— Это верно. Следовательно?.. — Следовательно, сейчас религия, как ее понимаем мы, голые обезьяны, находится на линии ворот, исключительно чтобы измениться. А что же происходило в ходе эволюции на зеленом поле? — Э… а что происходило? Ничего в голову не приходит, ведь это было давно. — Тогда слушай: когда мы были обезьянами, мы жили в безопасности на деревьях. Чем мы питались? — Фруктами? Овощами? — Не только. Как и теперешние приматы, мы, будущие голые обезьяны, жили в густых лесах, где было полно фруктов и овощей, но еще — нравится это веганам или нет — насекомых и мелких зверюшек всех сортов и калибров. Мы ели всё подряд с утра до вечера, жили группами, а чтобы поесть, нам достаточно было просто протянуть руку. Вот почему сейчас не найдется ни одного диетолога, который не рекомендовал бы не наедаться до отвала дважды в день, а есть понемножку несколько раз, как мы, пока жили на линии ворот… — Но, господи, ведь это верно! — А еще ты призываешь Господа, когда видишь что-нибудь необыкновенное. Но тут нет ничего необычного, это всего лишь наука, а значит, к тому же и история. Наш желудок эволюционировал на зеленом поле, потому что не годится играть только на линии ворот, как поступали все, кроме нас. — Давай дальше, Нардо. — В таких сообществах не было нужды охотиться, борьба за существование была отдаленной перспективой, правила общежития диктовал доминирующий самец, который необязательно был самым сильным, но обладал мощной харизмой. И его признавало все племя. В группе такая фигура и была богом; ему подчинялись, его почитали, и так было на протяжении всего периода зеленого поля. То есть для нас он постепенно становился фигурой необходимой. — Я чуть не сказала «о господи!», но говорю «ничего себе!». Ничего себе! А потом? — А потом либо нас стало слишком много, либо деревьев слишком мало, и наши предки решили покинуть леса и перебраться в саванну. Первый шаг к завоеванию мира был сделан, но в ближайшем будущем он стал травматичен, и это еще слабо сказано. Теперь мы были вынуждены охотиться и каждый миг рисковать жизнью. Мы начали делать небольшие запасы еды и съедать их только дважды в день, возвращаясь с охоты, потому что не были достаточно вооружены, чтобы соперничать с хищниками. А на то, чтобы научиться обращаться с оружием, у нас ушли века. Теперь и роль доминирующего самца изменилась, потому что уже никому не хотелось склонять голову или рисковать жизнью ради того, кто не доказал, что достоин жертвы. А значит, вожак стаи перестал быть «избранным», богом, а просто выделялся своей силой, умел охотиться больше и лучше других и мог защитить соплеменников от агрессии воров или соперничающих групп, как еще сегодня поступают львы. Лидерство радикально сместилось в сторону меритократии[14] и оставалось таковым вплоть до прихода политики, а вместе с ней — всяческих игр вокруг власти, которые, в комплексе с нашей эволюцией, занимают на белой линии ворот пространство в два миллиметра. — Интересно. А затем? — Ты слышала когда-нибудь о боге-сотруднике? О боге осязаемом, который все время находится рядом и готов запачкать руки? А главное — о боге, который может ошибаться, как ошибается порой командир войска или властитель, сраженный шпагой претендента на престол? Думаю, что не слышала. — И правда, не слышала. — И все-таки у нас, голых обезьян, в генах уже укоренился догмат поклонения высшему существу. Мы слишком долго жили в этом поклонении, и наша фантазия работала, обожествляя животных, предметы, атмосферные явления или людей прошлых времен, наделенных харизмой непогрешимости. Нам всегда необходим предмет обожания, чтобы было кого бояться, кому подчиняться и у кого выпрашивать милости. Мы и теперь, уже пройдя длинный путь эволюции, обращаемся к вере, если нам не удается что-то объяснить. Раньше мы приносили в жертву девственниц или козочек, а теперь жертвуем свое время на алтарь других бессмысленных мифов. — Никак не могу решить, чего в тебе больше: богохульства или очарования. — Оба комплимента великолепны, а потому решай сама. Я, между прочим, объяснил тебе, почему в Риме больше церквей, чем мусорных баков или фонтанчиков с водой, а потому ты должна как минимум угостить меня кофе. — Я пока не хочу, мы же пили кофе совсем недавно. — Хочешь, хочешь, поскольку Антонио только что зашел в бар, что у нас за плечами. Значит, так: ты ждешь пару минут, потом выходишь, заказываешь два кофе и выносишь сюда. Внимательно вглядись в Антонио и запомни его, но так, чтобы он тебя не заметил. — Хорошо. А ты сам не пойдешь? — Нет, будет лучше, если он меня не увидит, даже мельком; я тебе потом объясню. У него встрепанные крашеные волосы, бледно-голубое поло, сумка через плечо, тонкие ноги и талия, как у борца сумо. — Ладно, сейчас иду. Только объясни мне, для чего понадобилась эта притча про религию. Мне она очень понравилась, как обычно, но если ты все это затеял, чтобы не давать мне каждую секунду восклицать «о господи!», то, по-моему, это перебор. — Да вовсе нет, восклицай сколько хочешь. Это всего лишь база для другого разговора, гораздо более важного, который у нас состоится в другой раз, тем более что сейчас нам есть чем заняться. — Разговор о чем, прости за бестактность? — О том, чего нет, но что привело Антонио сюда. И он готов бесповоротно разрушить свою жизнь. То же самое только что заставляло тебя каждую секунду проверять мобильник и оглядываться по сторонам в надежде, что Роберто сейчас пройдет мимо и увидит, как мы сидим, обнявшись, словно жених с невестой. Сабина вздохнула, признав свое поражение: — Да ты просто демон какой-то… — Знаю. * * * Антонио был типичным заурядным итальянцем, который, вопреки очевидности, считал себя самым лучшим. Низкорослый, с невыразительными чертами лица, он позволил злоупотреблениям взять над собой верх, и они так исказили его облик, что теперь он даже отдаленно не напоминал того средиземноморского парнишку, который изображен на фото с карты идентификации, хранящейся в досье Розанны. Он отвратительно обильно потел, подмышки его были обведены мокрыми кругами, а шея — мокрым ожерельем. Розанна, при своем более чем скромном положении, несмотря на детей и постоянные мучения, выглядела и держалась великолепно. От одной только мысли о том, что это омерзительное существо добивалось права прикасаться к бывшей жене, у Сабины к горлу подступала тошнота. Но ей удалось как следует его разглядеть: недаром она была профессионалом. Антонио пришел один, был очень возбужден и все время лихорадочно поглядывал на мобильник. Чтобы обеспечить доставку калорий для поддержания своей необъятной талии, он заказал кока-колу и сдобную булочку с кремом, посыпанную сахаром, и теперь с жадностью все это поглощал. Его не интересовал окружающий мир: ни туристы, идущие к собору Святого Петра, ни рабочие всех специальностей, снующие по улицам. Он был на пике нервного напряжения, хотя и не подавал виду, и напоминал самоубийцу, готовящегося совершить собственную казнь. Сабина воспользовалась моментом, чтобы зайти в туалет, потом заказала два кофе и направилась к скамейке, но Нардо уже куда-то с нее перешел. Она спокойно огляделась и увидела его на другой стороне боковой улицы, тоже выходящей на дорогу Юлия Цезаря. Он повернулся и пошел по улице; она шла за ним, делая вид, что ничего не происходит. Потом поравнялась с ним и протянула ему кофе. — Я полагаю, тебе нетрудно будет его узнать, если понадобится, ловкая ищейка? — Конечно. Так куда мы идем? — Мы за ним проследили и знаем, откуда он войдет; и еще знаем, что и выйдет оттуда же. А вот чего мы не знаем, так это чем он воспользуется, чтобы выследить жену. — То есть ты хочешь сказать, что он собирается на нее сегодня напасть? — Несомненно. Утратив родительские права, он не сможет узнать, куда перевезут детей. У семьи Розанны много связей в Канаде. Как только Розанна сможет свободно путешествовать с детьми без разрешающей подписи отца, она увезет их далеко, чтобы начать наконец новую жизнь. Ему остается либо убить ее сегодня, либо потом сделать слишком большое усилие, чтобы ее найти. А он прекрасно понимает, что не способен на это: кишка тонка. — Понятно. Какая еще информация у тебя есть? — Та, которую подсказывает здравый смысл. У Антонио нет водительских прав, и в одиночку он не может быстро передвигаться. Значит, его кто-то сюда привез. И этот кто-то, очень вероятно, не окажется представителем Красного Креста, и его можно будет вычислить. — Ладно, давай разделимся. Через четверть часа встречаемся возле бара для первого обсуждения результатов. — Слушаюсь, командир! Через тринадцать минут они встретились в условленном месте, чтобы обменяться впечатлениями первой рекогносцировки. Тем временем Розанна прислала сообщение, что слушание вот-вот начнется и что муж движется по коридору, дружески беседуя со своим адвокатом, а в ее сторону даже не смотрит. Нардо и Сабина выделили с десяток автомобилей, которые могли пригнать для подкрепления доблестного смельчака Антонио, и у всех были примерно одинаковые характеристики. Большинство из них были припаркованы как попало — видимо, чтобы быть как можно ближе к подъезду трибунала, а не только из-за хронической нехватки места. Судя по номерным знакам, шесть из них прибыли с юга Италии, а водители и пассажиры еще четырех либо сидели внутри, либо толклись неподалеку, коротая время кто как может. Оба разведчика, стараясь не мозолить глаза, умудрились поближе подойти к подозрительным машинам, чтобы убедиться, не исходит ли от двигателей специфический звук системы охлаждения, говорящий о том, что их заглушили совсем недавно. Сабина, с ее специфической профессиональной хваткой, разглядела, что под передним пассажирским сиденьем лежат массивные цепи. А Нардо заметил, что двадцатилетний «Ауди 80» с шумным и явно модифицированным двигателем раза четыре проехал по проспекту, словно что-то разведывал. И ему показалось, что он слышал этот характерный звук, перед тем как Антонио появился у него за спиной у входа в бар. Сверив все данные и исключив маловероятные автомобили, оба пришли к заключению, что Антонио мог рассчитывать на поддержку в общей сложности трех машин. — У него практически есть по машине для каждого возможного маршрута, учитывая, что проспект Юлия Цезаря, если двигаться к Ватикану, никуда тебя не приведет, а значит, можно только пересечь реку по направлению к Муро Торто, подняться к Аурелии или ехать в направлении Тор ди Квинто. — Верно. Молодчина, я бы не смог сказать лучше. — Ты массажист, а я полицейская ищейка, легавая, милейшая моя борода. И не говори, что дело не в массаже, а в лечебных процедурах: мне это уже порядком надоело. Нардо ничего не сказал, только рассмеялся, а Сабина продолжила: — Ты знаешь, куда поедет Розанна после слушания? — Мы все время на связи; она поедет туда, куда скажем мы. Но проблема в другом: цепи относятся к тому редкому типу оружия, которое никто не может запретить возить с собой… — И проблема в том, что нас всего двое. — Именно. Учти еще, что машин будет только две, с двумя людьми в каждой. Если они будут действовать согласованно, мы рискуем оказаться вдвоем, без оружия, против четверых, вооруженных цепями. Строго говоря, перебор. Разве что моя подруга Сабина воспользуется своим званием и положением, чтобы получить квалифицированную помощь… Интересно, что бы делал Нардо, окажись он в этой ситуации один? Ведь ее присутствие в это утро вполне можно считать импровизацией. Не успела Сабина осмыслить это сомнение, как ее товарищ по несчастью получил сообщение: слушание закончилось, и Антонио, поняв, что он официально больше не считается отцом своих детей, молча исчез за дверью зала. — Что будем делать, Нардо? — Выберем единственно мудрое решение: не попадаться ему на глаза. Мне нужно сопровождение. Думаю, тебе не откажут в охране, даже если ты не станешь вдаваться в подробности? — Можно попробовать; надеюсь, проблем не возникнет. — Хорошо. Это животное вот-вот выйдет, и я пойду за ним, потому что он меня пока еще не видел. Каким бы олухом он ни был, все же у него за плечами криминальное прошлое, и он привык оглядываться по сторонам, прежде чем действовать. Ты же вызови летучий патруль, предъяви им пропуск, проведи в помещение суда и попроси, чтобы они без шума вывели Розанну и отвели куда-нибудь подальше. А я, как только смогу, ее заберу. — Ладно. Ты предупредил Розанну и адвоката? Где стоит их машина? — Внутри, во дворе; это еще одна редкая уступка от учреждения, которой мы добились. Я позвоню им и попрошу сидеть в офисе, пока не придешь ты. Договорились? В этот момент из двери рысью выскочил Антонио и сразу рванул на север. Лицо у него было перекошено, и он кричал в трубку фразы на каком-то непонятном языке. — Иди, Нардо, дальше я сама справлюсь. — Пока, легавая. * * *