескуражило. Просто-напросто она вдруг оказалась лицом к лицу с разумом, намного ее превосходящим, и сумела найти верный способ разговаривать с ним на равных. — Теперь, Нардо, ты наверняка спросишь себя, почему я, столько лет прослужив в полиции, спасовала перед натиском всех этих событий. Более того, если не принимать во внимание, что меня ограничили в самом главном, учреждение, где я состою на службе, вовсе не собирается выставлять против меня тяжелую артиллерию. — Нет, ни о чем я себя не спрошу, потому что заранее знаю ответ. Сабина улыбнулась, признав за собой маленькое поражение: — Ну, тогда просвети меня. А там разберемся! — Те, кто не привык барахтаться в болоте отношений парочки дегенератов, зачастую думают, что полиции достаточно погрозить злодею лопаткой, и проблема разрешится сама собой. Но я-то хорошо знаю, что это не так. Уже сам факт, что жертвой стала сотрудница полиции, а предполагаемый палач — прокурор, делает болото еще опаснее, это понять нетрудно. Хочешь, попробую нарисовать тебе картину того ада, в котором ты жила все последние недели? — Валяй. — Из-за профессиональной деформации ты поначалу известила всех об атаках, которым подвергалась. Амбо[10]? — Амбо. — Из осторожности твои начальники, хотя и знали имя злодея, убедили тебя сделать заявление о бесчинствах неизвестных. Терно? — Терно. — Твои бывшие подчиненные из комиссариата, до обморока испугавшись противостояния со своей бывшей начальницей и со всей организацией, принялись искать совпадения, что обычно не ведет к преследованию других жертв, даже при наличии фактов и потяжелее. Попав несколько раз пальцем в небо, все, даже умники из мобильной бригады, начали подавать руки и сыпать щедрыми обещаниями. Кватерна? — По полной! — Ни один администратор придорожной забегаловки или какого-нибудь кабака не смог бы указать на авторов надписей в банях. Пакеты с дерьмом явно приносили лично, не нанимая курьера. Все агрессивные деяния происходили вдали от телекамер. Никто не давал согласия ни на вскрытие трупика отравленного кота, ни на анализы по поводу отравления, — а вот один рассеянный магистрат, приятель твоих людей, напротив, дал добро на перлюстрацию твоих телефонных разговоров. Она показала, что все анонимные звонки поступали тебе с телефонов-автоматов, расположенных достаточно далеко от прокуратуры и от Касал Палокко, где обитает добрая половина римских прокуроров. Чинквина? Сабина тряхнула головой не то с недоверием, не то с любопытством: — Чинквина, в самую точку. Только вот еще что… через несколько дней после того как Роберто сказал мне, что его жена беременна, в комиссариат прислали девять красных роз — разумеется, анонимно. Мои ребята как следует прижали цветочника, и тот подтвердил, что заказ был сделан в фирме «Интерфлора» и оплачен за границей кредитной картой. Роберто тогда как раз находился за границей. — Не бог весть что, в смысле сравнений и совпадений, но хоть что-то… Я продолжу с номерами? — Давай! — Возможно, «просто человека из толпы» после такого количества агрессивных атак и заподозрили бы, а может, и задержали. Но с магистратами это не проходит, потому что по закону этим занимаются другие прокуратуры, и тот, кто затеет это дело, почти наверняка в будущем нарвется на процесс о несоответствии, признают злодея виновным или нет. А тем временем комиссару полиции или его ВРИО, несмотря на все обещания, посоветуют поболеть подольше и на пару месяцев вернуться к маме. А дальше, со временем, все образуется. Ну что, Томбола? — Томбола, в яблочко! А скорее, бинго и еще тройной дуплет одним шаром! Оба рассмеялись, как заговорщики, и между ними окончательно установилось взаимопонимание. Нардо подождал, пока стихнет смех, и с хитрым видом прибавил: — «Государство огорчает, унижает, обязывает, а потом с большим достоинством выходит из игры», — пел Де Андре[11]. Помнишь? — Конечно, и очень хорошо помню: «Дон Раффае», настоящий шедевр. — Ну ладно, когда что-нибудь произойдет, а теперь, я думаю, ты об этом знаешь, я вступаю в игру. И будь злодей хоть слесарем второго разряда, хоть кассационным судьей, для меня это ничего не меняет. Наоборот, во втором случае я повеселюсь от души. — Какое удовольствие тебя слушать! — А теперь давай расскажу, что я собираюсь предпринять. В общем, я не хочу слишком стеснять себя в маркетинге, но и «зверствовать», как у вас это называют в офисе, тоже не хочу. Сабина снова тряхнула головой. — Да ты просто феномен! С такой рекламой — да пожалуйста! — Отлично. Я хочу тысячу евро сразу — и гарантирую успех или возврат денег. А вполне аккуратный счет я тебе выставлю за «холистическое лечение». На самом деле месячной платы будет достаточно, и ты хоть с завтрашнего дня сможешь ходить на лечение ежедневно. — Интересно. А если тебе понадобится больше, чем месяц, чтобы выполнить обязательство? — Такого у меня не бывало, следовательно, точно ответить я не могу. Если же в твоем случае такое произойдет, то мы сумеем прийти к соглашению, не сомневаюсь. Счет покрывает все мои расходы, от пользования необходимой аппаратурой до перемещений и питания. — Неплохо в качестве стратегии. Только бы результат того стоил и был бы достаточно быстрым, иначе много не заработаешь, я думаю… — Ты права, так и есть. Но я же не говорю, что у меня всегда все получается, это было бы нечестно. Конечно, есть какой-то процент физиологических сбоев, но он ничтожен. К тому же надо учитывать, что отнюдь не все жертвы хотят, чтобы за них действительно отомстили. Я никогда не возвращаю деньги сразу, потому что, если после моего вмешательства, эффективного или нет, ты ринешься к своему милому, быстренько выйдешь за него и родишь ему двоих сыновей, я за это в ответе. Согласна? Сабина хорошо знала, насколько конкретна эта вероятность. Сколько раз события разворачивались у нее буквально на глазах… Нардо говорил с ней на одном языке. — Возможность, конечно, невелика, но я согласна. — Но все случается очень, очень, очень часто, Сабина. — Я знаю. Но со мной все по-другому. — Первая ошибка, и весьма серьезная. Один из главных принципов моей работы, от которого, уж поверь мне, зависит успех: отталкиваться от предположения, что все мы одинаковы, все мы животные, все мы голые обезьяны. — Голые обезьяны? — Да, с точки зрения физиологии. Но углубимся в проблему, если хочешь. Прежде чем подписать контракт, для которого мне достаточно крепкого рукопожатия, я должен назвать тебе другие правила, лежащие в основе игры. — Давай. — Ты должна полностью доверить мне все, что касается твоих чувств. Никаких запретов или препятствий, никаких фильтров. Чтобы ликвидировать противоречие, я должен знать все о тебе, о вас двоих, и все, что ты знаешь о нем или полагаешь, что знаешь. Из-за дел сердечных люди идут на самоубийства, и тебе это прекрасно известно. Я смогу уберечь от этого, если вмешаюсь вовремя. Однако по условиям игры я — хороший, он — плохой, а ты — моя рабыня. Других ролевых вариантов не существует. — Сказать по правде, все это мне не очень нравится.