— Скажем так, во всех смыслах… — Да, но необязательно. Это работает на всех уровнях отношений — например, между друзьями или коллегами, — но кульминации достигает там, где речь идет о паре. Физический закон предусматривает, что, как бы там ни было, а равновесие жидкости в сосудах все равно установится. — Захватывающе. А главное — очень убедительно. Я поняла, что ты имеешь в виду. Если в отношениях возникает перекос — ссоры, взаимные обвинения и прочее, — а отсюда и уменьшение жидкости с той или другой стороны, равновесие все равно восстановится, неважно, каким образом. — Верно, и это непреложный закон физики. А как думаешь, что бывает, когда отношения прерываются? — Соединительный канал рвется? — Пожалуй, нет. Соединение остается, иногда годами, но в одном направлении уже ничего не поступает… понимаешь? — А… Значит, один из двоих, тот, кто не хотел прерывать отношения, начинает от этого… страдать. — И не только от этого. Он страдает от разлуки, просто от произошедшей перемены… Но весь ужас в том, что, когда человек привыкает к этой игре равновесий, зачастую приносящей удовлетворение, он домогается продолжения. И я не случайно воспользовался термином «домогаться»: продолжение отношений ему кажется естественным, обязательным, как между двумя сообщающимися сосудами. Если между ними есть равновесие, оно должно восполняться, как яблоко, сорвавшееся с ветки, должно упасть на землю. Это закон. А если это не так, то человек чувствует себя вправе взбеситься до полного охренения. Я понятно объясняю? А теперь подведи под этот принцип все заявления о преследованиях, которые читала, или всех начальников, которых припомнишь, и скажи, что он не работает. Сабина увидела, как из-за поворота на нее вылетает дерево — на скорости, которой вполне хватит, чтобы разорвать ее на куски, — и вспомнила Джимонди. Он как-то говорил о странных фразах, попадавшихся в телефонных разговорах Нардо, вроде той фразы о яблоке. Она попыталась сосредоточиться. Эта игра ей начинала нравиться, и она произнесла: — Еще как работает… — Очень важно, чтобы ты поняла эту концепцию. Если она станет твоей, считай, что полдела мы сделали. Преследователь утратит демонические черты. Если ты поймешь, что его поведение, как и поведение любого другого, подчинено законам физики, его будет нетрудно прогнозировать и нейтрализовать. Уже сама по себе эта тенденция объясняет неодолимую потребность брошенного человека заполнить свою «витрину» в «Фейсбуке» скрытыми месседжами, заклинаниями или еще какой-нибудь чепухой. Это всего лишь компенсация, в чистом виде. — Боже мой, насколько же это верно… — Но имей в виду, что длительные сексуальные отношения, прерванные на долгое время, в какой-то мере увеличивают объем сосуда, через который происходит контакт. Поэтому самоубийства среди бывших любовников случаются чаще, чем среди бывших друзей. С этой точки зрения любые истории, в том числе те, что выдуманы просто так, забавы ради, неизбежно приводят к тому, что выдумка смешивается с настоящим чувством. Но как влияет секс на наше обезьянье поведение, мы с тобой обсудим в другой раз: мы подъезжаем. — Ладно, но не забывай: мне это очень интересно. — Я не могу об этом забыть: секс лежит в основе нашей эволюции, и для нас, голых обезьян, очень важен. Гораздо важнее, чем для других животных и чем считаем мы сами. — Но разве не существует лечения, какого-нибудь домашнего средства, чтобы отрезать эту пуповину, этот сообщающийся сосуд? — И прекратить страдания при первой возможности? То есть ты просишь меня сразу начать лечение? — Прошу… — Но имей в виду: едва кончается история, мы еще месяцами мучаемся, перебирая в уме все пережитое, все сказанное, все несбывшиеся планы. Ты к этому готова? — К сожалению, да. — Это мастерски описано у «битлов», с таким единением музыки и слов — хоть в антологию помещай. «Ни для кого», For no one, — помнишь? — Нет, но клянусь, что бегом побегу слушать, если выживу после этого путешествия. Нардо рассмеялся: — Выживешь, не волнуйся. Груда разных пыточных инструментов, назовем их так, которыми мы пользуемся, чтобы мучить себя, когда убеждены, что страдаем из-за кого-то, похожа на поленницу дров. В яростном стремлении докопаться мы думаем и думаем, а потом снова думаем и думаем и понемногу разжигаем эту поленницу. А потом наступает момент, когда боль от ожога проходит. — Но случается, что не проходит никогда… — Чушь собачья. Ты сильно страдала из-за своего первого парня, когда вы расстались? — Смертельно. — Но ведь все прошло, хотя в то время тебе казалось, что эта боль никогда не пройдет… — Да, наверное, ты прав. — Вот видишь. Просто дрова кончились. И то же самое будет с Роберто. — А как бы так сделать, чтобы они кончились поскорее? — Их надо сжечь, другого способа нет. Но есть один приемчик, чтобы поленница не разрасталась… — Что за приемчик? — Молчать. Если отношения не вырождаются, а значит, вмешательства Нардо не требуется, то молчание почти всегда становится великолепным союзником. Это мощнейшее оружие, которым трудно пользоваться, и его часто недооценивают. Молчание есть и осведомленность, и освобождение, и возрождение. — Значит, в сущности, я хорошо сделала, заблокировав Роберто? — Не просто хорошо, ты сделала великолепно! Даже если для тебя сейчас не слышать его равно агонии и ты каждые пять минут заглядываешь в телефон, не пришел ли от него мейл. А вдруг Роберто отважится использовать этот канал, чтобы сказать тебе, что он бросил жену и дожидается тебя на белом коне, чтобы ускакать с тобой вместе к светлому будущему? Или я ошибаюсь? Сабина вспыхнула. Она действительно, в который уже раз, заглянула в почту буквально мгновение назад, и отрицать это смысла не было. — Нет. Не ошибаешься. — Ваша «пуповина» все еще целиком открыта, девочка моя. Ты просто страдаешь, а он в безумии подбрасывает дровишек… Сабина тяжело вздохнула: в какой-то мере она была уничтожена, но ничего больше не сказала. Как только они въехали в жилые кварталы, Нардо притормозил и несся уже чуть помедленнее скорости звука. Сабина наконец смогла расслабиться и оглядеться. Немногим менее часа назад она хотела умереть, когда увидела свой сожженный «смартик», превратившийся в гору пепла, — а теперь была счастлива, что осталась жива в бешеном ралли, заинтересована рассуждениями Нардо и возбуждена перспективой принять участие в реальных действиях своего Бэтмена. После железнодорожной станции Нардо свернул направо, на улицу, пестревшую маленькими домиками, наследием двадцатого века. По тому, как изменилась скорость, Сабина поняла, что они у цели. Нардо снова заговорил: — С твоей ситуацией мы будем разбираться позже, Сабина. А теперь подумаем о Кире. Ее пуповина еще крепка и вместительна, наполовину заполнена, и у нее множество возможностей ее пополнять. Она все еще слишком прочно присоединена к пуповине Джордано, большой, как кофейная чашка, и почти пустой. Ты меня правильно понимаешь? Они с ревом доехали до комплекса небольших палаццо, который со смотровой площадки охраняли двое карабинеров. Наверное, те очень удивились, услышав шум мотора. Нардо, даже взглядом их не удостоив, припарковал машину возле мороженицы и послал эсэмэску Кире. Потом, не говоря ни слова, вышел и стал копаться в черном чемоданчике, который возил в багажнике. Сабина вся подобралась, как всегда бывало, когда она приезжала на место происшествия. Обычно на таких выездах она была руководителем согласно званию, а теперь ощущала себя в роли наблюдателя. Учитывая обстоятельства, это ее ничуть не смущало. С другой стороны улицы к ним подбежала девушка ослепительной красоты, высокая мулатка в прекрасной физической форме. На ней были элегантные облегающие джинсы и тенниска с широким воротом. Она, запыхавшись, кивнула Нардо и быстро села в машину. По ее глазам Сабина догадалась, что девушка очень взволнована и недавно плакала, но сразу заметила, насколько благотворно на нее подействовало появление «консультанта». Они с Нардо порывисто обнялись, даже слишком порывисто, учитывая обстоятельства. Хотя, возможно, дела у них двигались, и они уже достигли известной степени взаимного доверия. Сабина тоже решила вылезти из машины и подошла к ним сзади. Нардо улыбнулся и представил их друг другу: — Кира, это Сабина; недавно она заключила со мной договор, а потому доверяй ей, как доверяешь мне. Девушка ограничилась сердечной улыбкой — видимо, голова у нее была занята совсем другим. Нардо посмотрел ей прямо в глаза, и она позабыла обо всем на свете. — Кира, я примчался по первому зову, но мне нужно, чтобы ты была со мной искренна, здесь не до шуток. Зачем ему надо тебя видеть, почему он так настаивает? — Он узнал о Марко. — Ты что, сама ему сказала? — Да… Он меня преследовал, довел меня до полного отчаяния, ты же знаешь, как это бывает… — По вотсапу? — Да. Кира порылась у себя в телефоне и показала его Нардо, а тот, загораживая экран от яркого августовского солнца, быстро пробежал глазами диалог, качая головой: — Могла бы, по крайней мере, предупредить меня или подождать, черт возьми! Такие вещи не говорятся в сообщениях, и уж во всяком случае не так. Мы же договорились: он должен был оставаться в сомнении относительно личности того, кто его заменил. А потом, через несколько месяцев, Марко должен был возникнуть из ниоткуда в качестве «нового друга». Да любой мужик глубоко, брюхом ненавидит того, кто пришел ему на замену, а всех остальных, тех, кто последует, — все слабее и слабее, по нисходящей. Ненависть стихает, и ты это знаешь, Кира. — Знаю, Нардо, я совершила ошибку. Что делать? — А он, случайно, не хочет вернуть тебе твои вещи и подарки? — Именно так. — Типичный случай. Все это плохо, Кира. Я все-таки не советую тебе с ним встречаться. Не нравится мне это. — Но он все время караулит меня возле дома, ты же знаешь. Я не хотела… мне мучительно видеть, как он страдает. Не хочется его доканывать и вызывать полицию — я все-таки люблю его, а сейчас ему очень трудно. Если я с ним не встречусь, кончится тем, что он окажется в тюрьме. Я этого не хочу. Помоги мне, Нардо. Если ты рядом, я спокойна; я знаю, чего не следует говорить, обдумываю все слова. Я сегодня же порву с ним, вот увидишь. Девушка расплакалась, ей было страшно. В Сабине шевельнулось сострадание. Наверное, то, что она сама сейчас переживала, вытащило на поверхность ту самую эмпатию, ту человечность, о которой полицейские вынуждены забывать, чтобы не спятить. Нардо умело погасил этот кризис, снова обнял ее и заговорил с ней по-отечески, пока не убедился, что можно продолжать. Из чемоданчика он достал что-то вроде «жучка» в форме пуговицы и замаскировал его за застежкой сумочки Киры. Потом вытащил более объемистый черный аппарат, снабженный антенной, и быстро проверил, как он действует. — А теперь, Кира, слушай меня внимательно. Мы останемся здесь, совсем близко; даже если ты не будешь нас видеть, знай, что мы рядом. Сумочку из рук не выпускай: этот аппарат действует в радиусе ста метров, и мы будем слышать всё, о чем вы говорите. Я ничего не могу установить у тебя в машине, потому что вы можете пойти что-нибудь выпить или просто пройтись, и не могу дать тебе наушники. Вы будете слишком близко друг от друга. Если он попытается тебя поцеловать — а будь спокойна, он наверняка попытается, — наушники тебя выдадут. — Хорошо. — И прошу тебя, Кира, помни, что можно говорить, а что ни в коем случае нельзя. Помни, что мы — обезьяны, и у этого самца, которого ты знала с детства, еще маленькой обезьянкой, кроме тебя, никого нет. Он может потерять над собой контроль. — Я знаю это, Нардо, и знаю хорошо. — Никаких обвинений, никаких обид. Не будь ни излишне жесткой, ни слишком уступчивой. Оставь открытым узкий и далекий просвет, не назначай времени, не бери никаких обязательств. На сегодня он — самый важный человек в твоей жизни, помни об этом сама и напоминай об этом ему. Тебе просто надо немного прогуляться и подышать воздухом. Он станет обижаться, попытается поставить тебя в неловкое положение, но ведь ты умнее его. Ты-то знаешь, что он всего лишь обезьяна, хоть и думает, что из всех мужчин он самый лучший. Играй умницу, подавляй его. Если будешь спокойной, то запросто слопаешь его, как закуску. Улавливаешь? — Улавливаю. — Ты понимаешь, что он может попросить секса? — Понимаю, но это не проблема. Для меня заняться с ним сексом — все равно что выпить кофе. Вот только кофе возбуждает гораздо сильнее. — Молодец, вот такой ты мне нравишься. Где у вас свидание?