— Конечно. А что нам предстоит? — «‘Ндрангета»[13]. «Интересно, когда же я наконец перестану замирать с разинутым ртом после каждой фразы, произнесенной Нардо?» — спросила себя Сабина и тут же сделала хорошую мину при плохой игре: — Ах, это?.. Ну, так это не в первый раз. Введешь в курс дела? — Нет, я все расскажу тебе завтра. А сейчас пошли спать, мы оба как выжатые лимоны. Если еще держишься на ногах, лучше пойди найди в архиве досье Розанны и изучи его. Но все-таки я бы советовал тебе пойти спать. Дать тебе что-нибудь? Ромашку или таблетку? — Нет, не надо. Я не позволю ни Роберто, ни Джордано, ни всему Соединенному Королевству вывести меня из строя, будь спокоен. — Вот теперь ты мне нравишься. Спокойной ночи, Сабина. Они встали, чтобы разойтись по комнатам, но тут Сабина вспомнила про утренний телефонный звонок. — Нардо, извини, но сегодня утром ты позвонил и сказал, что должен со мной поговорить. Что ты хотел мне сказать? — Да так, ничего срочного. Теперь, когда я знаю, что ты еще у меня задержишься, успеем спокойно все обсудить. Спокойной ночи. 10 Рано утром Нардо проводил Розанну на встречу с адвокатом, который должен был лично отвезти ее в суд. На обратном пути он позвонил Сабине, чтобы убедиться, что та уже проснулась, и велеть собираться: через полчаса она должна быть уже в машине. Сабина быстро встала, оделась, чуть-чуть подкрасилась и, заинтригованная вчерашним вечерним разговором, принялась искать в архиве досье Розанны. Любопытная, как кошка, она заглянула и в другие досье, по большей части тех женщин, которым Нардо «оказывал услуги». Хозяин дома, похоже, относился к этим данным спокойно и хранил их в белой тумбе с выдвижными ящиками, которые не запирались на ключ и были доступны всем. Все досье — надо сказать, среди них попадались и мужские имена — были рассортированы пофамильно и расставлены по алфавиту. Сабина поискала свое досье и нашла его, но в папке не было ничего, кроме формуляра с печатями, заполненного от руки ее паспортными данными. В других досье, помимо таких формуляров, лежали фотокопии судебных актов, различных заявлений и документов идентификации, а кроме того, фотографии, сделанные явно издалека. На них, скорее всего, изображены те места, где жили или часто бывали жертвы и их палачи. Управлять всеми этими людьми и знать наперечет все данные, которые могут быть полезны для вмешательства в экстренной ситуации — как, к примеру, те, что спасли жизнь Киры и обрекли на смерть Джордано, — было нелегко. Но Нардо, с его дотошностью (и это еще мягко сказано) справлялся с задачей ювелирно точно. Сабина вошла во вкус и углубилась в анализ огромного мира информации о всевозможных преследованиях, выбирая папки потолще, иногда толщиной в две упаковки писчей бумаги. Она боялась, что ее застанут за этим не слишком благородным занятием, а потому действовала быстро, но все же отметила для себя несколько особенностей. Прежде всего, учитывая строгие нормы приватности, архив не соответствовал никаким принципам, начиная с глобальной вырубки леса и заканчивая полной недееспособностью государственной администрации. Не предавая гласности щекотливую информацию, Нардо никогда не имел бы особых проблем, но это был архив в полном смысле слова, и в нем не наблюдалось даже следов авторизации права на использование фактов личной жизни клиентов. Сабина улыбнулась про себя, представив, как Нардо отбивается от разных протестов по этому поводу, пускаясь в свои обычные рассуждения о голых обезьянах, зеленых полях и способности человека усложнять себе жизнь, любой ценой соблюдая охрану прав. Еще одной общей особенностью толстых досье была серия непонятных значков, написанных ручкой на обратной стороне папки. В ее досье их не было, если не считать маленького прямоугольника в левом верхнем углу. Зато обратные стороны самых толстых папок, как, к примеру, папка Киры, часто, хотя и не всегда, буквально пестрели значками. А у самых старых, судя по дате заполнения и потертости, в правом нижнем углу стояла красная печать с надписью AIRBR. Сабина сообразила, что Нардо уже вот-вот вернется, и нашла документы Розанны, заметив при этом, что на обратной стороне папки есть только два значка: пять раз повторяющаяся звездочка и четыре раза повторяющийся кружок. А вот прямоугольников, украшавших другие папки, не было. Когда Сабина закрывала выдвижной ящик, ее вдруг одолело желание проверить папку Гайи Лаурентис, вероятно, убитой собственным мужем, Карло Брульи. Во время расследования этого случая впервые и всплыло имя Нардо. Среди досье на букву Л папку она не нашла, а когда услышала, как поворачивается ключ в замке, закрыла ящик и направилась к выходу. — Привет, ищейка, ты готова? — Нардо сиял горделивой улыбкой. — Да, мой султан. Я взяла досье Розанны. — Она с усилием помахала в воздухе толстой папкой. — Вот и хорошо. Я это досье знаю, а вот тебе надо бы в него заглянуть, если придется меня подождать. Поехали? — Погоди минутку. Я приготовила тебе завтрак — вафли с фисташковым кремом и рыбу. — Черт возьми, ты что, пытаешься меня завоевать? — Давно пытаюсь, только ты не замечаешь. — Я все замечаю, мой милый мент. Но ты ведь знаешь мои правила… — Зато ты моих не знаешь. Давай, я уже наливаю кофе. Мы успеваем? — Если поторопишься, то да. После завтрака, прошедшего за болтовней ни о чем, просто ради удовольствия быть в компании, оба сели в «Альфа Ромео» Нардо и отправились в Римский суд. На сегодняшнее утро было назначено слушание дела о том, с кем останутся дети Розанны. Борьбу за детей затеял ее бывший муж Антонио. Быстро побежав глазами копии судебных документов этого джентльмена, Сабина словно опять перенеслась в свой кабинет в Париоли. Там она каждый день до тошноты возилась с бумагами паршивцев такого сорта. Он был осведомителем, «сынком» одного из криминальных кланов Калабрии. Ей не составило большого труда понять, что на самом деле Антонио — всего лишь один из тех мошенников, что добывали сведения для службы защиты исключительно ради собственной выгоды, и, что еще того хуже, в этих сведениях не было ничего, что могло бы заинтересовать полицию. Нардо оценил ту ловкость, с какой Сабина ориентировалась в этих кругах, не свойственную ее коллегам того же звания и положения, и рассказал ей одну совершенно иную историю, о которой, исходя из судебных документов, можно было только догадываться. Это была история о немотивированных и жестоких преследованиях, об омерзительных деяниях, продиктованных только ревностью и жаждой власти. Мужчина годами жестоко обращался с матерью своих детей, с которой был знаком еще со школы, а потом, когда она нашла в себе мужество вырваться из этой безысходной ситуации и бежать на север, его вдруг «осенило», что он ее «любит». В то время, пока она находилась под защитой правосудия, оба бывших супруга, особенно если речь шла о детях, встречались только на официальной территории и только в присутствии полицейских и под охраной карабинеров. Но едва только Антонио сочли раскаявшимся, он снова взялся за свое и принялся истязать жену, словно она была единственным, что осталось от его невеселой жизни. В большинстве случаев ему удавалось к ней приблизиться, обходя запреты закона, играя в основном на ее добросердечии и прикрываясь детьми. Пару раз такие встречи прошли спокойно, по четкому сценарию, зато следующие превращались в настоящие побоища. В результате Розанна оказывалась в больнице, Антонио — в тюрьме, а безутешных заплаканных детей передавали либо родителям матери, либо в дежурные благотворительные учреждения. Нынче утром очередной судья, приглашенный сказать свое слово в этой бесконечной истории домашнего насилия, должен был лишить Антонио родительских прав и передать детей на воспитание матери окончательно и бесповоротно. Оба бывших супруга были обязаны присутствовать на слушании, но рассчитывать на приличную охрану со стороны гражданских служб безопасности не приходилось. У входа стояли всего двое карабинеров, и это на тридцать-сорок залов заседания и кабинетов, которые работали одновременно. Сабина ощутила себя раздавленной, читая документы дела и краем уха слушая бесстрастный рассказ Нардо, который умудрялся еще воевать с бешеным утренним трафиком. Всем давно известно, что бедам конца не бывает, но по сравнению с тем, что перенесла Розанна, ее собственная история с преследованиями казалась сущим пустяком. Как полицейская дама с высоким положением, которой она себя осознавала, сейчас Сабина оказалась абсолютно бессильной. Антонио и Розанна являли собой стереотип скверного функционирования всей системы правосудия и той легкости, с какой любой преступник, даже самый отпетый, при хорошей поддержке может действовать, как рычагом, юридическими институтами, существующими только на бумаге. Все это неоспоримо доказывает, что современная юрисдикция неприменима к таким тяжелым случаям и преследует главным образом личные интересы весьма сомнительного свойства. Когда Сабина впервые увидела Розанну, Нардо еще только-только входил в ее жизнь. Последний фингал Антонио поставил ей во время «защищенного» свидания с детьми, когда набросился на нее с обвинениями в измене. Мало того, что он ударил ее по лицу, он еще почти оторвал ей ухо, когда тащил за него через всю комнату, а оперативницы не успели его вовремя нейтрализовать. Этот проступок сочли недостаточным, чтобы в очередной раз заключить его в камеру (полиция слишком поздно вмешалась, поскольку была далеко от места преступления, а потому смогла только сделать заявление), но его хватило, чтобы Антонио утратил последние остатки надежды вернуть жену. Одна из представительниц социальной службы тогда посоветовала Розанне обратиться к Нардо, весьма успешному «массажисту» и своему старому знакомому. Тот выслушал ее и осмотрел, а потом предложил защиту и гостеприимство. В это утро он должен был стать ее живым щитом, на тот случай, если бывший супруг и отец ее детей снова впадет в бешенство. — Нардо, но ведь дело может кончиться кровопролитием. — Возможно. Но я, то есть мы, обставим всё таким образом, чтобы это не оказалась кровь Розанны или, не дай бог, наша. — Что ни полиция, ни карабинеры не станут ее защищать, это я понимаю. На сегодняшний день у них такого права нет. Но мне непонятно, как это дойдет до простого гражданина. — А и не нужно, чтобы дошло. У нас он сам сделает все, как надо. А значит, в трибунале у нас проблем не будет, вот увидишь. — Оружие он с собой взять не сможет, но я все равно ни на грош не доверяю охране. — По этому поводу мы сделали запрос, и нас уверили, что в помещении будут присутствовать охранники. — Значит, я думаю, мы туда и не войдем? — Конечно. Он не должен увидеть нас и расценить как часть вражеской команды. Мы будем наблюдать снаружи. Розанну он, как и всегда, считает своей собственностью. Но дети — для него единственный повод, чтобы встречаться с ней, лупить ее и чувствовать себя все еще мужчиной. Сегодня у него отберут все права, и жизнь паразита утратит для него всякий смысл. Он это хорошо понимает и поведет себя соответственно: как яблоко, которое, оторвавшись от ветки, упадет с дерева. — Как скажешь, командир. Когда они приехали в район Прати, Нардо послал Розанне ободряющее сообщение. Она ответила, что волнуется, но хорошо выспалась благодаря снотворному, которое дал ей Нардо. Антонио она пока не видела. Они припарковали «Альфа Ромео» недалеко от площади Квирити и уселись на скамейку возле станции метро «Лепанто». Этот район оба знали хорошо, и Нардо рассчитывал увидеть Антонио издали. Встреча была назначена примерно через полчаса, и надо было ждать, никому не бросаясь в глаза. Сабина непринужденно закинула свою ногу на ногу Нардо, чего, будучи сотрудницей полиции, никогда бы не сделала. Она знала это место: рано или поздно мимо наверняка пройдет кто-то из знакомых, но это ее мало беспокоило. Маловероятно, что этот «кто-то» будет Роберто: прокуратура располагалась далеко от гражданского сектора трибунала. Сабина почти не думала о Роберто, находясь рядом с Нардо: тот действительно умел излечивать сердечные недуги. Но когда заметила, что ее султан не отодвинулся, а, наоборот, дал понять очаровательной улыбкой, что оценил ее интимный жест, в ней вдруг вспыхнула надежда, что Роберто и вправду может пройти здесь и увидеть их. Чтобы преодолеть возникшее смущение, она заговорила: — Ну, так что, Нардо, что ты хотел мне вчера рассказать? Казалось, его этот вопрос удивил. — Да так, ничего особенного. Я и сам почти не помню. — Стеснительного изображаешь? Это не твой стиль. Он сразу же вновь обрел свой солидный и вальяжный вид — и буквально сразил ее: — Я хотел поговорить с тобой о религии. — О чем? С чего это вдруг? — А с того, что она — важный фактор, от которого зависит равновесие в нашем сообществе голых обезьян. Я заметил, что ты довольно часто упоминаешь имя Господа, и хочу пояснить, что такое религия на самом деле. У Сабины возникло отчетливое впечатление, что речь сейчас пойдет о некоем доводе, который он приплетет просто так, наугад. Однако, чтобы не нарушать возникшую близость, она дала ему полную свободу, предвкушая очередную интересную историю. Да и время можно будет неплохо скоротать. — Прошу вас, учитель. Ученица готова к следующему озарению. — Вот льстица!.. Ладно. Но тебе, как обычно, придется усилиться. Попытайся дать мне определение религии, которое подходило бы ко всем более или менее известным, то есть к наиболее распространенным ее разновидностям. — О господи!.. Знаешь, это ставит меня в тупик. Мне кажется, что я снова вернулась в лицей. — Вот видишь? Ты снова упоминаешь религиозные сюжеты и символы; значит, эта тема может стать для тебя полезной. Ну, давай! — Хорошо. Религия — это объединение верований, мыслей, ритуалов, дающих обществу надежду, иными словами, то, во что можно верить. — Неплохо, девочка. Немного путано, но и вопрос был задан врасплох… Честно говоря, на лучшее я и надеяться не мог. — Ну да, короче, теперь ты меня презираешь. И после того как ты меня совсем запутал, собираешься просвещать, учитель? — Мне абсолютно нечему кого-либо учить, дорогая. Максимум, что я могу… — Ага, поделиться, я знаю. Тогда поделись со мной твоим знанием! — А ты знала, что это фраза Далай-ламы? «Поделись своим знанием, ибо это лучший способ достичь бессмертия». Нынче многие искажают это высказывание: в Сети можно «поделиться» чем угодно, начиная с фотографий аперитивов. Сабину поначалу сбила с толку та скорость, с которой Нардо умудрялся переходить от серьезных вещей к площадным шуточкам, и она начала улыбаться, постепенно входя во вкус, а потом залилась веселым смехом, разом освобождающим от всех проблем. Он залюбовался ею, потом продолжил: — По мнению научного сообщества, религиозные обряды по большей части суть проявления покорности, многократно повторенные и ставшие ритуалом. Покорность изъявляет некая группа по отношению к индивидууму, которого почитают высшим и неприкосновенным. А цель этих обрядов — либо умилостивить высшее существо, либо добиться от него решительного вмешательства. Согласна? — Ну как я могу не согласиться с научным сообществом? — Отлично. Эта высшая сущность имеет множество воплощений, в зависимости от эпохи и места: от солнца до вулкана, от человека с орлиной головой до старого мудреца. Но ей всегда присуще одно неотъемлемое качество: всемогущество.